Двойная ложь - Пирсон Ридли - Страница 56

— Снимаем номер. Спим. Принимаем душ. И начинаем все заново.

— Не хочется напоминать очевидное, но О’Мейли постарается приложить все усилия, чтобы как можно быстрее упрятать тебя за решетку.

— Как думаешь, он отправит в погоню своих коллег или полицию?

— И тех, и других. После смерти Стаки осталось вывести из игры лишь тебя, и можно ничего больше не опасаться.

— Но остаешься ты, — напомнил Тайлер, поднимая воротник. — Как считаешь, какие у него намерения насчет тебя?

— Если он заподозрит, что мне что-либо известно, то попытается либо купить меня, либо дискредитировать. В любом случае, правильнее всего будет немедленно написать рапорт об увольнении.

— Наоборот, — возразил Тайлер. — Гораздо важнее, чтобы ты осталась работать в компании.

— Ты шутишь, Питер?

— Например, ты можешь воспользоваться диктофоном. Может, нам удастся поймать его на шантаже.

— Я же сделала выбор, — сказала Прист, — и мне гораздо больше хочется работать с нынешним партнером.

— Не может быть, чтобы они были ни при чем, — повторил Тайлер. — Они виновны в гибели людей в Генуе. И вина доказуема — иначе они не стали бы прибегать к крайним мерам.

— Слушай, а ты не задумывался, почему они пошли на такие крайности? — спросила Прист. — Не задавал себе такого вопроса? Ведь, сам посуди, подобные дела до суда, как правило, не доходят. Просто повышается сумма откупных, и человек в конце концов соглашается. Десять, пятнадцать миллионов за жену и детей Альвареса? По-моему, не особо обременительно для компании вроде «Нозерн Юнион». Из-за чего тогда переживать?

— Переживать стоит хотя бы из-за того, что сумма запросто может затянуть миллионов на восемьдесят, а то и сотню.

— Ну-у, это ты загнул, — протянула Нелл.

— Меньше, если бы они сразу в открытую признали свою вину. Меньше, если бы была возможность достичь соглашения. Но что, если Альварес требует судебного разбирательства — если ему нужна трибуна, чтобы публично заявить о своих подозрениях? Пресса. Заседания. Несчастный латиноамериканец, раздавленный огромной корпорацией. — Тайлер на секунду задумался. — Можно предположить, что они уничтожали документы. Мы наверняка знаем, что несколько человек было уволено досрочно в обмен на их молчание. Подобное поведение со стороны корпорации судьи наказывают будь здоров, поверь моему опыту. Поэтому за такие штучки платить им придется втридорога.

— А что, если развить аналогию Марковица с НАСА еще дальше? — подхватила Прист. — Что, если компания — банкрот? Что, если мы по уши в долгах и кредитных обязательствах, и единственная надежда — на «F-A-S-Т Трэк»?

— Судебное разбирательство вызовет эффект домино, — согласился Тайлер. — Начнут задавать вопросы, акционеры потребуют проведения всестороннего аудита. И не такое бывало.

Телефон Прист зазвонил снова. Она не ответила. Цепочка, связывающая ее с «Нозерн Юнион», время от времени давала о себе знать.

— Может, в следующий раз стоит ответить, — заметил Тайлер. — Надо намекнуть им о том, что мы кое-что знаем. Так, без конкретики.

— Зачем?

— Время. Каждому из нас необходимо найти ответы на некоторые вопросы.

Нелл взяла его за руку. Длинношеие портовые краны принялись за разгрузку контейнеров.

— Знаешь, — сказала она, — где-то в глубине души я хочу верить, что Билл Гоин честен. Он обладает даром предвидения. Харизматическая личность. Из тех людей, за которыми окружающие готовы идти в огонь и в воду. Неужели он способен опуститься до того, чтобы превратить несчастного Сэма Стаки в мешок переломанных костей? Да ни за что! Я его знаю, Питер. По-моему, во всем виноват О’Мейли, и еще мне кажется, они не собирались убивать Стаки. Скорее, они хотели, чтобы все получилось, как с Честером Вашингтоном — в точности так, как с Честером Вашингтоном: чтобы он остался в живых и перед камерами репортеров расписал все в жутких подробностях. Представь — человек выходит из больницы с лицом размером с воздушный шар. Но что-то у них не сложилось. Они хотели напугать Стаки, чтобы заткнуть ему рот и заодно вывести тебя из игры. Теперь же они в мышеловке, которую сами же и поставили. Если Гоин не глуп, он отдаст О’Мейли на растерзание, а сам умоет руки.

