История одной судьбы - Овалов Лев Сергеевич - Страница 30

— Все это шуточки, Анна Андреевна, люпин, клеверок, травка, — примирительно произнес он. — А в конечном итоге кормить будем березкой.

— Березкой?

— Березовыми вениками. — Волков с веселым состраданием смотрел Анне в глаза. — Говоря между нами, положа, так сказать, руку на сердце, признайтесь, Анна Андреевна, сколько веников заготовили вы в колхозе?

— Да вы что — смеетесь? — Анна смотрела прямо в глаза Волкову. — Ни одного.

В глазах Волкова проскользнуло удивление.

— Ну, счастлив ваш бог, значит, вас не зря выбрали депутатом. Зато уж у соседей ваших, будьте уверены, вениками набит не один сарай! — Он встал из-за стола. — Однако пора. Слышите, звонят. Пойдемте, послушаем, какую нам еще отвалят речугу.

В зале во время заседания Анна вдруг поймала себя на том, что внимает теперь ораторам иначе, чем до разговора с Волковым. Костров правильно рассуждал, критика его доказательна, но что почерпнула она из его речи для себя? То, что коров надо обеспечить кормами? Для того чтобы сказать это, не надо быть секретарем обкома.

"Эх, — подумала Анна, — вместо всех этих выступлений, где одни перечисляют, что у них хорошо, а другие, что у них плохо, прочли бы нам, приехавшим из деревни депутатам, хорошую лекцию, да не вообще лекцию, а заставили бы какого-нибудь академика или профессора пожить в Пронске, заставили бы его подробно разобраться, что и как лучше сеять на скупой и неподатливой пронской земле…

Кострову бы не советы давать, как доить и пахать, а найти бы людей, которые смогут эти рекомендации и научно и практически обосновать, тогда Костров во сто раз больше принес бы пользы прончанам".

Если в начале сессии Анна больше слушала, в конце ее она уже больше думала…

Она еле успела забежать перед отъездом в магазины — билеты на поезд приобретены были сурожцами заранее — купить детям игрушек, конфет и золотистых медовых пряников, которые она всегда привозила из Пронска.

В Суроже ее ждала машина, присланная Поспеловым. Колхоз недавно приобрел «газик». В обед она была уже дома.

Дети, разумеется, ждали гостинцев…

Алексей тоже сидел дома. Вид у него был обиженный, как у именинника, который наперед уверен в том, что не получит заслуженного подарка.

Анна вошла.

— Ну, здравствуйте, — сказала она.

Младшие бросились к матери, полезли разворачивать свертки. Женя подошла последней и лишь слегка прикоснулась к щеке матери, она была сдержанной девочкой.

Анна раздала подарки: Коле — автомобиль, девочкам — ленты, нитки для вышивания, книжки.

Из кухни выглянула свекровь.

— Обедать будешь?

Это была ее обычная манера — разговаривать через порог.

— Нет, мама, спасибо, я ела на вокзале…

Алексей ничего не говорил, даже не поздоровался.

— А ну! — вдруг прикрикнул он на детей. — Идите к бабушке…

Они заторопились прочь, Анна тут только заметила, что Алексей выпивши.

— Ну что, нагулялась? — насмешливо спросил он.

— Я не гуляла, — миролюбиво ответила Анна. — Ты же знаешь…

— Ах да, ты у нас депутат, — язвительно изрек Алексей. — А по ночам ты тоже с кем-нибудь заседала?

Он встал и пошел было на нее. Анна вытянула руки, она не позволит себя ударить. Но Алексей так же внезапно повернулся и твердыми шагами пошел прочь из комнаты.

XXX

Алексей пропал на всю ночь. Анна была даже рада этому. Пусть придет в себя, одумается, да и сама она отдохнет с дороги.

Спала она тревожно. За окном начиналась весна. Смутные запахи бродили по-над землей. Они проникали сквозь щели в рамах, сквозь пазы в стенах, тревожили и мешали спать. Весна, весна… Скоро уже не поспишь вдосталь!

Вернулся Алексей утром. По тяжелым его шагам в сенях Анна поняла: пьян. В этот год, в такой большой год для Анны, он все чаще и чаще прикладывался к рюмочке.

Анна поймала взгляд мужа. Господи, да что же это такое? Настороженный, враждебный взгляд…

— Ты на работу собираешься? — как ни в чем не бывало спросила Анна.

