Собирающая Стихии - Авраменко Олег Евгеньевич - Страница 36

Когда-то давно, задолго до моего рождения, жили-были две сестры. Несмотря на внушительную разницу в возрасте, они казались близнецами — таким сильным было сходство между ними. Внешне они отличались только цветом глаз и волос, а в остальном были так похожи, что сын старшей из сестёр не смог устоять перед чарами младшей и полюбил её как женщину. Это был громкий скандал.

Позже младшая из сестёр, Диана, в результате несчастного случая лишилась своего тела, однако волею Источника осталась в живых и получила взамен потерянного другое тело — пожалуй, ещё более красивое и совершенное, но не похожее на прежнее.

Так сходство между сёстрами было утрачено, на память остались только портреты прежней Дианы. Один из таких портретов я видел каждый раз, когда посещал её дом в мире, названном её именем — Сумерки Дианы. А поскольку я бывал в этом доме очень часто (до встречи с Александром, разумеется), порой даже подолгу жил в нём, то и спустя почти двенадцать лет помнил тот портрет в самых мельчайших деталях. И теперь я знай ловил себя на том, что представляю его без изображённой на нём Дианы. Казалось, Диана с портрета ожила и явилась мне во плоти, приняв имя Дженнифер. Всё-таки наследственность — удивительная штука…

Я внимательно выслушал сбивчивый рассказ Дженнифер о её злоключениях и смог кое-что прояснить ей в этой истории. Конечно, далеко не всё.

— Александр и Франсуа де Бельфор — один и тот же человек, — сказал я, когда Дженнифер закончила. — Он адепт Хаоса и умеет… вернее, умел скрывать свой Дар и с лёгкостью мог принять любой облик. Настоящего Франсуа де Бельфора он убил много лет назад… Гм. Так же, как и настоящего Мориса де Бельфора.

Дженнифер потрясённо ахнула. Вопреки тому, что она всячески отмежёвывалась от Александра, известия о его злодеяниях причиняли ей нешуточную боль. Мне было искренне жаль её; жаль до щемления в груди, до слёз. Для такой милой, чуткой и ранимой девушки это была настоящая пытка — иметь отца-негодяя…

— Но… но кто же тогда Морис? — спросила она.

— Он внук Артура, а следовательно, наш двоюродный племянник. Софи, кстати, тоже наша родственница. — И я поведал вконец обалдевшей Дженнифер ту часть своей истории, которую она не знала.

Впрочем, и я был немало потрясён. Александр мёртв! Окончательно и бесповоротно. Но убит он был не нашими могущественными родственниками, а простой смертной женщиной! Уму непостижимо…

А ещё я то и дело зябко поёживался, вспоминая свою преждевременную радость по поводу избавления от Александра. Тогда он был ещё жив, однако не рисковал соваться ко мне, опасаясь ловушки. Но хитрость моих родных не могла продолжаться бесконечно долго, рано или поздно Александр раскусил бы её — и, боюсь, это произошло бы раньше, чем я успел оклематься. К счастью, я оказался не столь ценной добычей для Александра, чтобы он ради меня рисковал собой. И к счастью, храбрая женщина по имени Джулия вовремя перерезала Александру глотку. Тем самым она оказала огромную услугу не только всему человечеству в целом, но и конкретно мне — за что я обязательно поблагодарю её, когда она проснётся. Правда, на месте Дженнифер я бы для пущей верности облил труп Александра серной кислотой или сжёг его на огромном костре — а затем станцевал бы на пепелище чечётку…

Под занавес своего рассказа я добавил:

— Так что, как видишь, невероятных совпадений оказалось ещё больше, чем ты думала.

Дженнифер налила себе четвёртую рюмку коньяка и молча выпила. Я пока не замечал у неё признаков опьянения. Она пила, чтобы расслабиться и снять стресс. Последние несколько часов были для неё сущим кошмаром, и поначалу, когда она только вышла из челнока, её трясло в истерике. После первых двух рюмок её состояние значительно улучшилось; а вот следующие две, по-моему, были перебором.

