Лунная радуга. Волшебный локон Ампары - Павлов Сергей Иванович - Страница 30

Но я, повторяю, об этом еще ничего не знал и, слушая в командной рубке жесткие слова капитана, пытался вообразить себе истинную подоплеку скандального происшествия. В одном я был убежден: Бак честный, искренний человек, и подозревать его в умышленном нарушении общепринятых норм морали и этики просто нелепо. Это свое убеждение я высказал капитану и добавил, что если дать себе труд разобраться в побудительных мотивах вчерашнего «проступка» механика, то ничего предосудительного, а тем более злонамеренного в них не сыщешь. Напротив, следовало бы оценить бескомпромиссность и мужество человека, который в одиночку вынужден вести неравную борьбу с противником необычайно изворотливым, ловким.

— Ну, положим, в существовании «диверсанта» я позволю себе усомниться, — возразил капитан. — А вот чисто служебные недочеты инженера-хозяйственника и его вчерашняя клоунада — это для меня вполне реальные факты. И настолько реальные, что я действительно вынужден дать им оценку. Правда, обратную той, которую предлагаете вы.

— В таком случае, — сказал я, — вынужден заявить: ответственность за вчерашний скандал, каким бы он ни был, лежит на мне, поскольку именно я инициатор ежевечернего патрулирования коридоров и бытовых отсеков. Правда, сегодня утром мы с инженером-хозяйственником решили прекратить всякую самодеятельность и передать добытую информацию вам. Убедить вас принять нужные меры не удалось… Жаль… Откровенно говоря, я разочарован.

— Но и я в недоумении, — серьезно сказал капитан. — Ваша настойчивость мне непонятна. Не могу же я запретить Рэнду Палмеру развлекать своих друзей небылицами о чужаке.

— Такое впечатление, будто мы беседуем на разных языках… Говоря о нужных мерах, я имел в виду не столько Рэнда Палмера, сколько обстановку в целом. Представим себе на минуту реальность чужака. Вопрос: что будет с корабельным «зайцем», если при торможении он но тем или иным причинам не сумеет воспользоваться средствами противоперегрузочной защиты?

— Сумел же воспользоваться во время разгона.

— Да, но теперь не сумеет. Не получится вдруг. Что будет?

— Успокойтесь, — бесстрастно сказал Молчанов. — Ничего такого не будет. Никаких корабельных «зайцев» на борту рейдера нет.

— Вы уверены в этом на все сто процентов?

Капитан взглянул на часы. В глазах его тенью прошла какая-то мысль, отразившись на лице выражением неудовольствия. Я тоже взглянул на часы. До перерыва на дневной отдых оставалось меньше десяти минут. Мне хотелось уйти, однако теперь, при всем моем желании, я не мог этого сделать без разрешения начальства. Стой и жди (даже если ждать тебе, кроме обратного пропуска, по-видимому, нечего) — таков порядок.

— В рабочей обстановке, — доверительным тоном заговорил капитан, приближаясь к столу, — я никогда не пользуюсь словом «уверен». Предпочитаю слово «убежден». И вам советую. Это поможет нам избежать неудобств, которые вы называете «беседой на разных языках». — Привычным движением он утопил одну из кнопок внутренней связи, будто ставил заключительную точку нашему разговору. — Вахта, прием!

Мне оставалось заручиться спокойствием.

В стеклянистой толще грибка столешницы замелькали голубые блики — вызов на связь. Я машинально взглянул на экран информатора в тыльной стороне рубки, но ничего на нем не увидел. Капитан смотрел куда-то в «космический» вырез боковой стороны. Я ввел поправку, посмотрел туда же и замер.

Да, это было великолепно! И не просто великолепно, а… как бы точней оценить? Ну, в общем, все двенадцать баллов по шкале эстетической категории высшего совершенства!..

