Великая Северная экспедиция - Островский Борис Генрихович - Страница 33

Однако, все, что встречалось достопримечательного на пути, привлекало внимание и тщательно заносилось в судовой журнал. Так, 25 октября в широте около 51° заметили на севере остров, названный именем Св. Маркиана (впоследствии Амчитка). Через три дня повстречался другой остров, названный островом Св. Стефана (Киска), и, наконец, на широте около 52°30' обнаружили третий остров, наименованный Св. Авраамием (впоследствии Семич). Стеллер уверяет, что были замечены вдали на севере ещё два острова, по его мнению — первые Курильские, но в судовом журнале мы не встречаем этой записи. Но вот, наконец, утром 4 ноября, милях в 16 от корабля, на широте 53°30' увидели впереди себя гористую землю, которую и приняли за цель своих надежд и стремлений — Камчатку. Ужасный по тягости поход казался оконченным. Положение многострадального корабля, которым управляли теперь Ваксель и Хитров, было самое тяжёлое. По словам А. Соколова, «счисление было уже почти потеряно, по крайней мере значительно разнилось; судно почти без правления. Начальник больной, давно не выходящий из каюты; офицеры несогласные и едва перемогавшиеся; команда изнурённая и оцынжавшая, — умирающие каждый день, даже по-двое на день. Вооружение ослабленное, паруса обветшалые. Ни сухарей, ни вина, и воды весьма мало. Сырость и холод. Сомнение, безнадёжность и ужас почти неминуемо предстоявшей гибели…[46] «

«Невозможно описать, — замечает Стеллер, — как велика была радость всех нас, когда мы увидели берег. Умирающие выползали наверх, чтобы увидеть его собственными глазами… Даже больной капитан-командор вышел наверх. Все осведомлялись о здоровье друг у друга, все надеялись найти на острове отдых и успокоение. Нашли даже спрятанный где-то бочонок с водкой, которым ещё более усилили общую радость… Открывшаяся земля казалась Камчаткою… Моряки хвалились в своём неведении: будь хоть тысяча мореплавателей, никто не пришёл бы вернее к цели! Мы не ошиблись даже на полмили».

Уже нетерпеливые взоры различают характерное очертание Авачинской губы, называют отдельные горы, мысы. Скорее, скорее на берег! Но чем ближе подходит к берегу корабль, подгоняемый засвежевшим северовосточным ветром, тем более растёт недоумение. Пустынный безлесный берег совершенно не похож на Авачу и её окрестности. Но все же моряки не сомневаются, что перед ними Камчатка — в районе где-нибудь между Шипунским и Кроноцким мысами. Когда определились, оказалось, что Авачинская губа отстоит отсюда нето в 40 милях , нето в 2Ѕ° разности долготы. Ввиду такой неопределённости, Беринг созвал последний «консилиум», последнюю «мирскую сходку» с участием всех, кто только мог дотащиться до его каюты. Необходимо было решить вопрос, идти ли разыскивать Авачу, где моряков ожидают люди, тепло и провиант, или же «для спасения себя» «идти немедленно к видимому берегу, какой бы ни был берег, есть ли у него или нет пристанища». Беринг с Овцыным доказывали необходимость продолжать поиски Авачи. Ваксель же с Хитровым, поддерживаемые большинством команды, стояли за немедленную высадку на берег. Восторжествовало последнеё, «гибельное» предложение.

Стихии попутным ветром двинулся «Св. Пётр» к берегу, и перед закатом солнца, впервые за долгое время брызнувшего из-за разорванных туч золотыми лучами, бросил якорь на 12-сажённой глубине — на совершенно открытом месте в расстоянии не более версты от каменистого, бесприютного берега, вокруг которого длинной белой лентой извивались грандиозные буруны не улегшейся ещё бури. Но недолго продержался корабль на якоре. Подошедшей огромной волной мёртвой зыби его так рвануло, что канат не выдержал, лопнул, и корабль, вздымаясь на бурунах и гулко шаркая днищем о грунт, понесло прямо на берег. Не помог и другой якорь, снова оборвало канат, в страшном смятении люди бросились в трюм за третьим… Но в этот момент произошло истинное «чудо»: могучие кипящие буруны, таящие в себе огромный запас энергии, «перекинули судно через груду камней, — и — чудным счастием — оно было поставлено на совершенно спокойную воду, между грядою „камней и берегом, в полуверсте от него, на глубине 1Ѕ сажен“. Из этой лагуны-западни корабль уже не вышел.

