Собирающая Стихии - Авраменко Олег Евгеньевич - Страница 22

— Брендон пытался связаться со мной, — раскурив вторую сигарету, вновь заговорил Гаанн. — И очень настойчиво. Я не отвечал ему, но держал Самоцвет в режиме пассивного приёма.

— И что он тебе сказал?

— Много чего. Сначала угрожал всяческими напастями, если я немедленно не верну тебя. Потом от угроз перешёл от уговорам. А закончил тем, что пообещал снять все обвинения в государственной измене и восстановить меня в правах члена Дома. Даже дал своё королевское слово!

«Всё ясно! — подумал я. — Он отверженный. Преступник, осуждённый на пожизненное изгнание. Причём по политическим мотивам. Это хорошо… Во всяком случае, лучше, чем если бы он был маньяком-убийцей».

— Так соглашайся, — посоветовал я. — Король Брендон сдержит своё слово и защитит тебя от мести Александра.

Гаанн решительно мотнул головой:

— Нет, не так быстро. Торопиться мне некуда, сейчас я хозяин положения. А поспешишь — людей насмешишь.

— Хочешь получить дополнительные гарантии? Королевского слова мало?

— Гм, как сказать… Вообще-то я верю Брендону. Хотя короли из династии Пендрагонов — подлые узурпаторы, их нельзя обвинить в том, что они не держат своего слова. — Было видно, что это признание Гаанн сделал весьма неохотно. — Однако я подожду. Раз Брендон с такой лёгкостью пообещал мне полную амнистию, то у него можно выторговать и другие уступки. Сперва я должен разобраться, какую ценность ты представляешь.

— Боишься прогадать?

— Само собой. Потому-то я и затеял этот маскарад. — Он ткнул большим пальцем себе в грудь, подразумевая свой нелепый костюм. — Собирался представиться тебе здешним жителем и завязать с тобой дружеские отношения.

— Ага, — улыбнулся я. — Надеялся войти ко мне в доверие и выведать все мои тайны, в том числе — насколько я ценный для короля Брендона. Только зря надеялся, я бы не стал с тобой откровенничать.

— Ну, не стал бы, так не стал. Теперь это без разницы. Есть много способов выяснить правду, например, гипноз.

— Только есть одна проблема, — заметил я. — Под гипнозом человек лишь отвечает на конкретные вопросы, он не способен сопоставлять факты и делать выводы. Так что нужно знать, о чём спрашивать.

— В том-то и дело, — согласился Гаанн. — Я как раз и собирался узнать о тебе побольше, прежде чем приступать к допросу под гипнозом.

Я с трудом сдержал ехидную ухмылку. Ну-ну, пусть попробует. Вряд ли он сумеет перещеголять деятелей из Звёздной Палаты, которые пытались вытянуть из меня сведения о гибели Ладислава — да простят его грешную душу боги, в которых он верил.

Впрочем, я и сам толком не знал, почему король Брендон так горячо заинтересован в моём возвращении. Если предположить, что в моей памяти сокрыты некоторые факты, способные пролить свет на исчезноение Эрика, то Дейдра уже обо всём разузнала. Тогда, может, всё дело в чисто человеческой порядочности? Поскольку я попал в неприятность из-за Эрика, то его родственники сочли своим долгом сделать всё возможное для моего спасения.

В любом случае, я должен решить, о чём можно рассказывать Гаанну, а о чём лучше умолчать. Для этого нужно побольше узнать о самом Гаанне, чтобы иметь представление, каких дополнительных уступок он может потребовать в обмен на моё освобождение.

— Кстати, — поинтересовался я, — почему ты назвал Пендрагонов узурпаторами?

— Потому что они и есть узурпаторы, — нахмурившись, ответил Гаанн. — Полторы тысячи лет назад Артур Пендрагон захватил престол моих предков, поработил мой народ, заставил нас говорить на его языке и поклоняться его богу Митре. С тех самых пор весь наш мир стонет под властью династии узурпаторов.

«Так, так, так! — понял я. — Он отпрыск древних правителей страны, которому не даёт покоя былое величие его рода».

— А тебе не кажется, — осторожно произнёс я, — что дело об узурпации пора уже закрыть за давностью лет? В конце концов, с тех пор прошло полтора тысячелетия, потомки Артура давно стали такими же детьми Света, как и их подданные…

— Кабы не так! — резко перебил меня Гаанн. — Потомки узурпатора по сей день продолжают дискриминационную политику своего предка. Мужчины из Пендрагонов не берут себе в жёны дочерей моего народа, предпочитая женщин со стороны… а Амадис даже имел наглость жениться на еврейке! Своих детей они называют чуждыми для нас именами, а почти все высшие посты в Доме по-прежнему занимают чужаки — потомки тех, кто пришёл вместе с Артуром-узурпатором и помогал ему порабощать мой народ.