Говорят, настоящую красоту прежде всего ощущаешь спиной — пробегают, знаете ли, эдакие резонансные мурашки сопричастности и восторга. Что ж, правильно говорят, я это в полной мере прочувствовал… Мне вспомнилось старое изречение: «Нет ничего прекраснее танцующей женщины, скачущего коня и чайного клипера под всеми парусами». Теперь я мог бы добавить: нет ничего романтичнее женской земной красоты в океане холодного блеска Вселенной… Я оцепенело всматривался в это, без сомнения, знакомое мне лицо, узнавая его и в то же время не узнавая там, среди звезд, и, признаюсь, готов был к восторженным декламациям. «Руки, богиня иль смертная дева, к тебе простираю. Если одна из богинь ты, владычиц пространного неба, то с Артемидою только, великою дочерью Зевса, можешь сходна быть лица красотою… Нет, ничего столь прекрасного между людей земнородных взоры мои не встречали доныне; смотрю с изумленьем…» О да, забыв обо всем, стоял я как столб и завороженно созерцал новоявленную нимфу Млечного Пути. Было в ней что-то очень земное и одновременно экзотически неземное, звездно-музыкальное, вселенское… Улыбчивые карие глаза, жемчужно-розовые губы, плавные контуры темных волос. В серповидную прядь на виске великолепно «вписалась» драгоценная капля лучистой Капеллы…

— Вахта административно-технического сектора на приеме! — бодро отрапортовали жемчужно-розовые губы. — Слушаю, капитан…

Я медленно возвращался с неба на грешную зем… в командную рубку.

— Таня, дайте, пожалуйста, на экран информатора полную схему дислокации, — распорядился Молчанов. — Шесть рядов с цифровым итогом.

— Минуточку, капитан, — ответила из созвездия Возничего Таня.

«На экран информатора, значит… — подумалось мне. — Схему, значит, туда, а красавицу Таню сюда, на звездный экран большого обзора. А ведь он романтик, наш капитан! Ай-яй-яй, какой утонченный эстет!.. Даже лучистая капля Капеллы на месте — в центре красиво изогнутой пряди волос у виска. И Таня, конечно, не знает. Будет жаль, если узнает. Пропадет естественная непринужденность — прощай тогда чарующий эффект…»

— Готово, капитан! — доложила «звездная девушка». — Полная расшифровка по шести секциям.

— Вы свободны, Таня, спасибо. Конец связи.

Владычица неба растаяла среди звезд.

Капитан жестом пригласил меня подойти к экрану информатора.

7. Рапорт на самого себя

Я понятия не имел, что такое «схема дислокации», и тупо смотрел на экран. То, что я видел перед собой, скорее походило на обычное информационное табло в зале какого-нибудь космопорта. Продолговатый экран расчерчен на шесть вертикальных рядов. В каждом ряду — колонки индексов. Такими индексами обозначались у нас на борту каюты, отсеки и прочие помещения корабля. Ниже индексов стояли однозначные (реже — двузначные) цифры, которые иногда менялись. Вот и все. Я ничего не понимал.

Удивленный моим невежеством капитан стал пояснять, проводя рукой по рядам:

— Первый ярус, второй, третий, четвертый, носовое отделение рейдера, хвостовое. Здесь индексы помещений, в которых сейчас находятся люди. Цифры — количество человек в помещении. Вот, к примеру, носовое отделение: индекс КР-Н и рядом — двойка. Это вы и я в командной рубке. И точно также во всех шести обитаемых секциях рейдера. Ясно?

— Ясно… — пробормотал я. Теперь мне действительно было все ясно. Мне и в голову прийти не могло, что на рейдере существует подобная аппаратура!

— В конце каждого ряда обозначен цифровой итог, — продолжал капитан. — Для удобства. Ведь люди постоянно переходят из помещения в помещение, и проследить по строчкам за этой миграцией трудно. Легче по секциям. Ну-ка, возьмите конечные цифры по всем шести секциям и подсчитайте, сколько людей присутствует в данный момент на борту рейдера.

Я подсчитал. На борту рейдера в данный момент было, как и положено, шестьдесят девять человек. Ни больше ни меньше…

— Так где же он, ваш чужак?

Я промолчал. Стоял потерянно и смотрел на табло этого «счетчика человеческих душ» и не знал, что и думать. Я был сражен. Впрочем, сражен не то слово. Я был буквально смят и раздавлен.

— Как видите, — сказал Молчанов, — понятие «убежден» имеет существенное преимущество перед понятием «уверен». И пусть это вам послужит уроком. А что касается чужака… Вы даже не представляете, сколько легенд подобного рода мне приходилось слышать за годы работы в Пространстве.