Сам же я не выпил ни капли — и не только потому, что решил вести здоровый образ жизни. Я был вдребезги пьян и без всякого спиртного. Впервые за много-много лет я в непринуждённой и дружеской обстановке общался с живым человеком. Наконец-то я разговаривал не сам с собой и не с образами родных и друзей, вызываемых мною из памяти, а с самым настоящим собеседником, который по-своему отвечал на мои вопросы, говорил не в такт моим мыслям, мог сказать что-то новое, неожиданное и спросить о том, о чём я даже не думал. Это было так восхитительно, что у меня просто нет слов, чтобы описать своё тогдашнее состояние. Если вам (не дай Бог!) доводилось прожить несколько лет в полном одиночестве, вы поймёте меня и без слов. А если нет (и слава Богу!), то любые слова тут бессильны…

Вдобавок ко всему, моим первым собеседником за столько лет, моим спасителем от одиночества оказалась женщина — молодая, красивая и сексуальная. Я сидел с ней за одним столом, смотрел на неё, любовался живой мимикой её лица, слышал её голос, чувствовал её запах, мог прикоснуться к ней… И время от времени, как бы невзначай, прикасался.

Я не стыжусь признать, что меня с самого начала влекло к Дженнифер. И очень сильно влекло. Это настолько естественно, что я даже не стану оправдываться. Просто скажу, что Дженнифер была молодой, красивой и сексуальной женщиной, а я был молодым мужчиной в расцвете сил, который двенадцать лет провёл в одиночном заключении. Моё влечение к Дженнифер проистекало из чисто биологических причин.

Впрочем, не буду лукавить — она мне нравилась.

— Значит, Александр мог не только принимать любой облик, но и без труда удерживать его как угодно долго, — наконец отозвалась Дженнифер. — Тебе это точно известно?

— Так мне сказал Александр, — ответил я. — Не думаю, что он солгал. Тот факт, что он много лет успешно притворялся Франсуа де Бельфором, подтверждает его слова. — Я понял, к чему клонит Дженнифер, взял паспорт Патрика С. Ллойда и вновь пролистал его. — Я почти не сомневаюсь, что Александр взял себе в качестве нового прикрытия личность Патрика Ллойда с Дамограна. Зачем бы ему ещё понадобились эти документы. А маленький Харальд Ллойд — не кто иной как твой сын. Если верить показаниям хронометра в библиотеке, с момента его рождения прошло всего лишь пять дней по времени твоего мира… Ага! Подожди, минуточку.

Я сбегал на второй этаж в библиотеку, взял калькулятор и на обратном пути сделал приблизительный расчёт.

— Всё сходится, — сообщил я, возвращаясь на своё место. — Если предположить, что те первые два с половиной месяца ты провела в области Основного Потока, то всё сходится.

— А ну, дай! — Дженнифер вырвала из моих рук калькулятор и принялась лихорадочно нажимать кнопки. — Что за чёрт! Как он работает?

Я склонился к ней, и в ноздри мне ударил густой аромат её волос.

— В чём проблема?… Ах да. Сначала нужно ввести оба числа, а уже потом — арифметическое действие.

— Как глупо! — фыркнула Дженнифер и поделила пять на сорок семь.

— Надо было наоборот, — заметил я. — А то ты получила коэффициент замедления времени вместо коэффициента его ускорения.

— Не мешай, — огрызнулась она. — Я считаю со своей колокольни.

С большой неохотой я выпрямился. Волосы Дженнифер пахли восхитительно.

— Какой сегодня день? — спросила она. — В моём мире, разумеется.

— Шестнадцатое июля.

— У меня получилось двадцатое.

— Что ж, точность удовлетворительная, — резюмировал я. — Даже очень высокая. Промашка в четыре дня за целых полгода — это, считай, прямое попадание в яблочко. Так что не беспокойся за своего малыша, теперь мы знаем, где его искать. Сейчас он на Дамогране, и о нём заботится жена мистера Ллойда.

Дженнифер погрустнела. Я думал, что сейчас она заговорит о предстоящем нам длительном ожидании, но, как оказалось, её мысли потекли в другом направлении.

— Эрик, мне страшно, — тихо, почти шёпотом, произнесла она. — Страшно подумать, чтo этот изверг сделал с настоящим Патриком Ллойдом и его настоящим ребёнком. И это по моей вине!

— Здесь нет твоей вины, Дженнифер, — сказал я мягко. Мне так хотелось обнять её, прижать к своей груди… но это была не самая лучшая идея. — Дети не отвечают за грехи родителей.