— Будь он ни при чем, наверняка уже скормил бы его волкам, — предположил Тайлер. — Я таких людей, как О’Мейли, знаю — у них на любого найдется компромат.

— Параноик ты, честное слово.

Тайлер осторожно высвободил руку.

— Такси подано, — сказал он, указывая на приближающийся автомобиль.

— Прости, — извинилась Нелл. — Язык опережает мысли. Ну ладно, что выросло, то выросло.

— Это точно, — согласился Тайлер. — Послушай, есть у меня выдержка или нет, взрывной у меня характер или спокойный, — скажи, с какой стати мне убивать Стаки? На том или ином этапе расследования эта мысль обязательно придет кому-нибудь в голову. Зачем мне убивать единственного свидетеля? Зачем мне набрасываться на него с дубинкой? Зачем? Если честно, меня не особенно волнует конечный результат истории, зато я боюсь того, что может произойти в ближайшее время. Ты уж мне поверь, я знаю, насколько медленно способна работать полиция. Оставшись на свободе, я мог бы ускорить процесс.

Он помолчал.

— Знаешь, в чем ирония? На данном этапе моя задача не только в том, чтобы не дать Альваресу устроить крушение сверхскоростного экспресса — а я уверен, он собирается пустить его под откос, — но и в том, чтобы защитить его самого, спасти его. Он и есть тот свидетель, который нам нужен, голоса которого нам не хватает. Если с ним что-нибудь случится, о произошедшем на переезде в Генуе никто больше и не вспомнит, ты права. О’Мейли отправил Гарри Уэллса на поиски с заданием «найти и уничтожить». Они не заинтересованы в расследовании, им нужно, чтобы Альварес исчез. И представь: они уничтожили доморощенного террориста. Чем им это грозит? Да их медалями обвешают!

Тайлер махнул рукой таксисту, и они с Прист покинули судно.

Им предстояло разделиться. Тайлер потерял контроль над развитием событий. А может, никогда и не контролировал их ход. Что касается самолюбия и высокомерия, то копы любому могут дать сто очков вперед.

— Спасибо, что не бросила в одиночестве, — сказал Тайлер, глядя на Нелл поверх крыши автомобиля. Если надо с чего-то начинать, почему бы не начать с откровенности?

— Даже и не думай! — ответила она, улыбаясь так, что у Тайлера потеплело на душе.

Мотель назывался «Маритаймер», но, судя по интерьеру и зеркалам на потолках, это был рядовой бордель. Сорок номеров на двух этажах. Якоря у основания ведущей на второй этаж лестницы, выкрашенные белой краской цепи вместо перил. Маленькие якоря в качестве дверных молоточков. Холодильник-минибар оказался пустым, на задней стенке родимым пятном бросался в глаза овал зеленой плесени. Тайлер попросил номер на первом этаже, — отчасти потому, что из него выходила раздвижная дверь на задний двор с прячущимся под снегом небольшим бассейном, накрытым на зиму.

Тайлер послал Прист купить ему пару новых туфель, чтобы выбросить старые и таким образом избавиться от лишнего доказательства на случай, если полиция все-таки его арестует. Кровавые следы перед дверью квартиры Стаки не будут совпадать с отпечатками новой обуви. Когда, почти два часа спустя, Нелл вернулась с парой новеньких кожаных ботинок, только что вышедший из душа Тайлер возмутился по поводу цены:

— Я же дал тебе всего восемьдесят долларов!

— Забудь. Пусть это будет мой тебе подарок. Не могу же я допустить, чтобы ты в такую погоду расхаживал в кроссовках. — Она протянула ему четыре хрустящие купюры по двадцать долларов.

Тайлер остолбенел:

— И как ты расплатилась?

Нелл ответила не сразу.

— Надеюсь, ты не забыла, что я говорил о кредитных карточках?

— Ну, кредитной карточкой я не пользовалась, — сказала она; и все же на ее лице появилось виноватое выражение.

— Только не кредитка! — Тайлер уже собирал вещи, рассовывая по карманам мелочь, которую достал перед душем. Раз она на телефонные звонки не откликается, О’Мейли попытается обнаружить ее любым способом. — Скажи мне, что ты расплатилась наличными.