Черная вода - Оутс Джойс Кэрол - Страница 3

И пробормотал извиняющимся тоном, льстя этим Келли еще больше: правда, зеленые и очень красивые.

В действительности глаза у Келли Келлер были скорее серые, чем зеленые, сама она считала, что они у нее цвета гальки. Ничего особенного, глаза как глаза, только широко расставленные, большие, выразительные, словом, «то, что надо». А вот ресницы бесцветные, тонкие и короткие. Если не подкрашивать тушью, чего она терпеть не могла, их будто и нету.

Глаза Келли Келлер были одно время предметом беспокойства для ее родителей, а следовательно, и для нее. Вплоть до операции, после чего положение выправилось.

У Келли с рождения было нарушено равновесие между глазными мышцами, этот дефект (как ни старайся, а иначе не назовешь) именуется страбизмом или косоглазием; в случае Келли слабее были развиты мышцы левого глаза. Никто не догадывался, что в первые два года жизни у девочки все путалось перед глазами, в ее мозгу фиксировалось не одно изображение, как у всех нормальных людей, а два (каждое, в свою очередь, осложненное множественностью отдельных деталей), накладывающиеся друг на друга самым непредсказуемым образом; изображение в левом глазу часто расплывалось, и тогда девочка инстинктивно сосредоточивалась на картинке, видимой более «сильным» правым глазом, а левый зрачок блуждал в глазном яблоке как неприкаянный, пока не стало казаться (озабоченным родителям, Арти и Мадлен, папе и маме, бедняжкам, которые постоянно на протяжении первых двадцати четырех месяцев ее жизни всматривались в глазенки девочки, водили пальцами у нее перед носом, задавали вопросы, стараясь скрыть волнение, тревогу, подчас даже раздражение, последнее относилось главным образом к отцу: всякого рода «ненормальности» ужасно действовали ему на нервы — семейная черта, что со смехом признавалось; в семье был культ здоровья, физического совершенства, красоты, всего «нормального»), что Келли с упрямым злорадством смотрит постоянно влево, поверх головы собеседника, не встречаясь с ним взглядом, хотя ее «нормальный» правый глаз устремлен ему в лицо, как положено.

Один врач рекомендовал делать неукоснительно определенные упражнения, другой советовал как можно скорее сделать операцию — иногда даже с возрастом не удается справиться с дефектом, и тогда более слабый глаз постепенно атрофируется. Мамочка и бабушка Росс (мамина мама) предпочитали упражнения; решив, что упражнения помогут, они пригласили известного врача, молодую женщину, которая сама носила очки, та была настроена оптимистически, но проходили недели, месяцы, а зрение девочки не улучшалось. Отцу было больно смотреть на свою драгоценную крошку, ему хотелось бы оградить ее от тревог и забот, от всех напастей, и вот ведь ирония судьбы, говорил, смеясь, Арти Келлер, с негодованием разводя в стороны руки и как бы приглашая этим жестом, похожим на жест телевизионного ведущего, приглашающего к экрану миллионы анонимных зрителей, разделить с ним его недоумение и еще, конечно же, возмущение: вот ведь незадача, дела идут в гору, все просто замечательно! — начало шестидесятых — время как никогда благоприятное для экономики — объемы строительства, инвестиции — все растет, и вот ведь ирония судьбы — бизнес в полном порядке, а свою частную жизнь, семейные обстоятельства я контролировать не могу!

Он старался говорить убедительно и тихо (ведь где-нибудь поблизости могла быть Келли), мама подхватывала этот тон, но у нее дрожал голос и тряслись руки, — впрочем, это не бросалось в глаза, потому что руки были красивые, так же как и кольца на них, одно — усыпанное бриллиантами, а другое — нефрит в старинной золотой оправе, папа подчеркивал, что смотрит в будущее, а вдруг упражнения не помогут: напряги свое воображение, Мадлен, загляни в будущее, ведь когда-нибудь она пойдет в школу, и ты, черт подери, не можешь не догадываться, что дети будут дразнить ее, считать уродом или вроде того, ты что, этого хочешь? Этого? Тут мама разражалась рыданиями. Нет! Нет! Конечно не хочу! Как ты можешь такое говорить?!

