Великая Северная экспедиция - Островский Борис Генрихович - Страница 15

Вблизи устья речки Блудной (72°56') расположились на зимовку. Здесь зимовщики нашли несколько семейств оседлых тунгусов, а также достаточные запасы продовольствия, доставленные сюда в начале похода на дощаниках.

И все же зимовка протекла не вполне благополучно; остаётся невыясненным, почему при удовлетворительном питании и отсутствии заболеваний (умер лишь один матрос, «бывший в любострастной болезни») по временам слышался ропот в команде, сопровождаемый «нерегулярными и неистовыми словами».

Предвидя неудачу обследования Таймырского полуострова с моря, Лаптев уже в конце октября предпринял сухопутную съёмку берегов. Он командировал боцманмата Медведева на реку Пясингу для описи её устья и морского берега на восток до устья реки Таймыры. Возвратившийся к концу апреля Медведев, «остановленный» великою стужею и сильным ветром, смог обследовать не больше 40 вёрст. Столь же неудачна была и экспедиция геодезиста Чекина, отправившегося в исходе марта следующего года для описи берега от устья Таймыры на запад до Пясинги. Чекина сопровождало десять нарт на собаках, управляемых якутами и тунгусами; последние гнали с собой 18 оленей. 17 мая Чекин, бросив по дороге нарты, вернулся пешком «с крайней нуждою». О своём путешествии он сообщил так: «Ездил до реки Таймуры, и оною Таймурою до моря, и от неё около моря по морскому берегу к западу, около ста вёрст, где уже земля пошла к югу; а далее затем не поехал, что себе провианта и собакам корму стало мало очень, с которым далее в безвестное место ехать было опасно… «

По началу, морское путешествие Лаптева, выполняемоё на следующий год по тому же маршруту, протекало в той же обстановке, что и предыдущее. Поздно вскрывшаяся Хатанга позволила только 13 августа достигнуть её устья. А дальше пошла та же картина: корабль вклинился в сплошное безразрывное кольцо льдов и понёсся с ними по ветру и течению к северу, «обламываемый и утопающий». Все более свирепел ветер, он принёс с собой с севера целые тучи густого, хлопьями валившего снега. Неожиданно наступившая ранняя зима усугубила тяжесть положения. Льдины, пришедшие в большое движение, подгоняемые ветром, с грохотом напирали и дробились об измятые бока корабля. В нескольких местах корабль оказался продавленным, его стало заливать. Не терявший ни на минуту присутствия духа, Лаптев отдал распоряжение заделать пробоины, а бока судна от новых ударов льдин оградить спущенными с борта брёвнами. Не покладая рук работали на судне, делая тщетные попытки спасти его. На утро стало ясно, что спасти корабль не удастся; воды неизменно прибывало больше, чем удавалось откачивать. Лаптев отдал распоряжение выгружать провизию и тёплые вещи на лёд. Судно все ещё держалось на воде.

Вечером Лаптев созвал совет. Под глухой рёв бури и непрерывный грохот напиравшего на корабль льда, при тусклом свете ночника, решался вопрос: продолжать ли ещё борьбу, или немедленно высадиться всем на лёд и спасаться к берегу. Последнее мнение восторжествовало. Все сошли на лёд. По счастью, берег был недалеко, всего в 15 милях по направлению к западу. На третьи сутки, преодолевая неимоверные трудности, моряки, совершенно изнеможённые, достигли берега, доставив с собой часть захваченного продовольственного груза.

Положение спасшихся было, однако, чрезвычайно тяжёлое. Замерзавшие, выкинутые на отдалённый, лишенный жилья берег Хатанги, растерявшие по дороге большую часть провианта, моряки жаждали теперь только одного: согреться! Но средств развести костёр не было никаких; ничего не оставалось другого, как выкопать в мёрзлой земле ямы и согреться в общей куче сгрудившихся друг на друга тел. Становилось совершенно очевидным и для Лаптева и для всех прочих, что зимовка при этих условиях на пустынных берегах ничего, кроме гибели всей партии, принести не может. Изнурённые трудами и тяжёлыми переживаниями, отчаявшиеся в спасении, люди стали впадать в апатию, а некоторые даже побросали работу, говоря, что все равно всем придется скоро умирать, стоит ли работать? Но мужественный Лаптев сумел восстановить дисциплину и тем спас экспедицию от верной гибели.

