Поставить мир на кон - Бульба Наталья Владимировна - Страница 11

– А потом я. – Мое фырканье не было насмешливым. Так, только слегка разрядить обстановку.

– А потом на ваши границы напали орки. Элильяр, оставив Аннэ, которая носила под сердцем тебя, сам возглавил воинов. Его не было около четырех циклов. Все изменилось, когда он вернулся.

– Она узнала, что такое власть? – высказал я свою догадку, воспользовавшись короткой паузой.

И оказался прав.

– Внешне все выглядело именно так. Элильяр посчитал, что ее место, как и раньше, было не рядом с ним, а подле него. Вместо того чтобы воспользоваться способностями Аннэ, которая смогла сдерживать совет в отсутствие мужа, он напомнил ей, кто она и для чего рождена.

Если бы он знал, насколько несвоевременным был его рассказ. Услышь я его два года тому назад… Не думаю, конечно, что тогда это могло что-то изменить. Я просто не готов был принять то, что сейчас казалось единственно правильным.

– Что было потом? – Я обратил внимание на оговорку Ксандриэля, но посчитал, что смогу уточнить то, что меня заинтересовало, позже.

– А потом родился ты, – хмыкнул он, невесело улыбнувшись. – И твоя мать впервые покинула Тарикон и отправилась во владения, которые ей подарил на свадьбу Элильяр. А ты с кормилицей остался в столице. А твой отец вместо того, чтобы броситься за ней, нашел себе любовницу.

– Уязвленная гордость? – Ехидство меня не красило. Но Ксандриэль должен был догадаться, что относится она отнюдь не к моему родителю.

– Скорее, отсутствие опыта. – Он словно и не обратил внимания на мой тон. Все так же продолжал крутить в руке наполненный наполовину бокал и смотреть куда-то мне за спину. Но в его ответе мне послышалась двусмысленность. – Тебе ведь известно, что твоя бабушка умерла при родах? – Получив кивок в качестве утвердительного ответа, он продолжил: – Элильяра воспитывал один отец, а, надо сказать, нрава он был необузданного. Ни один совет не проходил без того, чтобы кто-нибудь из лордов, кто посмелее, не высказывал ему претензий по поводу своей жены. Те из них, кто уже побывал в его постели, мечтали повторить этот опыт, а те, кому еще не довелось стать объектом его страсти, грезили о нем, слушая рассказы о том, каким искусным любовником он был.

Я заставил себя не опустить взгляда. Кого-то мне это сильно напоминало.

– Ходили слухи, что именно Аннэ стояла за попыткой переворота, закончившегося смертью твоего брата, но, насколько мне известно, Элильяр этому не поверил, а потом подтвердил ее невиновность фактами. Общее горе и его доверие уменьшили пролегшую между ними пропасть. Но, увы, не сумели вернуть любовь. И это обидно. Твоя мать вполне могла стать достойной правительницей. В роду Там’Аринов обучению девочек уделяли не меньшее внимание, чем воспитанию мальчиков.

– Ты много знаешь.

Я не пытался соотнести прошлое своих родителей и те проблемы, с которыми столкнулся сам. И даже не стремился понять, почему давшая клятвы женщина нарушила их столь вероломно. Но, наверное, не делал этого лишь потому, что подспудно знал причину. Как и догадывался о том, что повторяю путь, которым до меня уже не раз проходили другие.

– Я просто умею смотреть и делать выводы. – В его улыбке не было веселья, но из нее хотя бы исчезла та горечь, которая смущала меня. – А еще я знаю, как тяжело терять. И, испытав однажды, готов сделать все, чтобы это не повторилось.

– Все ли?

Услышать ответ сразу мне не удалось. В малую гостиную, где мы с Ксандриэлем устроились, вошла Тиасаль с сыном на руках. Эльф тут же поднялся ей навстречу, не скрывая радости, малыш заверещал, протягивая руки к отцу, а я ощутил себя едва ли не лишним.

Впрочем, мне не за что было корить судьбу. Я любил своих детей, любил Леру и знал, что любим.

Знал! Даже тогда, когда сомневался, отказываясь признавать очевидное для самого себя. Даже тогда, когда перебирал в памяти все, что поведала она мне о тех страшных днях на Дариане, выискивая неточности, которые помогли бы мне уличить ее во лжи. Даже тогда, когда понимал, что мне еще долго придется тягаться с памятью о бывшем ялтаре.

