Операция "Раскол" - Стивен Стюарт - Страница 15

В период Второй мировой войны Аллен Даллес оказался в центре международной жизни, и у него пробудился вкус к политическим авантюрам на высшем уровне. (Со временем ему предстоит стать пугалом для всякого рода левых во всем мире, но, как и всякий стереотип, это представление о нем никогда не было вполне истинным.) Вильям (Дикий Билл) Донован – глава Управления стратегических служб – признавал гений Даллеса как организатора тайных разведывательных операций. И Донован же открыл перед ним путь к успеху на этом поприще, предоставив, возможно, самый важный пост в своей организации: отделение Управления стратегических служб в Берне, Швейцария, – в этом естественном пункте пересечения дорог поистине всех разведок военного времени. Здесь Даллес быстро показал себя, но не как одержимый антикоммунист. Таковым он стал впоследствии. Он смотрел на войну как на борьбу против фашизма и совершенно сознательно сотрудничал с коммунистами. С его точки зрения, каждый, кто был готов помочь в этой борьбе, был достаточно для него удобен. Подобно большинству американцев своего класса и образовательного уровня, Аллен Даллес был склонен относиться к России с восхищением, а на коммунизм смотрел как на безобидную эксцентричность, импонировавшую некоторым из его друзей. Британскую империю он считал большей угрозой миру на земле, чем Россия. Поэтому первой задачей после войны должно быть расчленение империи и превращение Британии в маленький остров в стороне от Европы. Сейчас трудно утверждать, насколько глубокой была антипатия, которую ощущали американские интеллектуалы по отношению к Британской империи. И хотя это чувство, возможно, несколько смягчилось под влиянием героического сопротивления англичан нацистам, оно тогда все еще оставалось сильным.

Россия же в годы Второй мировой войны была окружена ореолом романтики. Фантастические потери, которые понес русский народ, битва с немцами у ворот Москвы, а затем великая победа под Сталинградом, бесспорно, являвшаяся поворотным пунктом войны, – все это вызвало восхищение у американцев. Сталин стал казаться почти что добродушным дядюшкой. Конечно, бизнесмены, правые конгрессмены, профессиональные антикоммунисты из руководства профсоюзным движением и еще кое-кто все еще страшились большевистской угрозы, однако политический климат смягчился настолько, что высказывание подобных взглядов вслух стало просто непопулярным.

Тем не менее особый случай, происшедший с Алленом Даллесом во время его работы в Швейцарии, повлиял на его отношение к России. Этот случай повлек за собой глубокое личное разочарование и мог нанести большой ущерб всей карьере Даллеса, так как дело было связано с нарушением полученных им инструкций. (Историки, возможно, сочтут слишком поверхностным предположение о том, что общественные взгляды такого человека, как Даллес, могут быть подвержены влиянию личных переживаний. Но я полагаю, что оскорбления и обиды, униженное достоинство, крушение надежд порой оказывают гораздо большее воздействие на политику и взгляды лидеров великих наций, чем кто-либо может себе помыслить. Стремление представить себе своих лидеров как лишенных простых человеческих чувств направлено к тому, чтобы затемнить, смазать эффект, производимый на них личными трагедиями. Безусловно, большинство людей, знавших Аллена Даллеса, согласятся, что случай в Берне, имевший место в 1945 году, оказал на него глубокое влияние.)

8 марта 1945 года генерал-майор Карл Вольф, убежденный нацист и глава службы СС в Италии, встретился в Берне с Алленом Даллесом. Вольф, полагая, что капитуляция Германии необходима для предотвращения коммунистического марша в Европе, предложил безоговорочную капитуляцию миллионной германской армии в Италии и возможную капитуляцию всего вермахта. Немедленно переговоры были зашифрованы кодовым названием «Санрайз» («Восход солнца»). И на следующий день на них были приглашены представители союзнических штабов в Италии. 13 марта американский генерал Лимэн Лемнитцер и английский генерал Теренц Эри прибыли в Лион для встречи с Вольфом, а 19 марта Вольф возвратился в Италию, чтобы выяснить позицию вермахта и Берлина. Даллес полагал, что он добился наибольшего успеха, какой когда- либо выпадал на долю кого-либо из разведчиков за всю Вторую мировую войну. Но 20 апреля он получил из Вашингтона указание прекратить все контакты с Вольфом.

