Свои люди – сочтемся - Островский Александр Николаевич - Страница 22

Аграфена Кондратьевна . Дай-то господи! А то уж и я-то, на него глядя, вся измаялась.

Большов . Ну, как же, Лазарь?

Подхалюзин . Десять копеечек, извольте, дам-с, как говорили.

Большов . А пятнадцать-то где же я возьму? Не из рогожи ж мне их таять.

Подхалюзин . Я, тятенька, не могу-с. Видит бог, не могу-с!

Большов . Что ты, Лазарь, что ты! Да куда ж ты деньги-то дел?

Подхалюзин . Да вы извольте рассудить: я вот торговлей завожусь, домишко отделал. Да выкушайте чего-нибудь, тятенька! Вот хоть мадерцы, что ли-с! Маменька! Попотчуйте тятеньку.

Аграфена Кондратьевна . Кушай, батюшко, Самсон Силыч! Кушай! Я тебе, батюшко, пуншик налью!

Большов (пьет) . Выручайте, детушки, выручайте!

Подхалюзин . Вот вы, тятенька, изволите говорить, куда я деньги дел? Как же-с? Рассудите сами: торговать начинаем, известное дело, без капитала нельзя-с, ваяться нечем; вот домик купил, заведеньице всякое домашнее завели, лошадок, то, другое. Сами извольте рассудить! Об детях подумать надо.

Олимпиада Самсоновна . Что ж, тятенька, нельзя же нам самим ни при чем остаться. Ведь мы не мещане какие-нибудь.

Подхалюзин . Вы, тятенька, извольте рассудить: нынче без капитала нельзя-с, без капитала-то немного наторгуешь.

Олимпиада Самсоновна . Я у вас, тятенька, до двадцати лет жила – свету не видала. Что ж, мне прикажете отдать вам деньги, да самой опять в ситцевых платьях ходить?

Большов . Что вы! Что вы! Опомнитесь! Ведь я у вас не милостыню прошу, а свое же добро. Люди ли вы?..

Олимпиада Самсоновна . Известное дело, тятенька, люди, а не звери же.

Большов . Лазарь! Да ты вспомни-то, ведь я тебе все отдал, все дочиста; вот что себе оставил, видишь! Ведь я тебя мальчишкой в дом взял, подлец ты бесчувственный! Поил, кормил вместо отца родного, в люди вывел. А видел ли я от тебя благодарность какую? Видел ли? Вспомни-то, Лазарь, сколько раз я замечал, что ты на руку не чист! Что ж? Я ведь не прогнал тебя, как скота какого, не ославил на весь город. Я тебя сделал главным приказчиком, тебе я все свое состояние отдал, да тебе же, Лазарь, я отдал и дочь-то своими руками. А не случись со мною этого попущения, ты бы на нее и глядеть-то не смел.

Подхалюзин . Помилуйте, тятенька, я все это очень хорошо чувствую-с!

Большов . Чувствуешь ты! Ты бы должен все отдать, как я, в одной рубашке остаться, только бы своего благодетеля выручить. Да не прошу я этого, не надо мне; ты заплати за меня только, что теперь следует..

Подхалюзин . Отчего бы не заплатить-с, да просят цену, которую совсем несообразную.

Большов . Да разве я прошу! Я из-за каждой вашей копейки просил, просил, в ноги кланялся, да что же мне делать, когда не хотят уступить ничего?

Олимпиада Самсоновна . Мы, тятенька, сказали вам, что больше десяти копеек дать не можем, – и толковать об этом нечего.

Большов . Уж ты скажи, дочка: ступай, мол, ты, старый черт, в яму! Да, в яму! В острог его, старого дурака. И за дело! Не гонись за большим, будь доволен тем, что есть. А за большим погонишься, и последнее отнимут, оберут тебя дочиста. И придется тебе бежать на Каменный мост да бросаться в Москву-реку. Да и оттедова тебя за язык вытянут да в острог посадят.

Все молчат. Большов пьет.

А вы подумайте, каково мне теперь в яму-то идти. Что ж мне, зажмуриться, что ли? Мне Ильинка-то теперь за сто верст покажется. Вы подумайте только, каково по Ильинке-то идти. Это все равно, что грешную душу дьяволы, прости господи, по мытарствам тащат. А там мимо Иверской, как мне взглянуть-то на нее, на матушку?.. Знаешь, Лазарь, Иуда – ведь он тоже Христа за деньги продал, как мы совесть за деньги продаем… А что ему за это было?» А там Присутственные места, Уголовная палата… Ведь я злостный – умышленный… ведь меня в Сибирь сошлют. Господи!.. Коли так не дадите денег, дайте Христа ради! (Плачет.)

Подхалюзин . Что вы, что вы, тятенька? Полноте! Бог милостив! Что это вы? Поправим как-нибудь. Все в наших руках!

Большов . Денег надо, Лазарь, денег. Больше нечем поправить. Либо денег, либо в Сибирь.

Подхалюзин . И денег дадим-с, только бы отвязались! Я, так и быть, еще пять копеечек прибавлю.

Большов . Эки года! Есть ли в вас христианство? Двадцать пять копеек надо, Лазарь!

Подхалюзин . Нет, это, тятенька, много-с, ей-богу много!

Большов . Змеи вы подколодные! (Опускается головой на стол.)

Аграфена Кондратьевна . Варвар ты, варвар! Разбойник ты эдакой! Нет тебе моего благословения! Иссохнешь ведь и с деньгами-то, иссохнешь, не доживя веку. Разбойник ты, эдакой разбойник!

Подхалюзин . Полноте, маменька, бога-то гневить! Что это вы клянете нас, не разобрамши дела-то! Вы видите, тятенька захмелел маненько, а вы уж и на-поди.

Олимпиада Самсоновна . Уж вы, маменька, молчали бы лучше! А то вы рады проклять в преисподнюю. Знаю я: вас на это станет. За то вам, должно быть, и других детей-то бог не дал.

Аграфена Кондратьевна . Сама ты молчи, беспутная! И одну-то тебя бог в наказание послал.

Олимпиада Самсоновна . У вас все беспутные – вы одни хороши. На себя-то посмотрели бы, только что понедельничаете, а то дня не пройдет, чтоб не облаять кого-нибудь.

Аграфена Кондратьевна . Ишь ты! Ишь ты! Ах, ах, ах!.. Да я прокляну тебя на всех соборах!

Олимпиада Самсоновна . Проклинайте, пожалуй!

Аграфена Кондратьевна . Да! Вот как! Умрешь, не сгниешь! Да!..

Олимпиада Самсоновна . Очень нужно!

Большов (встает) .Ну, прощайте, дети.

Подхалюзин . Что вы, тятенька, посидите! Надобно же как-нибудь дело-то кончить!

Большов . Да что кончать-то? Уж я вижу, что дело-то кончено. Сама себя раба бьет, коли не чисто жнет! Ты уж не плати за меня ничего: пусть что хотят со мной, то и делают. Прощайте, пора мне!

Подхалюзин . Прощайте, тятенька! Бог милостив – как-нибудь обойдется!

Большов . Прощай, жена!

Аграфена Кондратьевна . Прощай, батюшко Самсон Силыч! Когда к вам в яму-то пущают?

Большов . Не знаю!

Аграфена Кондратьевна . Ну, так я наведаюсь: а то умрешь тут, не видамши-то тебя.