Так закончилось четырехмесячное бурное плавание «Св. Петра» к берегам Америки. Наступила тихая ночь, залитая лунным светом, впереди распростёрлась пустынная, каменистая земля, на которую никогда ещё не ступала нога человека. Пепельносерые облака застилали по временам вершины высоких гор и торопливо неслись на юг; вдали грохотал, дробясь о каменистый берег, прибой. Вконец утомлённые люди, впервые за столько дней почувствовавшие под собою прочную, не уходящую из-под ног палубу, спали мертвецким сном. Не спал лишь один вахтенный; одетый в тёплый армяк, он прислонился к кормовому люку и пристально разглядывал берег. Так обстояли дела на «Св. Петре» в ночь на 6 ноября 1741 года в виду открытого острова, названного впоследствии островом Беринга, из группы Командорских.

ДЕВЯТЬ МЕСЯЦЕВ НА НЕОБИТАЕМОМ ОСТРОВЕ

Рано утром спустили на воду единственную оставшуюся после страшной бури шлюпку и отправились на берег. Первыми съехали Стеллер и Плениснер. Уже первая экскурсия Стеллера на берегу навела его на грустные размышления: подлинно ли они на Камчатке? Уж больно странно ведут себя здешние звери, — совершенно не боятся человека. И какое их тут изобилие! Морские бобры встретили путешественников, едва те сошли на землю, а Стеллер хорошо знал, что эти давно и ретиво преследуемые промышленниками вблизи камчатских берегов животные почти не водятся уже там.

Поразило и огромное количество куропаток, также вовсе не пугливых; их было так много, что свободно можно было бы добыть за час хоть сотню. Но охотиться было некогда, необходимо было осмотреться и ориентироваться в поисках прежде всего свежей воды. Плениснер все же добыл специально для больного Беринга шесть куропаток и отправил их на корабль, Стеллер же присоединил сюда ещё несколько пучков противоцынготной травы для приготовления командору салата.

Особенно были удивлены наши путешественники колоссальным множеством здесь песцов. Об этом животном, которое, по словам Стеллера, по наглости, хитрости и пронырству далеко оставляет за собой обыкновенную лисицу, мы расскажем ещё ниже, а сейчас заметим, что осмотренный нашими путешественниками берег произвёл на них самое безотрадное впечатление. Совершенно безлесный, пустынный и дикий; с нагроможденными у самой воды голыми каменными скалами, берег не являл никаких благоприятных перспектив для предстоящей зимовки, и, что всего хуже, неизвестно было даже, что это за земля. Но Стеллер все ещё хотел верить и надеяться, что это Камчатка, хотя новые факты с каждым днём и разубеждали его в этом.

Всю ночь провели путники на берегу, усиленно разыскивая свежую воду. Поиски их увенчались, наконец, успехом к великой радости всего экипажа. Они набрели на ручей превосходной воды, а попутно нашли и порядочное количество выкинутого на берег леса. Во время этих поисков внимание Стеллера было привлечено совершенно неведомыми ему крупными морскими животными, ходившими стадами невдалеке от берегов. Через несколько дней, когда путешественник повнимательнее присмотрелся к ним, он дал им, удержавшееся навсегда, название морских коров. Но, отложив теперь все эти наблюдения до более благоприятного момента, Стеллер с Плениснером и со всеми оставшимися на корабле здоровыми людьми ушли в организационную работу по приготовлению экипажа к зимовке. Прежде всего необходимо было соорудить «помещения»; единственно, что возможно было сделать в их условиях, — это вырыть в песке ямы-пещеры, прикрыв их сверху парусами. Когда вырыли несколько таких подземелий, стали перевозить на берег больных.