— А к-корова подоена? — неожиданно спросил он.

— Вероятно, мать подоила.

— А при… при чем тут мать? Ты мне кто — жена или не жена…

— Ложись и проспись, — спокойно сказала Анна.

Она опять поймала его взгляд. Странный взгляд — встревоженный и завистливый.

— Желаю, чтоб ты находилась при мне. Желаю, чтоб ты сама ходила за моей коровой. Какое ты мне принесла приданое? Женьку?…

Анна выбежала из дому. Выбежала, как была, в выходных туфлях, лишь на ходу схватила и на крыльце накинула на плечи расхожую свою шубейку из черного, потертого во многих местах плюша. Не оглядываясь, бежала она по улице, мимо изб, равнодушно глядевших на нее тусклыми темными окнами. Даже неудобно было так бежать, но где-то мелькнула и успокоила мысль — если кто и увидит, обязательно подумает, что ее вызвали в правление, мол, из района требуют к телефону.

Анна сдержала себя, пошла спокойнее, как будто и впрямь шла по делу.

— Ах ты… — приговаривала она, ничего больше не произнося и, кажется, даже не думая. — А-ах ты…

Она миновала кособокий, низкий овин, прошла огороды, припорошенные серым пористым снежком, ступила на черную узкую тропку и прямиком пошла в поле.

Все было пусто — и поле, и небо, и сама жизнь впереди была пустее пустого. Небо было уже весеннее, но какое-то блеклое, выцветшее, как простыня из бязи, слабо покрашенная синькой, и земля какая-то мутная, светло-бурая, покрытая серыми пятнами нестаявшего снега.

Анна шла, не оглядываясь, увязая в земле и не замечая, как увязает, все вперед и вперед, точно хотела уйти в небо, а небо все отступало и отступало перед ней и земля никак не отпускала ее от себя…

— Все, — говорила она себе. — Все. Уйду, уеду.

Она не знала, куда уйдет, не отдавала себе в этом отчета, но уйти было необходимо… Все эти упреки, оскорбления, это унизительное пьянство невыносимы…

Она шла к чему-то иному, что должно было предстать перед ней в следующее мгновение, — как только она дойдет вон до той кочки, поросшей летошней рыжей травой, вон до того поломанного куста репейника, вон до той вешки, сунутой кем-то в землю…

Она шла, шла и вдруг почувствовала, как ее кто-то схватил за ноги, схватил и не отпускает, держит так, точно она приросла к земле.

Не она остановилась, какая-то сила, помимо ее воли, остановила ее. Она наклонила голову — земля так облепила ее ноги, что туфель не было видно. Два огромных черных комка, как бы слившихся со всем полем. Земля не пускала ее дальше.

Ох, да что же это она наделала? Туфли совсем пропадут! Хорошо еще, что узкие, а то и потерять можно…

Она наклонилась, хотела рукою обчистить грязь и тут же забыла про туфли. Взяла ком земли, поднесла поближе к глазам.

Земля совсем влажная, вязкая, совсем еще неподатливая, не созревшая, от нее пахло сыростью, прелью, чем-то резким и нестерпимо родным… Анна, неожиданно для самой себя, прижалась вдруг щекой к грязному, мокрому и липкому комку…

Ей сразу стало легко и свежо от холодного этого прикосновения.

Ну куда она уйдет от этой земли? Куда уйдет от Женечки, от Нины и Коли? Зачем ей уводить детей от этой земли? Да пропади он пропадом, подумала она о муже, пусть лучше сам уходит, если не одумается…

Земля быстро подсыхала у нее на ладони. Анна неторопливо раскрошила ее в руке, помедлила и свободно и плавно отбросила от себя.

Вернувшись к огородам, она обчистилась, как могла. Не спеша прошла по деревне. Встретила по пути несколько человек, со всеми поздоровалась, но не задержалась ни с кем, всем было заметно, что Анна Андреевна торопится — мало ли у агронома весной дел!

Дошла до дому, поднялась на крыльцо, уверенно распахнула дверь, переступила через порог.

Алексей валялся посреди прихожей. Должно быть, добавил еще, потому что был не настолько пьян, когда она уходила.

Анна заглянула на кухню. Свекровь сидела на скамейке, настороженно поглядывая на невестку.