Златовласка зеленоглазая - Кощиенко Андрей Геннадьевич - Страница 58

Так. Не отвлекаемся на низших, работаем дальше! Значит, вынуть наконечник…

Второй усик скользнул к ране, проникнув в пространство между наконечником и телом. Я аккуратно попробовал отжать в сторону фрагмент рассеченной мышцы. Получилось! Но тут одним усом не справиться… Укол! Укол! Укол! Еще три извиваются передо мной. Так. По одному. Управлять сразу тремя… Думаю, с непривычки это будет непросто. А если потребуется сразу несколько? Вот доживем до такого, будем думать…

Я поочередно расположил «манипуляторы» в нужные места. Двигаем первый… О! Оказывается, кончик усика можно превратить в плоскую лопаточку и подогнуть. Так цеплять мышцы удобнее… Второй… двигаю. Та-ак… Пошло. Хорошо. Третий. Отодвигаю. Все нормально…

Сихот! Я прям как Терминатор за самопочинкой! Вспомнился мне фрагмент фильма, где Шварценеггер в роли робота ковырял себе поврежденный глаз. Вот только таких крутых, как у него, очков у меня нет… Четвертый! Все! Вроде все.

Я внимательно оглядел наконечник — нигде не цепляет? Нет. Ход свободен, можно вытягивать. Чем тянуть? Еще усик сделать? Стоп! У меня же рука есть! Как же быстро я перешел на «новые технологии»!

Взявшись за тонкое деревянное древко, я осторожно потянул.

Чпок!

С негромким чавкающим звуком стрела вышла из раны. Следом обильно потекла кровь.

— Вот гад, — вслух сказал я, оглядев залитый кровью наконечник, — специально, что ли, выбрал? Им же, наверное, латный доспех пробить можно! Здоровущий какой…

Ладно.

Отшвырнул стрелу в сторону входной двери.

Дрянь эту я вынул, теперь «вторая часть Мерлезонского балета»! Нужно унять кровь и как-то все срастить обратно… Я в задумчивости уставился на дырку в мясе, края которой были растянуты в стороны и немного вывернуты наружу. Перекрыть кровотечение… Но сосуды совсем мелкие…

Внезапно кончики усиков, держащие края, превратились в густую бахрому, каждая ниточка которой была совсем тонким усиком. Они метелками растопырились в стороны, обвивая и перетягивая мелкие сосуды. Раз-два, и кровотечение прекратилось! Класс! Вот только мышцы они перестали держать, и края раны вновь сошлись. Хм… ясно, что придется тренироваться. А то за одно ухватился, другое упало… Может, вначале нужно кость восстановить? И уж по ней наращивать мясо? Н-да… практики операций у меня нет. Ладно. Будем нарабатывать практику!

Я сделал еще два усика и стянул поврежденную кость, сложив ее края.

«Нужно, чтобы она зажила…» — озвучил я желание куда-то внутрь черепа. Отклик не замедлил прийти. Я знал, что нужно делать. Не понимал, но знал. Забавное состояние.

Клетки кости стремительно делились, срастаясь между собой. Нормально. Ускоренная регенерация — это для меня не откровение, до попадания сюда сам умел. Но в этом теле это весьма полезная опция. Жизненно необходимая, скажем так.

Захотелось есть и появилась легкая усталость. Ага! Процесс восстановления расходует силы организма. Эффект, подтверждающий, что все идет в нужном направлении. Еще есть чувство, что у меня поубавилось магии…

Десять минут спустя.

Так! Кость восстановил. Крылья наконец удалось убрать. Почему-то со сломанной костью сделать это не получалось. Сихот! Жрать-то как хочется! Чувство, которое, похоже, прямо сейчас может претендовать на звание «ацкий голод»! Нужно пойти, крикнуть в дверь — приказать, чтобы принесли еды. Мяса! Гору мяса! ОГРОМНУЮ ГОРУ МЯСА! У меня еще плечо не заросло!

Утро следующего дня.

Таурэтари, сложив руки на коленях и опустив плечи, дремала на диванчике в коридоре у дверей покоев вестницы. Всю ночь она просидела на нем, желая не пропустить появление крылатой. Своему внуку она приказала дать успокоительного и сейчас, в это раннее утро, правитель Рассветного леса должен был еще спать. Дежурить с ней хотели многие, но она всех отослала, посчитав, что толпа при разговоре с Эриэллой — вещь совершенно лишняя. Оставила только слуг и свою старую подругу. С которой можно было скоротать время за беседой, да и что там скрывать, посоветоваться. Сейчас та спала в кресле напротив, положив голову на подушку и накрывшись мягким желтыми пледом.

