Копье Нептуна. Арабская весна. Первая и вторая книги (СИ) - Афанасьев (Маркьянов) Александр "Werewolf" - Страница 111

Упаковав все в спортивную сумку, он пошел на выход. Перед дверью остановился, посмотрел на жену, на проснувшегося от шума сына. Сказал только одно.

— Бегите…

Маханув через забор, полковник огляделся — улица была темна и пустынна, никого не было. Держась в тени забора — он пошел на восток.

Через несколько минут — внедорожник «Ниссан», тот самый остановился у обочины, его окликнули условленными словами. Он подошел, сел в машину.

— Салам, брат.

— Салам. Есть?

Майор Джаннат с победным видом показал глушитель.

— Пробовал?

— Да. Как щелчок кнута, даже тише.

— Плохо…

— Ничего другого нет.

— Хорошо…

Еще несколько лет назад кто-то из них обязательно бы сказал «Аллах с нами». Но теперь — никто и не подумал бы такое сказать… в их среде за такое могли бы без особых разговоров двинуть в морду.

Нельзя сказать, что они не были мусульманами. Нельзя было даже сказать, что они были плохими мусульманами — в конце концов, они делали намазы, когда это было возможно, помогали милостыней-садакой нищим, давали закят, старались не есть харам. В Египте до арабской весны мусульманами было подавляющее большинство населения, были, конечно, и копты, но мусульмане были в большинстве. Но сейчас, когда Египет превратился в Исламский Эмират Египет — мусульман в стране становилось не больше, а меньше. И более того — появились те, кто готов был убивать мусульман только за то, что они мусульмане. Раньше этого не было — а теперь было и вина в этом во всем — лежала на пришедших к власти исламистах.

Потому что когда ислам означает необходимость в нужное время произнести нужные слова, туда то заплатить такую-то сумму на исламскую благотворительность — это одно. Это можно принять. А вот когда ислам означает, что тебя могут избить на улице за то, что ты не носишь бороду, а твою женщину — за то, что не носит чадру, когда твоих детей на улице бьют и шпыняют за то, что они «недостаточно мусульмане» при полной поддержке родителей — «достаточно мусульман», когда тебя в любой момент могут снять с твоей должности полуграмотные фанатики, поставить тебя перед исламским трибуналом и расстрелять по его приговору. Когда стремительно создается исламская милиция, на которую нет никакой управы, которая по факту ненаказуема и в которую набирают жителей нищих пригородов, которые готовы мстить всем этим. Когда каждый, от лейтенанта и до генерала подсознанием понимает, каков будет их конец и что вопрос лишь в том — когда…

Вот тут то и начинаешь задумываться. А нужен ли ислам в Египте вообще? На какой платформе собирать сопротивление. Гамаль Абдель Насер строил коммунизм — и тогда Египет разрабатывал собственные самолеты — а сейчас что? Почему египтяне, за плечами которых древнейшая и самобытнейшая культура фараонов — должны внимать речам каких-то полуграмотных фанатиков — бородачей, которые еще три поколения назад даже обувь себе не могли позволить.

Так и получалось, что патриотический заговор — превращался в заговор антиисламский. Антиисламистский…

Впереди — показалось здание КПП части, знакомое до боли. Раньше оно ярко освещалось — теперь половина лампочек лопнула, и никто не взял себе за труд их заменить. На КПП несли службу солдаты, которые еще не разбежались — а таких было все меньше и меньше. Танковые части — это не авиация, где платят намного лучше, и не пехота, где можно ничего не делать. До сих пор — все держалось на офицерском костяке, который тоже таял. Мулла же, назначенный в часть из Каира — только и занимался, что председательствовал в исламском трибунале, да натравливал солдат на офицеров. Полковник знал об этом — а мулла и подчиненные ему исламские милиционеры — не показывали открыто свое отношение к нему только потому, что полковник и сам заседал в исламском трибунале, проявляя должное усердие. Гнойник ненависти и подозрений давно созрел — и сегодня должен был лопнуть…

В темноте машины — металлом щелкнул предохранитель пистолета…

— Отставить…

Полковник достал из кармана на переднем сидении маленькую бутылку с джином, добытую через знакомого бармена в отеле. Взял немного в рот, прыснул на одежду…

Резко прозвучал сигнал, солдат на воротах вскочил с лежанки, направил на них автомат. Потом — включил фонарь…

Полковник, пошатываясь, вышел из машины…

— Салам, брат! — громко крикнул он.

