Сад радостей земных - Оутс Джойс Кэрол - Страница 31

Вот теперь она кое-что поняла: все эти люди сделали что-то плохое, скверное, и никогда им этого не забыть.

Она бочком скользнула в проход. Опухшие глаза священника обратились на нее, словно он старался не смотреть в ее сторону — и вдруг не удержался, но Клара уже отвернулась и бегом бросилась к выходу. Баретки громко шлепали по полу. Было мгновенье, когда ее потянуло к священнику — но нет, она повернула к дверям и выбежала вон из церкви. Она все еще дрожала. Заметила, что держит в руке книжку псалмов, и положила на верхнюю ступеньку — тут ее наверняка найдут.

9

Сперва пошли в ресторанчик возле железной дороги. Подле ресторанчика стояло несколько грузовиков, а в зале сидели мужчины, громко разговаривали, хохотали друг другу в лицо. Порой кто-нибудь с маху упирался локтем в столик или так ударял кулаком, что столик шатался. Клара, которая никогда еще не бывала в ресторане, сразу заявила молоденькой официантке:

— Я голодная. Хочу котлету. И кока-колу.

Ее спутник был старше, чем ей сперва показалось. Лицо мясистое, нечистая кожа в пятнах, глубоко посаженные глаза. Он все сыпал шуточками, сам себя перебивал, неестественно смеялся, бесцельно теребил ключи от машины. Из нагрудного кармана его рубашки торчал пяток сигар в целлофановой обертке. Клара улыбалась ему, выставляя напоказ зубы, и все откидывала назад волосы, которые падали ей на глаза. Между ними столик, вокруг народ, чего ей бояться?

— Ты выбралась оттуда еще побыстрей меня, — сказал он. Оказалось, его имя — Лерой. Он единственный сын миссис Фостер и собирается поступить на флот и навсегда уехать из Флоренции, только сперва ему надо сделать какую-то операцию, без этого на флот не возьмут.

— Мой папаша, чтоб ему пусто было на том свете, заставлял меня таскать по всему сараю наковальню и — всякое старое железо. Потому и надо делать операцию, пожаловался он, кисло улыбаясь и вертя в пальцах пробку от кетчупа. Запачкал пальцы соусом и вытер их об испод стола.

Музыкальный автомат заиграл песню. Это была нехитрая деревенская песенка, голос у певца — несильный, сонный, немножко гнусавый. Клара попыталась представить, какой этот певец с виду — уж во всяком случае, не похож на Лероя. Но Лерой подпевал и все улыбался и щурился, глядя на Клару, и вертел в пальцах пробку. Он был какой-то взбудораженный и никак не мог спокойно усидеть на месте.

— А вы разве не хотите есть? — спросила Клара.

— Ты ешь, а я погляжу.

Он опять тряхнул ключами от машины и сунул их в карман на груди. Ухмыльнулся, даже фыркнул — видно, его насмешила какая-то мысль, — облокотился на столик, подпер подбородок ладонью и уставился на Клару. Она быстро съела котлету, облизала губы, потом пальцы. Выпила кока-колу так быстро, что горло заболело. Лерой засмеялся.

— Ты прелесть девочка, — сказал он. — Пари держу, ты и сама это знаешь.

Он хотел прокатиться за город, но Клара сказала, что знает местечко, куда ей хочется, — она слыхала про одну гостиницу с баром, туда ходили жители их поселка. В какую-то минуту Клара подумала — может, она зря с ним поехала: он не сразу свернул к этой гостинице, а остановил машину на дороге и стал говорить что-то невнятное — он, мол, знает место получше, надо только проехать еще немного. Говорил, а сам на Клару не смотрел. Но она сказала «черта с два» — и он подъехал к гостинице. Клара тотчас распахнула дверцу, он еще зажигание не успел выключить, а она уже выскочила из машины. Он торопливо вылез, обежал вокруг машины, гравий громко скрипел под его тяжелыми шагами. И, запыхавшись, стал говорить какие-то бестолковые отрывистые слова: «Если моя мамаша… Вечерок на славу… такие дела…» Открыл перед нею дверь, затянутую москитной сеткой, и Клара вошла в ресторан с таким видом, будто вовсе и не знает этого Лероя. «Боже милостивый», — пробормотал он и утер взмокший лоб. У Клары от волнения немножко кружилась голова. Человек за стойкой, похожий на Лероя, спросил:

— Тебе сколько лет, красотка?

— А сколько надо?