«Давненько я так не сиживала, — подумала не сомкнувшая за всю ночь глаз Таурэтари, медленно вращая затекшей шеей, — да еще в коридоре…»

Тревога не отпускала ее. Хотя, впрочем, какая тревога? Страх! Страх, темным ужасом влезший ей в душу, когда она своими глазами увидела на полу капли крови посланницы. Выкошенный парк не произвел такого пугающего впечатления, как эти капли. Потом эта огромная окровавленная стрела, которую вынесли с собой относившие ей еду слуги.

«Крылатая разгневана, — со страхом, шепотом доложили они, пугливо оглянувшись на дверь. Будешь тут разгневанной… Посланницу богини встретить стрелой! Представить такое невозможно! Что же теперь будет? Как заслужить ее прощение? Простит ли она? Простит ли Алатари?»

Раздался звук распахнувшейся двери.

Щелк, щелк, щелк…

По каменному полу звонко прозвучали высокие каблуки. Таурэтари торопливо поднялась на ноги, готовясь встретить посланницу богини.

— Светлого утр… — начала было она и запнулась, чувствуя, что у нее отвисает челюсть, но ничего не способная с этим поделать.

В двух шагах от нее стояла Эриэлла. Но как же разительно она изменилась с последнего раза! Все тело крылатой теперь покрывала антрацитно-черная чешуя, гибко обливая сверху донизу все изгибы ее тела. Ниже колен она незаметно переходила в черные сапоги на высоком каблуке. По наружной стороне каждого сапога шла узкая темно-красная полоска. Еще темно-красными были: руки — от запястья и до локтей, две полоски вниз и в стороны на шее и треугольники на верхних частях бедер, направленные острыми концами вниз. Свои золотые волосы Эриэлла стянула на затылке, оставив их висеть длинным хвостом, лишь перехватив в двух местах узкими красными лентами. Лицо посланницы было маской, на котором не было видно никаких чувств.

— Я улетаю, — холодно произнесла Эриэлла, окинув Таурэтари взглядом.

— Крылатая, молю, прости! — повалилась на колени та, как и слуги, и ее проснувшаяся подруга.

— Я не умею прощать, — после секундной паузы жестко ответила, наклонив голову и глядя на нее из-под бровей Эриэлла.

Взгляд ее зеленых глаз был пронзителен и холоден.

«Эльтювень… — пронеслось в голове Таурэтари, — он никогда никому ничего не прощал…»

— Вестница, молю! Выслушай! Он просто испугался за дочь! Он души в ней не чает! Прости его, светлая! Заклинаю!

— Это я понял. Поэтому и не убил. Понять — понял, простить — нет! И постарайся до моего отлета, чтобы он не попался мне на глаза. Я могу не сдержаться во второй раз. Надеюсь, понятно?

— Как скажешь, крылатая… — с горечью в голосе ответила Таурэтари, подумав: «Вот и заговорила как мужчина!»

— Проводи меня к Амали. Я хочу посмотреть на нее и попрощаться.

Но далеко идти не пришлось. Едва Таурэтари и молчащая Эриэлла спустились по лестнице и вышли на улицу, чтобы пройти кратчайшим путем в соседнее крыло дворца, как им навстречу выскочила Амалира, следом за которой неслись две ее воспитательницы. Розовые крылья весело хлопали за спиной бегущей девочки.

— Бабушка!

Амали, распахнув руки, устремилась к бабушке.

— Эриэлла! Какая ты! Я тебя не узнала! Ты такая красивая! И… и… немножечко страшная! А мне крылья спать мешают! Я на животе сегодня спала! И еще за все цепляются! А как папа? Ему лучше? Вчера сказа…

— Помолчи! — сверкнув на нее глазами, прикрикнула бабушка. — Вестница хочет попрощаться с тобой.

— Попрощаться? — изумленно вытянулось личико девочки. — Почему? Это из-за папы, да?

Она вопросительно уставилась на Эриэллу. Та промолчала, ничего не ответив.

— Он просто не знал. Он думал, что ты мне что-то нехорошее делаешь… Он не знал про крылья… Честно-честно… Он хороший! Он меня любит! Прости его, пожалуйста, Эриэлла… А?