Дело в том, что Даллес забыл или, возможно, преднамеренно игнорировал деликатность отношений, существовавших в то время между Москвой и Вашингтоном. Когда Сталин услышал об этих переговорах, он потребовал советского участия в них. Но поскольку цель инициативы Вольфа состояла в том, чтобы воспрепятствовать коммунистам, английский генерал сэр Гарольд Александер, главнокомандующий в Италии, по совету Аллена Даллеса отклонил это требование.

Сталин, конечно, знал о том, что происходило, от своих агентов, пристально следивших за переговорами. Он считал, что немцы затеяли переговоры с тем, чтобы получить возможность перебросить три дивизии из Италии на Восточный фронт. Сталин, как он писал об этом в письме к Рузвельту, был уверен в том, что германский командующий на западе Кессельринг «согласился открыть фронт и позволить англо-американским войскам продвигаться на восток, а англо-американцы обещали за это облегчить для немцев условия мирного договора».

Рузвельт раздраженно ответил: «Откровенно говоря, я не могу, избавиться от чувства горькой досады по отношению к Вашим информаторам, кем бы они ни были, за подобное злонамеренное искажение моих действий или действий моих доверенных подчиненных». Сталин ответил: «Я никогда не сомневался в Вашей честности и надежности, как и в честности и надежности мистера Черчилля».

Но переговоры были прекращены, и германская армия в Италии сдалась только за шесть дней до капитуляции всех вооруженных сил Германии в Европе. До того, как это произошло, Даллес должен был испытать еще одно личное унижение, спасая генерала Вольфа от итальянских партизан, окруживших штаб последнего. То, что названо Рузвельтом «Бернским инцидентом», уже в какой-то степени озадачило историков. Советско-американские отношения были достаточно хороши, и Сталин мог быть уверен, что Рузвельт не примет германскую капитуляцию в Италии таким образом, чтобы немецкие войска могли бы использоваться против Красной Армии на востоке. И, конечно, Рузвельт не стал бы плести интриги за спиной Сталина с тем, чтобы позволить англо-американским войскам пересечь Европу и занять оборону против наступающей Красной Армии. Тем не менее сталинское письмо было насыщено неподдельной горечью. Нельзя считать, как это делает большинство историков, что Сталин в типичном для него дуболомном стиле проводил свою политическую линию. Он действительно был глубоко потрясен вероломством союзников.

Вина за это лежала на Аллене Даллесе. В соответствии с британскими источниками, он на первой стадии переговоров говорил Вольфу то, что, по мнению Даллеса, тот желал услышать. Если Вольфа можно было склонить на капитуляцию германской армии в Италии взамен на обещания относительно будущего поведения американцев в отношении Красной Армии, то для Даллеса это означало, что такое обещание стоит сделать, даже если и нет намерения его выполнить.

При переговорах с нацистами во время войны Даллес активно стремился убедить немцев, что они выиграют, если будут действовать, как он предлагает. Так, в феврале 1943 года Даллес вел переговоры с принцем Максимиллианом Гогенлоэ – агентом СС, который пытался убедить Даллеса заключить сепаратный мир не только с Третьим рейхом, но непосредственно с Гиммлером в качестве фюрера. Как сообщил Гогенлоэ в своем отчете, Даллес сказал ему, что он «по горло сыт постоянными разговорами с устаревшими политическими деятелями, эмигрантами и предубежденными евреями». Гогенлоэ доложил, что, как считает Даллес, «мир в Европе должен быть установлен таким образом, что все, кого это касается, были бы по-настоящему заинтересованы в его сохранении. Нельзя вновь допустить деления на победителя и побежденного, довольного и недовольного. Никогда вновь такая страна, как Германия, не должна быть вовлечена злой волей и несправедливостью в отчаянные героические эксперименты. Германское государство должно продолжать существовать как фактор порядка и прогресса. Не может стоять вопрос о его разделе или его отделении от Австрии… Чешскому вопросу Даллес, казалось, придавал малое значение. В то же время он считал необходимым сохранить санитарный кордон против большевизма и панславизма путем восстановления восточных границ Польши и сохранения Румынии и сильной Венгрии».