Поэтому однажды Арти Келлер не пошел утром на работу, а вместе с женой повез дочку в город, вся дорога туда из их местечка (Гованда Хайтс, округ Уэстчестер, штат Нью-Йорк) заняла сорок минут, и там в больнице Бет Израэл на тенистой Ист-Энд авеню «больной» глаз Элизабет Энн Келлер наконец-то прооперировали. Выздоровление наступило быстро, хотя послеоперационный период был не таким уж безболезненным, как обещали врачи, и с тех пор глаз, оба глаза, сама девочка Стали по всем признакам совершенно нормальными.

— Заблудились, Сенатор? Дорога такая…

— Я же сказал, Келли, не волнуйся! — Искоса брошенный взгляд, легкая усмешка, тронувшая уголки покрасневших глаз. — Мы доберемся до места, и доберемся вовремя.

Жидкость выплеснулась через край пластикового стаканчика прямо на ногу Келли, прежде чем она успела что-либо сделать.

Сенатор был одним из трех основных кандидатов от Демократической партии на президентских выборах 1988 года, из конъюнктурных соображений он снял свою кандидатуру, отдав принадлежащие ему голоса губернатору Массачусетса, своему давнему другу.

Дукакис, в свою очередь, пригласил Сенатора баллотироваться с ним вместе в качестве вице-президента, но тот вежливо отказался.

Оставались, конечно, следующие президентские выборы, не поздно было подумать и о тех, что за ними. Сенатор, хоть и не молод, был, однако, далеко не стар: на одиннадцать лет моложе Джорджа Буша.

Мужчина в полном расцвете сил, можно было сказать про него.

Келли Келлер представила себя среди организаторов предвыборной кампании Сенатора. Впрочем, сначала она могла бы поработать и на предварительном этапе — выдвижении его кандидатуры на съезде Демократической партии. Сидя в салоне подпрыгивающей на ухабах «тойоты», Келли позволила разыграться воображению — такое случалось с ней нечасто.

Прошлым вечером она, словно предчувствуя грядущее приключение, всерьез занялась своими ногтями — подпилила, отполировала, покрыла лаком нежно-кораллового цвета, отливающего бронзой. Благородный, со вкусом выбранный оттенок. Как раз в тон помаде.

— Здесь все дороги идут в одном направлении, — говорил, улыбаясь, Сенатор со снисходительным видом человека, вынужденного оглашать очевидную истину. Келли засмеялась. Сама не понимая почему.

Они познакомились только сегодня и вот уже мчались вдвоем в машине, как близкие друзья. Чужие, по существу, люди, хоть и улизнули потихоньку вместе.

Поэтому и не знала Келли Келлер, как называть ей мужчину, сидевшего за рулем «тойоты», потому и не сорвалось с ее губ его имя, когда черная вода обрушилась на автомобиль и растеклась по треснувшему ветровому стеклу и по крыше, когда тьма внезапно заволокла все вокруг, как будто сама топь восстала, предъявив на них права.

Приемник тут же смолк. Музыка, которую не слушал ни один из них, оборвалась, как если бы никогда и не звучала.

Они познакомились сегодня днем, часа в два. Случайное знакомство в доме мистера и миссис Эдгар Сент-Джон из Олд-Лайма, штат Коннектикут, вилла стояла на Дерри-роуд и выходила окнами на океан. Самих хозяев на вечеринке не было, гостей принимала Баффи Сент-Джон, подруга Келли, с которой та все годы делила комнату, учась в университете Брауна, — Баффи, самый задушевный ее друг.

Баффи Сент-Джон было тоже двадцать шесть лет, и она, как и Келли Келлер, сотрудничала в одном из бостонских журналов, хотя ее «Вечерний Бостон» разительно отличался от «Ситизенс инкуайери», где работала Келли; из них двоих Баффи была более светской, более опытной, более «авантюрной». Баффи красила ногти и на руках, и на ногах немыслимыми оттенками зеленого, голубого и алого цветов и постоянно возобновляла запасы презервативов в разных сумочках.

Баффи Сент-Джон пылко, словно подвергли сомнению ее собственную добродетель, отметет предположение, что ко времени несчастного случая женатый Сенатор и Келли Келлер были любовниками или хотя бы были знакомы ранее. Баффи голову даст на отсечение, что этого не было. И Рей Энник ее поддержит. Сенатор и Келли познакомились в тот самый день, на вечеринке по случаю Дня независимости.