Пуговица-камея - Оттоленгуи Родриг - Страница 24

– Здравствуй, Рандольф, ты желал со мной говорить?

– О, ничего особенного. Я пришел сюда обедать и хотел иметь для этого компанию, вот и все. Еда вообще тяжелый труд и приятна только в хорошей компании. Могу ли я велеть поставить прибор также и для вас, мистер Торе?

– С величайшим удовольствием, – отвечал Торе.

– Хорошо, – сказал Рандольф, – я распоряжусь, а пока мне надо еще написать несколько писем; поэтому прошу извинить меня. Мы встретимся в семь часов в маленькой столовой.

Рандольф вышел из комнаты и поднялся наверх, где его ждал Барнес.

– Все в порядке, – сказал он ему. – Митчель здесь вместе с Торе. Не понимаю, откуда эта тесная дружба между ними, но это нас не касается. Мы будем обедать в маленьком зале, и я устрою так, чтобы стол был накрыт как раз возле большой драпировки, отделяющей маленький зал от большого, а для вас я закажу обед по другую сторону занавеса.

– Отлично! Я услышу все, что будет говориться.

– Итак, ровно в семь часов я с моими гостями сяду за стол, а пять минут спустя и вы можете занять ваше место.

Распоряжения Рандольфа были выполнены в точности. В семь часов он сел со своими гостями за стол, а несколько минут спустя по стуку тарелок, он понял, что и Барнесу по другую сторону занавеса был подан обед.

– Надеюсь, – начал Рандольф, – что ты совершенно поправился от своей болезни, помешавшей тебе присутствовать на костюмированном вечере?

– Да, спасибо, – отвечал Митчель, – это были пустяки. Неприятно только, что я не мог участвовать в костюмированном вечере; может быть, мне удалось бы избавить мисс Ремзен от неприятности потерять рубин.

– Да, Митчель, – продолжал Рандольф, – конечно, очень неприятно потерять такое дорогое украшение, но тебе нетрудно заменить его. У тебя ведь так много драгоценных камней. Недавно еще я высказывал мнение, что тот, кто собирает такие драгоценные камни, чтобы затем запереть их и никому не показывать, до некоторой степени сумасшедший. Я очень порадовался, когда узнал, что ты подарил мисс Ремзен рубин, и я принял это за знак исправления. У тебя, наверное, есть еще такие же рубины, которые ты можешь подарить твоей невесте.

– Ты ошибаешься, Рандольф. Такой рубин, как этот, нелегко достать.

– Почему это? Разве он был какой-нибудь особенный?

– Да, но лучше не будем говорить об этом. Этот резкий ответ удивил Рандольфа, ибо он знал, что хотя Митчель и не любил показывать свои драгоценные камни, он всегда охотно говорил о них.

– Митчель, – продолжал тем не менее Рандольф, – я ручаюсь, чем угодно, что ты можешь подарить мисс Ремзен не только такой же дорогой рубин, но даже тот же самый.

– Надеюсь, что когда-нибудь впоследствии буду в состоянии сделать это, – спокойно ответил тот.

– Ты не так меня понял: я думаю, что твоя болезнь в Филадельфии была просто притворством и что ты был здесь и украл рубин.

– В самом деле! Как ты пришел к такому невероятному заключению?

– Я думаю, что ты хотел таким способом выиграть пари. Никто, кроме тебя, не мог вынуть булавку из волос мисс Ремзен, так как она не допустила бы этого.

– Мне весьма неприятно, милый Рандольф, твое неоднократное впутывание в разговор имени мисс Ремзен и особенно намек на то, что я будто сделал ее своей соучастницей; извини, если я прибавлю, что ты придумал плохую тему для развлечения твоих гостей.

– Дружище, не толкуй этого в дурную сторону; я не хотел тебя обидеть, и мы можем переменить тему разговора.

Наступило молчание, Рандольф не мог придумать, как ему навести Митчеля на ту же тему. Он полагал, что до сих пор ничего не достиг, тогда как Барнес вывел из слов Митчеля твердое заключение, что, какую бы роль ни играл Митчель, мисс Ремзен непричастна к делу. Ему также было любопытно, коснется ли разговор снова рубина, а это случилось благодаря Торе.