Я знал, что любим, но…

– Я рада тебя видеть. – Драконица остановилась напротив, успев качнуть головой, чтобы я не вставал. Коснулась тонкими пальчиками волос, скользнула по лицу, словно избавляя меня от морока поселившихся в душе кошмаров. – Ты стал совсем взрослым.

Все, что я мог, недоуменно приподнять бровь. И тут же услышал ее заливистый смех.

В чем-то она была права. Многие мысли, обуревавшие меня теперь, раньше даже не возникали в моей голове. Если это было признаком взросления… Но вряд ли она имела в виду именно это.

– Ты позволишь нам закончить разговор? – Ксандриэль подошел к нам вплотную, словно опасаясь, что она утолит мое любопытство.

Скорее всего, так оно и было. Я даже мог предположить причину этого. Однако уточнять, что именно могла такого узреть светлоэльфийская видящая, которая должна была скоро стать женой наследника, не стал. Я никогда не стремился узнать свое будущее.

– Только не обижай его, – многозначительно улыбнулась Тиасаль, словно намекая, что ничего страшного говорить она и не собиралась. И, забрав сына, направилась к двери. Не удержалась она в самый последний момент, когда я уже успел ощутить некоторое сожаление. Драконица была подругой Леры, а завуалированный авантюризм стал основой их дружбы. – Он – сообразительный мальчик, сам во всем разберется.

Теперь меня хватило лишь на то, чтобы пожать плечами: ох уж эти женщины!

Все переменилось, когда мы остались в гостиной одни.

– Твоя догадка оказалась неверна. – Ксандриэлю хватило одного мгновения, чтобы показать мне, что он умеет быть не только добрым дядюшкой. – Элильяр готов был поделиться властью. Но в тот день, когда твой отец вернулся в Тарикон с победой, Аннэ слегла, не выдержала напряжения. Целители требовали избавиться от ребенка, чтобы спасти мать. Но она была непреклонна – или выживете вы оба, или оба умрете. Хладнокровный и бесстрашный правитель темных эльфов походил на безумца, боясь потерять женщину, которую любил. Он уговаривал ее, умолял, но в ответ слышал то же самое: или… или.

– Судя по тому, что мы оба живы…

– Мои маги были бессильны. Аннэ была слишком слаба. Тогда твой отец отправился к драконам, благо память о вторжении даймонов была еще жива. Тахар согласился помочь, но и он ничего не обещал, лишь давал надежду.

– Сколько это продолжалось?

Он мог не отвечать, все остальное, словно наяву, стояло перед моими глазами. Я мог назвать каждое чувство, которое рождалось в душе отца, каждую мысль, что ядом отравляла его дни и ночи. Я мог описать вкус бессилия, отчаяния, горечи, которые переплетались, усиливая друг друга и заражая беспросветной тоской. У надежды просто не было шанса прорасти в том смраде, который назывался в тот момент жизнью.

– Чуть больше двух циклов. Пока ты все-таки не родился, едва не отправив к предкам собственную мать.

Он не остановил меня, когда я молча поднялся и направился к выходу. Он сказал так много, что добавлять еще что-либо было бессмысленно. Теперь я и сам мог дать ответ на множество вопросов.

Но меня интересовали лишь два. Что для отца было главным, когда он сводил меня с будущей женой, и что будет, если я не справлюсь со своим страхом?

Я замер у самой двери, когда меня догнали его слова.

– Она не простила ему его слабости. Под покровом ночи, держа женщину в своих объятиях, мы можем быть нежными, трепетными, влюбленными. Но когда приходит время принимать решения, мы должны быть непреклонными. Если ты не убьешь свою неуверенность, она уничтожит все, что тебе дорого.

Глава 3

Закираль

В той своей жизни мне не довелось узнать отца. Единственное, в чем я преуспел, – разглядел контуры его плана. Не потому, что сумел постичь логику его действий. Скорее, просто примерял все происходящее на себя, пытаясь понять, как бы поступил я, преследуя те или иные цели. Когда убедился в том, что оказался прав, имел все основания сделать вывод, что мы с ним хотя бы в чем-то похожи. Но каким бы лестным этот вывод ни был для меня, это не заменяло тысячи лет, которые мы могли провести вместе с отцом. Известие о том, что он жив, подарило мне не только уверенность в том, что нам удастся справиться с неожиданной угрозой. У меня появилась возможность наверстать все, чего я оказался лишен.