История одной судьбы - Овалов Лев Сергеевич - Страница 39

— Врете. В магазины масло не поступало.

Легкое замешательство.

— Продавали со склада.

— Кому?

— Ну… Кто обращался.

— А кто обращался?

— А мы не знаем…

Здесь трудно подкопаться. Масло получено и продано. Может быть, даже в одни руки. Но деньги получены. За все масло. Все в порядке.

Анна поехала на маслозавод. Дудаков, директор завода, считался хорошим хозяйственником. Вежливый товарищ, с незаметным лицом, в недорогом зеленом венгерском костюмчике.

— «Рассвет» в этом месяце много масла сдал?

— Порядочно.

— А сколько именно?

— Сейчас уточним… Алексей Ильич!

Перед Анною предстал собственный муж.

— Сколько молока «Рассвет» сдал в июне, Алексей Ильич?

Алексей взял счеты.

— Сейчас сочтем.

Он защелкал костяшками.

— Это ты что пересчитываешь? — догадалась Анна. — Масло в молоко?

Он не ответил ей, закончил подсчет, назвал количество молока в литрах.

Анна гневно посмотрела на Дудакова.

— Вам «Рассвет» сдавал молоком или маслом?

— Молоком.

— А они говорят, маслом.

Дудаков невозмутимо смотрел на Анну.

— Они что-то путают.

Анна попросила показать квитанции. Сдаточные ведомости оформлены на молоко. По документам все везде правильно. Она ни с чем вернулась в райком. Не так-то легко опровергнуть сводку.

С Алексеем они встретились за ужином.

— Чего это тебя понесло на завод? — сразу обратился он к жене.

— Да, понимаешь, Алеша, молока не было и молоко сдали, — доверчиво объяснила она. — Нельзя же такие вещи допускать.

— Какие? — насмешливо спросил он. — К примеру, я хочу сдать масло. Пошел на рынок, купил, сдал. Разве возбраняется?

— А сдавали все-таки масло? — поймала его на слове Анна.

— Конечно, — подтвердил он.

— Ваше же масло? От вас на склад, а со склада обратно?

— А его и не возили вовсе, — насмешливо объяснил Алексей. — Двигались одни накладные. А оно как лежало, так и лежит без движения.

— И все это проводил ты?

— А кому же еще!

— Но ведь это мошенничество.

— Чем?

— Вот почему нельзя купить масла в магазинах! Вот как прячут дурную работу…

Алексей участливо посмотрел на жену.

— По-детски думаешь, а пора бы уже повзрослеть.

XXXVIII

Анна не спала ночь. Она сама на себя сердилась, но что ж поделаешь? Не защищаться же фальшивыми сводками от критики. Она понимала, что сводка передана в Пронск, что в Пронске довольны. Понимала, что исправлять сводку, снижать проценты — более чем неприятно. Она это понимала так же хорошо, как и то, что Тарабрин не захочет выступить в роли унтер-офицерской вдовы. Она не знала что делать. Но терпеть обман она не могла.

Она рано пришла в райком. Раньше Тарабрина. Предстоял неприятный разговор. Но Анна не торопилась, даже оттягивала встречу, пока, наконец, дверь не приоткрылась и не показалась голова Клаши.

— Анна Андреевна! — позвала она. — Вас просит Иван Степанович.

Анна поднялась тотчас. Тарабрин не любил ждать. Она пересекла приемную, на мгновение задержалась у двери кабинета.

Клаша уже сидела за своим столом.

— Один? — спросила Анна.

— Один, один… — торопливо сказала Клаша.

Тарабрин сидел, подперев голову рукой, читал какую-то бумагу, глаз его не было видно, виден был только открытый лоб.

«Хороший лоб, — подумала Анна. — Умный человек Тарабрин. Но какой-то уж очень чистый лоб, ни морщинки на нем. Как мрамор».

— Звали, Иван Степанович?

Тарабрин поднял голову. Он редко улыбался. Посмотрел на Анну и улыбнулся ей.

— Садись, садись, Анна Андреевна. Хорошо, что зашла.

Анна села, молчала, ждала, что скажет Тарабрин.

Но Тарабрин тоже молчал.

— Бюро в час? — спросила Анна.

— Да, через полчаса, — сказал Тарабрин.

Помолчали еще.

— С маслом ерунда какая-то получилась, — сказал Тарабрин.