– Извините, мистер Митчель, – сказал он, – но ваше замечание, что в этом рубине есть что-то особенное, возбудило мое любопытство, и я был бы вам очень благодарен, если бы вы нам рассказали историю этого камня, если он ее имеет.

– Хорошо, – отвечал Митчель после короткой паузы, – я делаю это неохотно, но для вас сделаю исключение. История этого рубина начинается с Моисея, которому его подарила дочь фараона. Второй камень, точная копия этого, находился в сокровищнице фараона, который надевал его в торжественных случаях. С исходом евреев и этот камень покинул Египет, и его история в продолжении многих веков не представляет ничего интересного. Он хранился в храме у первосвященников и переходил из рода в род. С завоеванием Иерусалима камень перешел в руки римлян, достался Цезарю, который весьма оригинальным способом послал его в подарок Клеопатре. Предупредив ее об этом, он привязал его на шею голубю, который полетел во дворец Клеопатры. Клеопатра ждала крылатого посланника на крыше и, увидя, что голубя преследует коршун, она велела одному стражнику пустить в хищника стрелу. Но стрелок попал не в него, а в голубя, который, обливаясь кровью, упал замертво к ногам царицы. Она отвязала камень, который был весь в крови и принял темно-красный цвет. Несколько времени спустя в Клеопатру безумно влюбился один египетский жрец и однажды осмелился признаться ей в любви. Это рассмешило ее, и она спросила его, что может предложить бедный жрец ей, у ног которой были цари. В отчаянии он отвечал ей, что может предложить свою жизнь. «Твоя жизнь и без того принадлежит мне, но вы, жрецы, утверждаете, что вы всемогущи. Достань мне пару к моему рубину, и я, может быть, выслушаю тебя». К великому ее удивлению жрец отвечал: «Я мог бы это сделать, если бы осмелился. Камень, которым ты обладаешь, вернулся только на свое старое место, так как он принадлежал некогда фараонам, и у него была пара; этот второй камень погребен вместе с Рамзесом Великим». «Добудь мне его», – отвечала Клеопатра скорее в повелительном, чем в просительном тоне.

Со страхом и трепетом отправился жрец к пирамиде и украл камень. Но когда он передал его царице, та страшно разгневалась. «Смеешься ты надо мной? – вскричала она. – Или ты считаешь этот бледный камень парным к моему?» Тогда жрец объяснил ей, что ее камень получил такую темную окраску от крови голубя. «Вот как? – вскричала она. – Так пусть же и этот так же окрасится! Ты предлагал мне свою жизнь – я принимаю ее, и камень будет погружен в твою кровь, пока не примет той же окраски, что у моего рубина». Она выполнила свою угрозу, и камни составили прекрасную пару.

После смерти Клеопатры они попали в Рим через посредство укравшей их невольницы и были там известны под именем «Египетских драгоценностей». Но я не стану рассказывать вам длинного ряда краж и убийств, связанных с ними. Достаточно, если я вам скажу, что в продолжении нескольких столетий они не обогатили никого, ибо постоянно оказывалось невозможным их продать, пока я не купил моего камня: это в первый раз он пошел в продажу честно и открыто. До тех пор все их владельцы получали их посредством кражи или убийства и не смели открыто заявлять об обладании ими. Как искусно они их ни прятали, всегда находился вор, который их крал.

– О, это очень интересно, – воскликнул Торе. – Но скажите откровенно, верите вы в то, что камни обладают особой силой, которая наводит людей на их след?

– Этого я не знаю; но многие утверждают, что это так, и это подтверждается событиями последнего времени. Мой обычный интерес к драгоценным камням заставил меня отправиться в полицию, когда Роза Митчель была ограблена и убита. Вы, вероятно, помните, что камни были скоро найдены и отданы на хранение в полицию. Мне позволили взглянуть на них, и я увидел, что рубин в этой коллекции парный к моему.

– И вы полагаете, что нахождение его в коллекции и повело к тому, что полиция нашла саквояж с камнями? – Торе, по-видимому, с нетерпением ждал ответа; Митчель только пожал плечами, но можно было заключить, что это именно и есть его мнение. Барнес раздумывал уже, не потому ли Торе проявляет такой интерес к делу, что он украл камни, и потому удивляется такому странному объяснению того, что они нашлись; но следующие слова Торе опровергли догадку Барнеса.