Горе-стражник опустил автомат.

— Салам, эфенди акид [113]… - неуверенно сказал он. Он знал, что допустил серьезный проступок, заснув на посту и, несмотря на то, что теперь все наказания солдат должен был утверждать мулла, а он не был таким дураком, чтобы утверждать хоть что-то — он понимал, что должен быть наказан. Оттого он чувствовал себя неуверенно перед лицом офицера высокого ранга.

— Открывай дверь что встал! — крикнул полковник без особой злобы в голосе.

— Сейчас, эфенди, сию секунду… — засуетился солдат.

Полковник засмеялся, вернулся в машину. Шлагбаум поднялся, машина тронулась.

— Не спешите лить кровь — сказал полковник — без них вся наша затея — ничто.

— Брат… — отозвался водитель, в голосе звенела сдерживаемая злоба.

Одним из первых указов новой власти в армии была отмена титулования — теперь все были друг другу братья, даже последний жунди [114]из какой-нибудь засранной деревни — убеленному сединами генералу. Трудно было придумать что-либо более действенное для ослабления армии и доведения офицерского корпуса страны до белого каления. Ни для кого не было секретом, какого качества контингент оказывался в армии — подростки из нищих пригородов Каира, с нищей деревенской южной границы страны… на побережье можно и нормальную работу найти, без армии. Офицеры же — были белой костью, семьдесят лет, считай, страна держалась на армии, на офицерском корпусе. И вот теперь представьте — никаких наказаний, офицер для ошалевших от безнаказанности солдат — брат, а еще и местный мулла подначивает…

— Али.

— Да, эфенди акид — отозвался водитель.

— Повторяю еще раз — от солдат и только от солдат зависит успех нашего дела. Если солдаты пойдут за ними — мы погибли. Это понятно?

— Да, эфенди.

— Теперь к зданию казармы и остановись там…

Несколько офицеров — забрав из машины спортивные сумки — прошли к зданию штаба. Зашли внутрь… на случай, если кто следит. Полковник уже наметил путь…

В офицерском гальюне выбили стекло, там не было сигнализации. Один за другим, они вылезли через разбитое окно, побежали к машинному парку. Там, готовые к бою, стояли стальные исполины светло-песочного цвета. М-1А2 Абрамс, самые мощные танки египетской армии. Эти танки были самого последнего заказа, их собрали из поступающих из США комплектов в десятом, как раз до того, как все это началось. Каждый из офицеров — знал, какой танк в каком состоянии находится, какие нужно взять, какие вывести из строя, чтобы ими не могли воспользоваться исламисты. Они были профессионалами, отучившимся в академиях США — а эти были бородатыми обезьянами, которые и водить то нормально танк не могут, не говоря о том, чтобы отремонтировать его.

Танковый мехпарк построили еще при русских. Для более массивных и крупных Абрамсов — часть столбов, поддерживающих крышу, снесли и теперь каждый танк — стоял на месте, предназначенном для двух русских танков. Было тихо. Где-то вдалеке — зарождалась заря…

— Что будем делать? — негромко спросил полковник, когда они оказались у танков.

Командование перешло к майору Фахрибу, который был командиром танковой группы и был среди них лучшим танкистом и лучшим специалистом по тактике применения танков. Майор долго не раздумывал.

— Выкатываем вот этот танк. Перекрываем проход, пушку — в сторону штаба. Никто не проникнет сюда без нашего ведения. Захи, ты — займи позицию вон там…

— Что вы здесь делаете?

Офицеры резко повернулись — один из ракибов, ракиб Хали стоял в тени громадной, в полтора его роста машины и смотрел на них. Офицеры знали, что он был одним из наиболее активных сторонников новой власти, принял ее сразу и без колебаний.