Воины преисподней - Авраменко Олег Евгеньевич - Страница 10

Когда Карсидар наконец открыл глаза, Милка спала на кровати, а младенец, названный в честь Читрадривы Андрейкой, посапывал в люльке рядом с ней. С другой стороны люльки стояла лавка, на которой в тёплое время года дремала мамка. Теперь же, с наступлением морозов, она перебралась на печку, чтобы не мёрзнуть по ночам.

Карсидар обернулся, посмотрел на притихшую старуху, бросил через плечо:

– Разбуди меня пораньше, да смотри, Милке не сказывай. Меня ждёт Данила Романович. Сама понимаешь, дело важное, я не могу задерживаться, – и поплёлся в свою комнату.

Спать хотелось ужасно, в ушах звенело, перед глазами плавали лиловые круги и голубоватые волны. На этих волнах покачивалась люлька, рядом сидела любимая, обожаемая, ненаглядная жёнушка и тихо нараспев рассказывала очередную историю о битве «татоньки Давида» с очередными «вороженьками». Маленький Андрейка посапывал и счастливо улыбался во сне. И из такой вот крохи когда-нибудь вырастет настоящий мужчина! Надо же, какое чудо…

Чудо! Вот именно! Но что тут поделать, какие меры предпринять, Карсидар совершенно не представлял. А время-то идёт, и если верить словам иудеянского купца Шмуля, с которым его познакомил Читрадрива…

У Карсидара едва хватило сил добрести до своей комнаты, где он не раздеваясь повалился на кровать и тотчас уснул, словно провалился в чёрный бездонный мрак. Из этого полуобморока его, кажется, почти тотчас выдернули слова верной мамки: «Просыпайся, Давидушка, Данила Романович за тобой прислал».

Карсидар мигом вскочил, энергично мотая головой, чтобы прогнать остатки сна. На пороге комнаты стояли двое гридней. Значит, стражники в самом деле сообщили приближённым короля об его прибытии.

– Милку я не будила и ничего о твоём возвращении не сказывала, – говорила старуха, протягивая Карсидару краюху хлеба и кувшин с квасом. – На вот, перекуси.

Карсидар быстро прожевал хлеб, запил квасом, переобулся и вышел из комнаты. Гридни последовали за ним на двор. Через несколько минут они уже ехали извилистыми улочками по направлению к Старому Городу.

Данила Романович ожидал их в одной из комнат первого этажа дворца, сидя на длинной скамье у стены. Он был спокоен и невозмутим, как и надлежит правителю огромной державы. Однако его внешняя невозмутимость сильно смахивала на хорошо отработанную маску и уж никак не вязалась со слишком ранним подъёмом. Естественно, из уважения к государю Карсидар не решился проверить, что у него на душе.

– Ага, вот ты и явился, – сказал король вместо приветствия. – Скор же ты, Давид.

Карсидар хотел отделаться дежурной фразой насчёт расторопности курьера, но Данила Романович остановил его вопросом:

– Ну, что там в Молдавии? Только покороче, – и велел сопровождающим: – Оставьте нас.

Карсидар дал отчёт о состоянии молдавских гарнизонов. Ясное дело, короля не могли не заботить южные уделы Руси. Теперь Молдавия оказывалась в тылу у Таврийского княжества, на котором сосредоточили внимание татары, поэтому, несмотря на приказание говорить коротко, Карсидар старался не пропускать мелочей (кто знает, что может завтра стать главным?). Король не останавливал его. С предложением перебросить дополнительные силы на юг согласился, более того, обещал в случае необходимости попросить Бэлу предоставить в его распоряжение полк угорцев.

– А что с татарским послом? – спросил Карсидар, едва Данила Романович покончил с прежней темой.

– Да вроде всё ясно, – король поджал губы и перевёл взгляд на деревянный потолок комнаты, расписанный по периметру растительным орнаментом, а в центре – стилизованной картиной небосвода. – Я велел допросить его с пристрастием, но это, пожалуй, было излишним. Довелось татарскому псу помучаться и кровушкой умыться, да только ведь он и не скрывал ничего.

Сказав это, Данила Романович изложил суть требований хана Тангкута к Василю Шуграковичу.

– И тебе это не понравилось, – подхватил Карсидар.