Лаптев не только не терял присутствия духа, но и не забывал производить научных наблюдений. Из всех участников описных работ на северных берегах Азии, им были доставлены, пожалуй, наиболее ценные сведения по общей географии края; он не забывал ни метеорологии, ни наблюдений над приливами, ни магнитного склонения, ни флоры, ни фауны, ни, наконец, населения. Что же касается точности его вычислений, равно как и Прончищева, то Врангель доказал, что при определении широт допущенные ими погрешности не превышали нескольких минут. Совершенно непростительным научным промахом является то, что обширные записки Харитона Лаптева не подверглись обработке и использованы лишь в самой незначительной степени.

Восстановив дисциплину и ободрив своих спутников, Лаптев объявил, чтобы к 25 сентября все здоровые были готовы выступить с ним в поход к месту их прежней зимовки. Но лёд упорно преследовал изнурённых моряков. Пройдя половину пути, они наткнулись на довольно широкую реку, по которой быстрым течением несло лёд. Переправиться на другую сторону не было никакой возможности; пришлось вернуться обратно и выжидать, когда наступят морозы. Лишь через месяц смогли вконец измотавшиеся моряки доплестись до места своего прежнего зимовья. Из больных, оставшихся некоторое время в лагере, четверо умерло, остальные же были доставлены на место зимовки в ноябре.

Итак, потерпев столько неудач при попытке обогнуть Таймырский полуостров с моря, моряки окончательно убедились, что задача эта, превышая человеческие силы, — невыполнима. На целых полтораста лет попытка эта осталась неосуществлённой.

Однако для засъёмки берегов Таймырского полуострова неудача эта не имела значения; в распоряжении исследователей были сухопутные возможности, на что и обратил внимание Лаптев. Предвидя возможность этого путешествия, он ещё в 1740 году озаботился заготовкой провианта и собак. Ранней весной следующего года все было готово к началу путешествия, которое предполагалось осуществить с помощью трех партий, действующих с трех различных сторон.

Первым отправился в путь Челюскин. На трех нартах, запряжённых собаками, 17 марта он выехал к устью реки Пясинги, откуда затем должен был отправиться по берегу вокруг Северозападного мыса на восток до устья реки Таймыры.

Через пять недель после него двинулась в путь вторая партия — геодезиста Чекина, также на трех нартах; он должен был действовать в противоположном направлении, т.-е., следуя восточным берегом на запад, обогнуть Северовосточный мыс и прибыть к конечному пункту экспедиции Челюскина, т.-е. на реку Таймыру. Сам же начальник всей экспедиции Лаптев должен был, взяв направление на север и обследовав внутренние части восточного Таймырского полуострова, закончить своё путешествие там же, т.-е. в устье Таймыры.

Отправным пунктом всех трех партий было место их зимовки — устье Хатанги. Хороший и предусмотрительный организатор, Лаптев ещё до выхода партий в путь отправил к устью Таймыры 12 нарт с провиантом и сушёным кормом для собак, а также 7 нарт к Таймырскому озеру и 2 нарты специально для Чекина. Всю остальную команду и грузы экспедиции Лаптев отправил на ста оленях на Енисей, для последующего похода в Туруханск.

Но не прошло и нескольких дней, как геодезист Чекин возвратился, условия передвижения показались ему крайне тяжёлыми. К тому же как у него самого, так и у его спутников настолько разболелись от непрерывного созерцания белой пелены глаза, что все они почти перестали видеть. Из возложенных на него поручений Чекин почти ничего не выполнил.

Под 75°21' произошла встреча Челюскина, имевшего уже весьма исхудавших собак, с Лаптевым; после встречи моряки повернули обратно и вскоре благополучно достигли Пясинги. В этот поход Лаптеву удалось не только добраться до устья Таймыры и определить её широту, но и дойти до Северозападного мыса и правильно определить его широту (76° 38').

Поход Лаптева в глубину Таймырского полуострова изобилует многими любопытными наблюдениями и сделанными из них выводами, правда, иногда курьёзными. Так, например, найдя в тундре вблизи Таймырского озера кости мамонта, он замечает: «По сей тундре, близ моря, лежащие находятся мамонтовые ноги, большие и малые, також и другие от корпуса кости». А на иных реках здешней тундры из берегов вымывает и целые звери мамонты, с обоими рогами; на них кожа толщиной в 5 дюймов , и шерсть и тело истлелые; а прочие кости, кроме помянутых рогов, весьма дряблые… Сей зверь мамонт есть, мнится быть, и ныне в море северном, на глубоких местах: понеже случалося по самым берегам моря находить роги, ничего в землю не врослые, которые уповательно волнами выбивает; а по тундре все роги находятся в земле верхним из острых концов, а тупым концом на верху земли».