— И ты задумал свергнуть чужеземное иго? За это тебя приговорили к изгнанию?

— Нет. Ни я, ни мои соратники не были приверженцами насильственных мер, мы выступали за мирную смену власти в Доме. Утер испугался нашего растущего влияния, обвинил нас в государственной измене и приговорил к пожизненному изгнанию. Он бы охотно казнил нас, но побоялся массовых протестов, которые могли бы перерасти в народное восстание.

М-да, до боли знакомый тип пламенного революционера. Он искренне верит в то, что говорит, и считает свои убеждения единственно верными. А все расхождения его представлений с реальностью, те мелкие штрихи, которые кардинально меняют общую картину, он, как и надлежит пламенному революционеру, подчистую игнорирует. Можно не сомневаться, что с его возвращением в Дом хлопот у короля Брендона значительно прибавится…

Я допил своё пиво, взял у Гаанна сигарету и закурил.

— Тогда я не понимаю, как тебя угораздило связаться с Александром. Ведь он, несомненно, худший из всех Пендрагонов. Неужели ты всерьёз рассчитывал, что он, завоевав Царство Света, восстановит в нём прежние порядки и уступит корону потомку древних королей?

Гаанн ничего не ответил. Он сидел, немного наклонив голову, и, как мне показалось, сердито глядел на меня исподлобья. Я проигнорировал его взгляд, достал из корзины ещё одну бутылку пива и открыл её. Я не большой любитель этого напитка, но здесь пиво действительно было отличным. Не сравнить с теми помоями, которыми меня потчевали на Земле Юрия Великого.

— Как я понимаю, — продолжал я, — тебя соблазнила перспектива междоусобицы в Доме Света. Александр хотел отомстить родственникам за гибель сына, а ты собирался воспользоваться плодами этой вражды для восстановления прежней правящей династии. Я, конечно, плохо разбираюсь в делах колдунов, но почему-то мне кажется, что Александр догадывался о твоих планах. Они так очевидны.

Гаанн опять промолчал, продолжая глядеть на меня исподлобья. Его взгляд не был сердитым, как я решил сначала; он был каким-то диким, испуганным…

— Что с тобой? — спросил я, почуяв неладное. — Почему ты молчишь?

Он перевёл вгляд на свою левую руку, между средним и указательным пальцами которой была зажата истлевшая до фильтра сигарета.

— Ты не можешь ни двигаться, ни говорить? — наконец сообразил я, чувствуя в груди жутковатый холодок. — Ты парализован?

Гаанн посмотрел на меня, затем вновь уставился на свою руку.

— Убрать сигарету?… Ах чёрт! Перстень!

Уверенный в своей догадке, я быстро подался вперёд, стянул с пальца Гаанна перстень и, не рискуя держать его в руке, уронил на скатерть. Гаанн вздрогнул, глубоко вдохнул и дрожащей рукой вытер со лба пот.

— Чёрт возьми!.. — произнёс он, глядя на перстень, как на ядовитую змею. — Проклятый Александр!..

— А что случилось? — осведомился я.

— Сам не знаю. Александр что-то сделал с моим Самоцветом, встроил в него какой-то следящий контур… и воспользовался силой Хаоса, чтобы подчинить меня. Он адепт этой Стихии!.. Ещё минута — и я стал бы его марионеткой.

— Так что будем делать? — взволнованно спросил я. Мне было неприятно моё нынешнее положение заложника, объекта политического торга, но ещё меньше я горел желанием оказаться пленником Александра. — Он мог тебя выследить. Нам нужно уходить!

— Да, конечно, — согласился Гаанн, с трудом поднимаясь. — Мы сейчас же уходим. Немед…

Вдруг он замер и устремил поверх меня взгляд. В его глазах застыл ужас.

Повинуясь древнему рефлексу никогда не встречать опасность спиной, я резко повернулся и увидел в нескольких шагах от себя невесть откуда появившееся человекоподобное существо ростом выше двух метров, одетое в белые ниспадающие одежды, с белыми, как снег, волосами и голубыми, без зрачков, глазами. За его плечами трепетали снежно-белые, похожие на лебединые, крылья. В обеих руках оно держало тяжёлые обоюдоострые мечи. Над головой у него парило золотое светящееся кольцо вроде нимба. Оно здорово смахивало на воинствующего ангела со старинных христианских фресок, вот только выражение лица у него было совсем не ангельское.