— Какая же ерунда? — сказала Анна. — Просто липа. Надо сообщить в обком, что план по молоку не выполнен.

— То есть как не выполнен? — насмешливо переспросил Тарабрин. — Ты, Анна Андреевна, чего-то путаешь. План выполнен. Я сам просматривал сводку. Разве без меня Дудаков посмел бы представить ее в райисполком?

— Но ведь на самом деле нет даже ста процентов, Иван Степанович.

— А что же сдавали? Воздух?

— Масло.

— Ну это меня не интересует — масло или молоко. Важно, что сдали.

— Но ведь это комбинации.

— Чьи?

— Вот этого я пока не пойму.

— Ну, так вот по этому поводу я и позвал вас, Анна Андреевна. Колхозы сдавали, как положено. Но на маслозаводе совершенно запутана отчетность. И повинен в этом, к сожалению, ваш муж…

— Но ведь сдавал и принимал масло не он?

— Но он оформлял! Я не хочу вам неприятностей. Поэтому оставим все, как было.

— Подождите, Иван Степанович, — медленно проговорила Анна. — Сперва о молоке. Потом о моем муже. Надо сообщить в обком, что мы по молоку не дотянули.

— Но это же неправда!

— Покупали чужое масло и сдавали в счет собственного молока!

— А где доказательства?

— Мне сам Поспелов сказал.

— Документы, документы нужны. Я тоже звонил, интересовался. Все правильно.

— Надо исправить сводку.

— Да поймите, Анна Андреевна, что это невозможно переиграть. Ну, как вы это себе представляете? Колхозы обратно забирают масло с завода, везут в райпотребсоюз, там возвращают деньги… В общем, крути киноленту в обратную сторону? Вы подумайте: возможно это проделать?

— Тогда просто сказать правду…

— Обрадуете обком? И что, собственно, сказать? Выполнили — и каемся?

В чем-то Тарабрин прав. Сводку действительно невозможно переиграть.

— Я прошу назначить проверку, Иван Степанович. Ревизию. Чтобы такие вещи не могли больше повториться. Надо начать с маслозавода…

Тарабрин с интересом посмотрел на Анну.

— Хотите поставить под удар собственного мужа?

— Я не хочу ставить под удар собственную совесть.

— А если мы воздержимся?

— Я поставлю вопрос на бюро.

Тарабрин высыпал из деревянного стакана карандаши, пересчитал, положил обратно. Подумал. Тряхнул головой.

— Обойдемся без бюро. Не надо так официально. Пусть будет по-вашему. Поручим Семену Евграфовичу…

Облегченно откинулся на спинку стула, поправил рукою волосы, и только тут Анна заметила на его умном и большом лбу мелкие капельки пота.

XXXIX

Тарабрин оказался верен своему слову. В тот же день он переговорил с Жуковым. Жуков тоже не стал медлить, и без каких-либо оттяжек, как Анна и хотела, ревизия нагрянула на маслозавод.

В основном ревизии подверглась бухгалтерия завода, то есть Бахрушин, то есть собственный муж Анны… Санитарный врач достаточно придирчиво осматривал завод в установленные сроки, чистота соблюдалась на заводе неукоснительно. Масло и сыр, которые завод поставлял в Пронск и в другие города, — продукция его доходила даже до Ленинграда, — не встречали неодобрительных отзывов. Побольше бы такого масла и сыра! Таким образом, проверить следовало только отчетность, приход да расход, выяснить, сколько поступает на завод молока и куда оно девается…

— Раз уж проверять, так проверять, — сказал Тарабрин, и Жуков сказал обследователям примерно то же:

— Злоупотреблений как будто незаметно, но уж коли решили, поднимите всю отчетность, проверьте, так сказать, до конца…

Два дня шелестели на заводе бумагами, Алексей Ильич подавал всякие гроссбухи, в которые и сам-то заглядывал, пожалуй, впервые, и все было в порядке, все, как говорится, соответствовало. Но…

И вот акт комиссии уже на столе у Жукова, Жуков звонит Тарабрину, Тарабрин разыскивает по району Гончарову, и, поймав ее по телефону в Давыдовском совхозе, просит вечером, по возвращении, обязательно заглянуть в райком.

Тарабрин отменно вежлив, спокоен, может быть, чуть ироничен.