Медная пуговица - Овалов Лев Сергеевич - Страница 30

– Вам понятно, по чьему поручению я действую? – спросил он меня.

Я согласно наклонил голову.

– Поэтому вам придется рассказать о себе, – сказал он. – Но предварительно поинтересуйтесь…

Он все же протянул мне привезенное письмо. Конверт был заклеен, и, пока я его вскрывал и читал записку Жернова, Железнов молча наблюдал за мной.

Я хорошо знал и почерк своего начальника, и его манеру выражаться. Записка отличалась обычным его ла­конизмом. В ней Жернов передавал мне привет и совершенно официально, в тоне приказа, предлагал полностью довериться подателю письма.

Да, все в записке было сухо и лаконично, но – это даже трудно объяснить – какая-то теплота, сдержанная стариковская ласка сквозила меж скупых строк…

“Вам трудно, и будет трудно, – писал мне Евгений Осипович Жернов, в годы моего пребывания в академии мой профессор, а затем непосредственный начальник по службе. – Но вы не один, и, как бы вам ни было трудно, Родина всегда с нами. Податель этого письма действует по поручению нашего командования…”

Я было спросил:

– А где…

И тут же замолчал: вопрос был неуместен. Однако капитан Железнов угадал мою мысль.

– Нет, отчего же, – ответил он. – Вы вправе поинтересоваться. Полковнику Жернову дело нашлось бы и в Москве, но он боевой офицер и настойчиво стремился на фронт. Он в штабе армии. Там полагали, что его письмо не может вызвать у вас сомнений…

– Но не так просто было его мне вручить!

Я улыбнулся, еще раз взглянул на записку, перегнул листок и сунул было его обратно в конверт.

– Нет-нет, – остановил меня Железнов. – Прочли, убедились, а теперь спичечку… – Он тут же протянул мне коробок. – Никаких документов, ничего, – объяснил он. – В вашем положении…

Я зажег спичку и послушно приблизил ее к листку. Синее пламя лизнуло конверт. Я положил его на краешек стола. Вспыхнул на минуту желтый огонек, и письмо полковника Жернова превратилось в горстку серого пепла.

Железнов перегнулся через стол и сдул пепел на землю.

– Так-то лучше, – заметил он. – Все здесь и ничего здесь! – Он похлопал себя сперва по голове и затем по карману. – А теперь давайте поговорим. Хотя времени у нас в обрез. Докладывайте обо всем, что произошло с вами.

Мне было понятно его требование, но не так-то просто было рассказать о себе.

– Знаете, товарищ Железнов, я и сам хорошо не понимаю, что произошло со мной, – признался я с некоторым даже замешательством. – Меня убили, то есть пытались убить. В тот же вечер в Риге был убит некий Август Берзинь, и он же Дэвис Блейк, как мне потом стало известно, резидент Интеллидженс сервис в Прибалтике. Воспользовавшись тем, что между нами имелось некоторое сходство, наши тела, если можно так выразиться, поменяли. Меня перенесли на место Блейка, а Блейка – на мое. Затем его похоронили под именем Макарова, а я под именем Берзиня был помещен в больницу и впоследствии очутился в немецком госпитале…

Железнов сочувственно мне кивнул.

– Это примерно совпадает со сведениями, которые удалось собрать о вас товарищам, – согласился он. –

Вас пытались убить и действительно сочли убитым. Покушение на вас совпало с первой бомбежкой Риги, и, возможно, это обстоятельство и помогло инициаторам покушения совершить этот мрачный маскарад. Во всяком случае, ваш труп… то есть, как это выяснилось потом, труп человека, принятый за ваш, был найден поутру в изуродованном виде под обломками какого-то здания, однако одежда и документы позволили опознать в нем майора Макарова. Поскольку вы сидите сейчас передо мной, несомненно, что похоронен был кто-то другой. Известно, что вы лежали в немецком госпитале. Потом стало известно, что вы живете в Риге под именем Августа Берзиня. Это было странно, но… Держались вы странно, но немцы почему-то вас не трогали. На изменника вы не походили, те ведут себя иначе. У нас были некоторые возможности к вам присмотреться, и с вами решили установить связь…

– Но я вправе был заподозрить провокацию? – перебил я Железнова, пытаясь еще раз объяснить свою недоверчивость. – Когда в городе, занятом фашистами, приходит человек, называет себя советским офи­цером…

– Но ведь я знал, кому себя называл? – возразил Железнов.

– Ну а если бы я вас все-таки выдал?

Железнов улыбнулся.

– Я думаю, что вы не успели бы… – Он опять перешел на деловой тон. – Лучше скажите, чем вы были заняты в Риге?

– Выжидал, – объяснил я. – Собирался бежать на Родину и выжидал, когда это можно будет осуществить. В мою жизнь впуталась какая-то авантюристка, Софья Викентьевна Янковская. Во всяком случае, так она себя назвала. Это именно она и стреляла в меня, но, по ее словам, она же меня и спасла. Выдала за Августа Берзиня, хотя на самом деле я Дэвис Блейк. То есть я Блейк, который жил в Риге под именем Берзиня. Немцы, по-видимому уверены, что я действительно Блейк, и пытаются меня перевербовать, а Янковская советует согласиться. На кого на самом деле работает она сама – на немцев или на англичан, – мне неясно. У Блейка в Риге имелась сеть осведомителей, вернее, осведомительниц – несколько десятков девушек, работающих в различных местах, где бывает много посетителей. Сеть эта сохранилась до сих пор. Обыватели могли думать, что Блейк – просто отчаянный ловелас, но осведомленным людям нетрудно было догадаться об истинном характере связей Блейка. Эта агентура была законспирирована весьма примитивно, не так, как это обычно делает Интеллидженс сервис, и заведена была, по-видимому, специально в целях дезинформации. Теперь выясняется, что под руководством Блейка имеется еще группа агентов, законспирированных столь тщательно, что они, по словам Янковской, неизвестны даже ей…

– Ладно, об этом вы доложите… не мне! – прервал меня Железнов. – А что делали вы сами?

– Выжидал, я уже докладывал, выжидал благоприятного момента, чтобы бежать от немцев… – Я улыбнулся. – И, как видно, дождался…

– Почему? – сухо осведомился Железнов.

– Да потому, что меня теперь, надеюсь, перебросят на нашу сторону, – сказал я уверенным тоном. – Я полагаю…

– Что? – насмешливо спросил Железнов.