Болтовня - Овалов Лев Сергеевич - Страница 22

— Как она тебя покатала? — спрашиваю я внука, кивая на Валентину.

Валентина подтаскивает ко мне санки и стремглав бежит прочь, боясь, что я ее опять задержу каким-нибудь поручением.

Но ее останавливает Лева:

— Тетенька-тетища!

Валентина останавливается и издали кричит:

— Ну?

— Приходи ко мне играть, — приглашает ее племянник.

— Ладно! — отвечает тетища, исчезая под горой.

Мой внучок поеживается. Становится холодно, ему хочется есть.

Крепко держа меня за руку, Левка поднимает кверху розовое курносое личико и настойчиво кричит:

— Солнышко, нам холодно!

— Ничего, брат, весна не за горами, — утешаю его я, сажаю к себе на плечи и бегом направляюсь к трамвайной остановке.

Весело потрескивают в печке пылающие дрова.

Снова праздник, и снова я один: старуха на рынке, Валентина на лыжах.

Яркое январское солнце отталкивается от ослепительных белых сугробов и пытается раздробить оконные стекла на тысячи цветных осколков.

Я сижу за столом и перелистываю свои записки. Многое изменилось с тех пор, когда я в третий раз начал записывать свои мысли. Жизнь переменилась. Я многое потерял: потерял плохое настроение — типография работает великолепно, потерял сына, потерял свой острый язык. Но кое-что и нашел.

Достань, Морозов, бумажник! Вынь из него крохотную книжечку в картонной обложке! Погляди на нее и скажи: все ли это, чего ты хотел?

Со спокойной совестью я отвечаю себе:

— Да, все.

Нет теперь людей, которые шли бы впереди меня.

Да, товарищи, я иду вместе с вами рядом, будь вы вожди, а я только простой наборщик.

Теперь у меня не то, что прибавилось дел, но я почувствовал, что нет теперь дела, за которое бы я не отвечал.

На себе я не успокоюсь, и погоди, погоди хоть ты, Климов, в дружеской беседе за кружкой пива я докажу тебе свою правоту и заставлю последовать моему примеру.

И еще: у меня больше нет времени для болтовни. В третий раз свои записки я уничтожу сам. Вот я отдираю первые страницы, подхожу к печке и бросаю исписанную бумагу на объятые огнем головешки. Я помешиваю кочергой, и бумага вспыхивает ярко и задорно. Гори, гори, мне тебя не жалко! Дописываю последнюю страницу, ставлю последнюю точку, и остаток тетради полетит сейчас в печь.