– Конечно! – всё же не сдержавшись, король всплеснул руками. – Сам подумай. Половцы мне присягали? Присягали. Прошлой зимой супротив собаки Бату на чьей стороне бились? На нашей. А теперь Тангкут снаряжает посольство и отправляет его к Василю! Посол обращается с ним, как с татарским верноподданным, от имени Тангкута велит снарядить войска и передать их в распоряжение проклятущего хана. С чего бы это?

– Ну-у-у… – Карсидар пожал плечами.

– Разве князь Василь ходит в его подданных?

– Нет, но…

– Так почему он обращается с ним, как с подданным? Зачем вытворять такие глупости, скажи на милость?!

– Так ведь приволокли татары под Киев дружину владимирцев, – нашёл наконец объяснение Карсидар. – Бату хотел добиться раскола наших княжеств… вот и Тангкут добивается того же. Смотри, Данила Романович, всё выходит не так уж глупо. Стоило Тангкуту прислать к таврийскому князю посла, а ты уж и голову ломаешь над тем, почему он так поступил. Значит, не доверяешь ему и… – Тут Карсидара осенило, и он заговорил возбуждённо: – Ну да, так оно и есть! Мы только что о чём говорили? О переброске королевских ратников на юг! Но если мы введём дополнительные войска в Таврию, князь Василь сразу решит, что ты не доверяешь ему, боишься, как бы он к татарам назад не переметнулся и…

– А если не ввести войска, получится, что я оставляю его без прикрытия и бросаю один на один с татарвой, – король грустно усмехнулся. – Только тут ты ошибаешься. У Василя тоже своя голова на плечах есть, а ты, видать, плохо выспался с дороги, что не учёл этого.

– Ну и что князь Василь? – спросил Карсидар, рассматривая носки своих сапогов.

– Что? Да войска просит супротив татар оборониться, чего ж ещё от него ждать! – вздохнул Данила Романович. – Трусоват он немного, сам знаешь, поэтому первым из половецких ханов принял мою сторону, когда Бату степь подмял. Поэтому Тангкут и отрядил к нему посла теперь. Запугать решил – авось Василь свет Шугракович на его бок переметнётся.

– Так и я о том речь веду, – попытался возразить Карсидар.

– О том, да не совсем, – теперь король глядел на него в упор. – Расколоть Русь – да, может быть. Запугать половца – не возражаю. Но давай думать дальше. Татары далеко, а я близко, так? Так. Тангкут даёт половцам войско супротив меня? Наоборот, требует их отряды для себя. И вдобавок вызывает Василя в свой Сарай. А мы все понимаем, что там нашему Василю Шуграковичу и конец. Скажи, Давид, положа руку на сердце, чью бы сторону ты принял на месте половца?

– Твою, государь, – сказал Карсидар, приложив руку к сердцу и слегка поклонившись.

– И я так думаю, – вздохнул Данила Романович. – Более того, Василь поступил в точности так, как думаем мы оба. То есть схватил посла и препроводил его ко мне, а свиту посадил на кол. Но скажи, любезный мой Давид, кто же в этом случае есть великий хан Тангкут? – и, поскольку Карсидар молчал, докончил за него: – Так вот, великий хан Тангкут есть полный олух. Или… – король многозначительно поднял палец к потолку, – или олухи мы с тобой, поскольку ничего не понимаем. Поэтому, Давид, я бы попросил тебя лично допросить посла. Сделай это так, как умеешь делать один ты.

И король ухмыльнулся.

– Если честно, я бы тоже хотел посмотреть на него, – ответил Карсидар, ловко обходя закамуфлированную просьбу о применении колдовства, которое русичи всячески осуждали.

– Что ж, тогда айда в поруб. Допросишь татарина, а после я созову совет. Будем решать, что делать.

Когда они приблизились к порубу, где содержался пленённый посол, уже окончательно рассвело.

– Видать, для татарина эти стены более неприступны, чем были для вас с Андреем, – пошутил король, намекая на тот случай, когда Карсидар и Читрадрива перенеслись из поруба на Бабин Торжок в день его появления в Киеве. Карсидар лишь вежливо улыбнулся и кивнул.

Несмотря на мороз, Данила Романович решил подождать его на дворе. Впрочем, Карсидар провёл внутри не более получаса. Под конец его пребывания из поруба донёсся приглушённый крик, чему король немного удивился. Вслед за тем дверь распахнулась, из неё широко шагая вышел сияющий Карсидар. В ответ на вопросительный взгляд Данилы Романовича он коротко сказал: