После бури - Матвеев Герман Иванович - Страница 34

Денисов подошел к Косте и, убедившись, что тот спит, вернулся назад.

— Племяш у меня там спит, — пояснил он вполголоса. — Раздевайтесь, пожалуйста. Я чайку согрею. На дорогу надо согреться.

— Задерживаться долго не следует, — предупредил Иван Иванович. — К утру надо успеть в Губаху.

Расстегнув шубу и не снимая шапки, Иван Иванович сел к столу и задумался. Непомнящий сбросил свой полушубок, стянул валенки и начал перематывать портянки. Денисов возился возле печи, разогревая самовар. Вошел Матвей.

— Дал жеребцу овса. Дорога не малая, — сказал он. — Ага! Нам тоже овес будет… Это хорошо! Об чем загрустил, Иван Иваныч? Теперь все пойдет как по маслу. Опасаться некого.

— Я думаю относительно Зотова. Жаль мне его. Вы только подумайте, товарищи, на что решился этот мальчик! Вот он — настоящий героизм!

— Да, это верно! — подтвердил Непомнящий.

— И наша вина тут большая, — продолжал инженер. — Я, например, никогда себе не прощу, если он погибнет. Я готов на любое безумство, чтобы спасти его.

— А как?

— Еще не знаю. Может быть, потребовать от пристава, что вытащим их с условием, что они отпустят мальчика… Не знаю, не знаю.

— Это значит разоблачить себя, — возразил Непомнящий.

— Ну, конечно. Это я так… Первый пришедший в голову пример. Что-то надо придумать?

Костя слушал затаив дыхание и ничего не понимал. Говорили о Васе, о том, как его спасти, как разыскать полицию. Вспомнили зачем-то других ребят. Все это было странно и загадочно. Почему надо было искать полицию? Откуда спасать Васю? Какие неприятности грозили его друзьям? И, наконец, куда едет Матвей с бородатым дядей и что они такое везут опасное?

Когда зашумел самовар и Денисов собрал на столе посуду, пришли тетя Даша и Фролыч.

— Ну, как там?

— А там теперь надежно! Лесенку обломал. Если не сжалимся, будут сидеть до второго пришествия. Угланы пошли домой, — сообщил Фролыч, растирая над самоваром руки.

Костя надеялся, что с приходом тети Даши он разберется во всем, что произошло, но ошибся. По-прежнему загадочная история оставалась непонятной.

Чай пили с наслаждением и говорили мало.

— Ну, Аркаша, тебе пора! Буду ждать в конце января, — сказал Иван Иванович, поднимаясь.

Все задвигали мебелью, зашумели и не слышали, как открылась дверь и на пороге появился Вася Зотов. Его было трудно узнать. Грязь на лице смешалась с кровью из царапин. Одежда ободрана и перемазана глиной.

— Васька! — крикнул Костя.

Тот повернул голову и, слабо улыбнувшись, покачнулся назад. Дарья и Денисов бросились к нему и успели подхватите

— Зотов?

— Василий!

— Что с тобой?..

— Голубчик ты мой, родной!..

Юношу посадили на табурет. Денисов налил рюмку водки и поднес к губам.

— Выпей, выпей!.. Это ничего. Полегче станет…

Вася отстранил руку и, глядя на встревоженные лица обступивших его людей, улыбнулся.

— Нет… Я сейчас. Голова закружилась. Пройдет…

— Откуда ты?

— Я из шахты… Полиция там осталась… Я убежал…

— Как же ты вылез? — спросил Фролыч — Лесенка сломана…

— Я через Кузнецовскую…

Иван Иванович с беспокойством переглянулся с Денисовым.

— Так они тоже могут за тобой? — спросил он.

— Нет… Там обвал… узкая лазейка… Вон как я породой поцарапался… Им не пролезть… и не найдут…

Все с облегчением вздохнули.

19. В ПИТЕР

Скрипят полозья саней, скользя по укатанной дороге. Жеребец бежит ходко, из-редка фыркая от мороза. Громадные, в два — три обхвата, сосны и ели уходят вверх и там почти смыкаются макушками, оставляя лишь узкую полосу, всю усыпанную звездами.

Матвей правит, стоя на коленях впереди. Сзади него лежат двое.

Вася в новом полушубке лежит на спине, смотрит в небо и думает о новой жизни, навстречу которой он едет. Спина его перевязана, царапины на лице вымыты и смазаны лекарством. Ему тепло и удобно. В кармане лежит письмо к Надежде Ивановне, сестре инженера Орлова.

