Сад радостей земных - Оутс Джойс Кэрол - Страница 23

Клара старалась не дышать, лишь бы не вдыхать его запах. Он перегнулся, подергал ручку, притворяясь, будто не может открыть.

— Откройте! — сказала Роза.

У Клары до того колотилось сердце — она слова не могла выговорить. Он виновато улыбнулся ей, наклонился так близко, что щекой коснулся ее щеки, и наконец открыл дверцу. Роза выскочила из машины. Клара хотела выскользнуть следом, он придержал ее за руку повыше локтя.

— Послушай, детка, сколько тебе лет?

Клара запустила ногти ему в руку. Он сморщился от боли и разжал пальцы.

— Старый черт! — крикнула Клара и спрыгнула наземь. — Дерьмо поганое! На, держи свою рвань!

Она швырнула перчатку ему в лицо и пустилась наутек. Девочки перепрыгнули через придорожную канаву и с хохотом побежали в поле. Роза бежала впереди, Клара слышала — она хохочет.

Они спрятались за какой-то старой, разбитой машиной. Человек, который их подвез, все еще не уезжал. Клара следила за ним, выглядывая из-за пожелтевшего, в трещинах ветрового стекла. Он высунулся из своей машины и озирался, точно пес, потерявший хозяина. Клара зажала рот кулаком, чтоб не смеяться.

— Думаешь, он пожалуется в полицию? — спросила Роза.

— Пускай попробует, мой папка его убьет.

Наконец он захлопнул дверцу и поехал дальше.

Было тепло, солнечно. Девочки уже забыли про того человека и осматривались по сторонам, готовые удивляться и радоваться. Вокруг были брошенные, отслужившие свой век машины — казалось, они приползли сюда и, последних сил и испустили дух; многие осели так низко, что решетки радиаторов, точно зубы, впились в землю. Девочки бродили по этому кладбищу, наклонялись, заглядывали внутрь — там были продавленные сиденья и рваная обивка. Один раз Клара влезла в мертвую машину, повернула баранку и зарычала, изображая работающий мотор. Попробовала посигналить, но гудок не действовал.

— У меня тоже будет такая машина, только настоящая.

Девочки все время улыбались, сами не зная чему. Здесь не пахло ничем плохим. Только слабо тянуло металлом да изредка бензином от случайной лужицы. Но никаких запахов гнили, помойки, сточной канавы. Кое-где летали стрекозы, но ни одной мухи. И в каждой машине оказывалось что-то незнакомое, на что стоило поглядеть. Тут были машины с откидным верхом — брезентовый верх весь в клочьях, наполовину содран, будто его кромсали ножами. Были старые грузовики, эти казались несчастней всех, словно крепкие, упрямые люди, которые вконец выбились из сил. Были машины красные, желтые, черные — краска облупилась, рыжела ржавчина либо поверху наложен был новый слой краски, так что получился какой-то третий, непонятный цвет и резал глаз, точно открытая рана. Клара жадно смотрела и не могла насмотреться. Вот они приехали в город и уже видят столько всякого, чего прежде не видывали. Стекла окон все пошли трещинами, будто в изумлении от чего-то шарахнулись; трещины то как паутина, то как застывшая рябь на воде. Клара смотрела, смотрела — и все у нее на глазах странно, удивительно преображалось. Кусок резины обернулся уснувшей на солнцепеке змеей. Царапина на боку машины — цветок, он вот-вот осыплется. В пожелтевшем окошке другой машины появилось лицо, точно под водой, никак не разглядеть, так бьет навстречу солнце, — и это она сама, ее отражение в стекле. Девочки смотрели во все глаза, ничего не пропускали. И поминутно расправляли на себе платья, вытирали ладони о подол, словно их пригласили в гости и они застеснялись — вдруг они выглядят не так, как полагается?

— А вон тот… гляди, вроде он целый, хороший, — грустно сказала Клара.

Матовый темно-синий автомобиль показался ей совсем новым. Она попыталась представить себе отца — он сидит за рулем, локоть свободной руки небрежно выставил из окна. Девочки заглянули под капот и увидели одну сорную траву, мотора не было.

— У моего отца была такая машина раньше, во Флориде, — сказала Клара.

Они вскарабкались на капот старого грузовика, потом на крышу кабины. Металл был горячий, и пахло горячим. Наверху лежала старая резиновая покрышка. Клара уселась на нее, обхватила руками колени.