Этот ответ так развеселил бармена и Лероя, что они оба покатились со смеху. Кто-то подал Кларе бутылку пива, она глотнула прямо из горлышка и осмотрелась. Взгляд ее перебегал по лицам — не то чтобы она искала кого-нибудь знакомого, нет, чувство, пожалуй, было такое, словно кто-то здесь может ее узнать. Голове стало жарко и тяжело от распущенных волос. В какую-то минуту Лерой сгреб рукой густую прядь — и Клара шарахнулась от него, как кошка.

— Ну-ну, не кусайся и не царапайся! — засмеялся Лерой и заслонился от нее, выставив ладони. Он уже подвыпил, и смех его звучал хрипло.

Народу все прибывало. За одним из столиков в глубине появился человек с очень светлыми волосами; у Клары екнуло сердце — отец! Но человек обернулся — нет, слава богу, ошиблась. Этому лет двадцать или, может, двадцать пять. Она забыла про него, а потом он опять попался ей на глаза — и опять сердце словно покатилось куда-то. Он сидел, откинувшись на спинку стула, заложив ногу на ногу, и слушал, о чем говорят его приятели, но был как-то отдельно от них, сам по себе. Другие все время вертелись, шаркали ногами, размахивали руками, а этот сидел неподвижно.

Сосед по столику толкнул этого человека локтем в бок и кивком показал на Клару — мол, на тебя девчонка смотрит. Светловолосый обернулся, нахмурился. Клара опять, зажмурясь, пила прямо из горлышка. Лерой потихоньку протянул мясистую лапу и обнял ее за плечи, казалось, он вернулся к ней откуда-то издалека. А Клара все смотрела на того, светловолосого, и не сразу стряхнула руку Лероя.

— Ты настоящая кошка, хорошенькая киска, — сказал Лерой. — У меня дома есть кошка. Ее зовут Люси.

Он погладил Клару по волосам, она вывернулась и небрежно стукнула его по груди тыльной стороной ладони; вокруг засмеялись.

— Убери лапы, толстопузый, — сказала Клара.

Когда она опять поглядела в сторону светловолосого, он как раз отворачивался. Что-то тяжкое, жаркое сдавило ей горло, ударило в голову. Она чувствовала, как вздуваются вены. Лерой что-то бессмысленно болтал и смеялся, а Клара встала и пошла прочь. Она прижала холодную, отпотевшую бутылку к щеке, потом к другой. Столкнулась с кем-то и, не глядя, шагнула в сторону. Какое-то шалое, пронзительное чувство нарастало в ней — вот сейчас она потеряет равновесие, споткнется и упадет, сейчас что-то случится… совсем как в церкви, когда она чуть было не побежала вперед, за другими, чуть не бросилась на колени. Вместо этого вот такой же шалый порыв заставил ее очертя голову выбежать вон — и на улице, в обществе Лероя, угас… а теперь это непонятное возвращалось, она ощутила какой-то зуд в ладонях, в ногтях, даже в зубах — да-да, она, кажется, готова кого-нибудь укусить. Она все еще неотрывно смотрела на светловолосого. С того места, где она теперь стояла, лицо его видно было сбоку… Может, и правда есть бог, про которого толковал священник? Наверно, та жаркая сила, что нависает сейчас над ней, и давит ее, и втискивается в нее, — это и есть бог. Этот бог все еще голоден, котлетами он не насытился, и это он заставляет вспоминать о ночах, когда она лежала и прислушивалась к Нэнси и Карлтону — без вражды к ним, без недоброго чувства к Нэнси, просто слушала, слушала и старалась понять, как будет когда-нибудь с нею, ведь, когда это с ней случится, она будет знать столько же, сколько знает Нэнси.

За столиком светловолосого сидели трое мужчин и женщина. Клара только раз поглядела на женщину и сразу про нее забыла. Голова светловолосого словно вдруг вспыхнула в тускло освещенной комнате, прямо на глазах. Казалось, вокруг нее дрожит знойный воздух, волосы светлые-светлые, совсем как у отца, но плечи у этого человека не похожи на отцовские — крепче, моложе, прямей, он другой, он особенный, ни на кого не похожий. Губы Клары пересохли. Она немного опьянела, накурено было так, что щипало глаза, а она, потная, усталая, все стояла в каком-то оцепенении и в упор смотрела на этого человека. И кажется, простояла бы так всю ночь, не обернись он к ней. Он не улыбнулся. Чуть помедлил и поднялся.