— Она хорошая, умная женщина и заменит тебе мать и руководителя, — сказал Иван Иванович при прощанье. — Тебе нужно учиться. Помни: это самая главная твоя задача. Надеюсь, что мы с тобой скоро увидимся. В столице ты встретишь много всего… и плохого, и хорошего. Я уверен, что плохое к тебе не пристанет. Ты закален и понимаешь, к чему надо стремиться в жизни. Впереди серьезная и трудная борьба, и надо к ней упорно, настойчиво готовиться, а для этого нужны в первую очередь знания.

Эти слова Вася запомнил крепко.

Питер! Это очень, очень далеко. Гор там нет, но зато есть море… Говорят, там домов и людей в сто раз больше, чем в Кизеле. Трудно представить такой город…

Аркадий Петрович устал и дремлет., Равномерный топот коня и поскрипывание убаюкивают. Он слышит спокойное дыхание спутника, и мысли его лениво бродят…

Буря первой русской революции вырвала с корнем и сломала многие деревья, но уцелевшие стволы снова расправили ветви, а на месте погибших буйно растет новая поросль…

— Аркадий Петрович, а ведь мы с вами давно знакомы! — вдруг заговорил Вася.

— Ну как давно?

— А помните, три года назад вы на лодке из Чусовой поднимались по Косьве?

— Как же, как же!.. Отлично помню!

— А кто вас ухой кормил из харюзов? Забыли? Вы еще тогда часы в траве потеряли, а я нашел.

— Помню. Так этот мальчик был ты?

— Я.

— Да, да, да… Совершенно верно! Он же мне говорил, что сын… Как же я запамятовал? Теперь все вспомнил. Извини, Вася, но столько людей я встречал после этого, столько событий пережил… Да и были-то мы с тобой знакомы всего сутки.

— Я понимаю. Я маленький был. У вас тогда бороды не было, и я сперва не узнал, а потом, когда с приставом к шахте шел, меня как осенило… Жалко, что я не узнал сразу. Я бы сказал вам, где спрятана типография… Вам бы сказал, — повторил Вася. — Батя мне строго наказывал… “Покажи, — говорит, — только надежному человеку, когда сам уверишься…”

— Разве Денисов ненадежный?

— Как ненадежный? Он самый надежный!

— А почему же ты ему не сказал?

— А на что ему типография? Он не шибко грамотный. А потом я думал, что он на виду у полиции. Брата его на каторгу присудили… Ну, известно… Брат с братом — одного поля ягода.

— Логично.

— Что?

— Справедливо, говорю. Ты правильно рассудил.

— А вам бы я сказал — и, может, этого ничего не было б…

— Может быть, может быть, — задумчиво произнес Аркадий Петрович, — трудно угадать, что было бы… Недаром: “Если бы да кабы, росли во рту бобы, то был бы не рот, а огород”.

Вася не знал этой поговорки, и она показалась ему очень смешной. На самом деле, если бы было не так, а иначе, то неизвестно как. А теперь повернулось все к лучшему.

— А вы бывали в Питере, Аркадий Петрович?

— Бывал. Я учился там, Вася.

— Большой город?

— Порядочный. Словами трудно описать. Надо увидеть. Ты даже в Перми не бывал?

— Нет. Батя обещался свозить и не успел.

— Ну, вот видишь! Значит, и сравнивать не с чем. Сначала Питер тебя ошеломит…

— Как это ошеломит?

— Ты испугаешься, растеряешься… Но это только вначале. Потом освоишься, — сказал Аркадий Петрович и, приподнявшись на локте, повернулся к Матвею. — Скоро приедем в Губаху?

— С полчаса еще…

Революционеры снова улеглись на сено и минут пять ехали молча.

— Дядя Матвей, — сказал Вася. — Ваську моего отнеси Кузе, а все остальное возьми себе.

— Ну, ну…

У Васи был тезка: большой серый кот, любимец отца. Этот кот знал много занятных штук: прыгал через палку, служил на задних лапах, искал спрятанное мясо и мяукал по приказанию. Всему этому его научил отец, и Вася дорожил ученым котом. Но что было делать? Не брать же кота с собой в Питер.

Небо посерело, и звезды горели уже не так ярко.

Они выехали из леса, и Вася жадно смотрел на силуэты родных гор. Нет, он не прощался с ними. Он твердо был уверен, что вернется сюда; хотя, может быть, и не скоро…