— Чего ты так чудила с тем стервецом? — спросила Роза. От веснушек лицо ее казалось рыжим и хитрым. — Очень ты была чудная.

— Ничего не чудная.

— Нет чудная.

— Черта с два.

— Первый раз слышу, чтоб ты так разговаривала… прямо как Нэнси.

— Сроду я не говорю как Нэнси!

— Я уж напугалась, думала, вы с ним меня бросите, — насмехалась Роза. — Думала, ты с ним сбежишь.

Клара презрительно засмеялась, но ей стало не по себе. Она знала, о чем говорит Роза, и сама была этим озадачена не меньше подруги.

Посидели так еще и спрыгнули. Роза потеряла равновесие и, поднимаясь, оперлась рукой о землю. И скорчила гримасу, точно от боли.

— Ты чего? — спросила Клара.

Но Роза сейчас же выпрямилась, и гримасы как не бывало. Из ворота платья выскочила и сверкнула под солнцем медалька, которую ей подарил отец.

Девочки пробрались между остовами машин и вышли на дорогу.

— Клара, боишься?

— Нет.

По главной улице они вошли в город и зашагали напрямик. У обеих слегка дрожали коленки. Обе так впивались глазами в лицо встречных, будто искали кого-то знакомого. Изредка кто-нибудь отвечал им взглядом в упор. Паренек лет шестнадцати, прислонись к машине, широко ухмыльнулся им навстречу и проводил их глазами.

— Воображает о себе, — буркнула Роза.

Они подолгу задерживались у витрин магазинов, ладонями и носами прижимались к витринам. И когда шли дальше, на стекле оставались пятна. Они глазели на склянки, коробки, на портреты красивых мужчин и женщин, что улыбались им из окон аптеки, и на дохлых мух, валявшихся внизу, и на непонятную штуковину из зеленого стекла с водой внутри, подвешенную на золотой цепи. Запахло съестным, и у обеих потекли слюнки. Они медленно двинулись дальше, завороженные изобилием всякой всячины, выставленной в витрине магазина стандартных цен. Клара старалась рассмотреть все эти загадочные предметы, каждый в отдельности. Тут были юбки и платья, носки, лампы, катушки ниток, сумочки, игрушки на колесах, карандаши, сумки для книг и тетрадей — такие она уже видела, с ними другие ребята ходили в школу. И еще жемчужные ожерелья, серебряные браслеты, флаконы духов, губная помада в блестящих золотых трубочках. И пакетики с конфетами — целлофановые, прозрачные, так что видны шоколадные конфеты внутри. У Клары разбегались глаза.

— Давай пошли туда, — сказала Роза. И потянула Клару к двери, но та уперлась. — Ты чего? Трусишь?

— Я туда не хочу.

— Чего? Почему это?

Роза посмотрела с презрением и шагнула к двери. Толкнула ее и вошла с таким видом, будто весь век только тем и занималась, что ходила по магазинам. Секунда — и Клара бросилась за ней.

— Я в таких сто раз бывала, — сказала Роза.

По магазину бродили редкие покупательницы, мужчин здесь не было. Клара и Роза пошли за молодой женщиной с ребенком на руках, стараясь все делать как она. Она приостановилась, повертела в руке ножницы. Когда она отошла, Клара придвинулась к прилавку и тоже поглядела на ножницы. Вот бы купить! Нэнси будет довольна, если принести ей такой подарок.

Она снова нащупала в кармане десятицентовую монетку. У нее уже пальцы пропахли этой монеткой. Роза вытащила материн черный кошелек, пересчитала в нем мелочь.

— Куплю чего-нибудь, — сказала она.

Клара несмело огляделась. Продавщица, опершись о прилавок, разговаривает с другой. Обе в ситцевых платьях, обе с виду совсем молодые, Клара смотрела на них во все глаза и старалась разобрать, о чем они говорят. Вот бы очутиться на их месте!

— Когда-нибудь я буду служить в таком магазине, — сказала она Розе.

— Ага, желаю удачи.

Роза разглядывала трубочки с губной помадой. Перебирала их осторожно и почтительно. Продавщица, женщина лет двадцати пяти, равнодушно следила за девочками. Она была великолепна: ярко-алые губы, изогнутые дуги бровей. Клара не сводила с нее глаз, пока у той на лице не появилось выражение, говорившее яснее слов: мол, хватит пялиться!