Нью-йоркская трилогия - Остер Пол Бенджамин - Страница 83

– Вот так сюрприз! Рад тебя видеть, старина! Он обернулся и посмотрел на меня внимательно. Улыбка сбежала с его лица, лоб нахмурился.

– Я вас знаю? – спросил он после паузы.

– Еще бы ты меня не знал! – загудел я, само дружелюбие. – Мелвилл. Герман Мелвилл. Читал мои книги?

Он пытался понять, с кем имеет дело, с пьяным балагуром или опасным психопатом, и его лицо отражало эти внутренние метания, отчего я был в восторге.

– Возможно. – Он наконец выдавил из себя жалкую улыбку. – Возможно, что-то и читал.

– Про кита, наверно.

– Да. Про кита.

– Приятно слышать. Ну, Феншо, рассказывай. – Я обнял его за плечи. – Что привело тебя в Париж?

Его лицо снова приняло озадаченное выражение.

– Как вы меня назвали?

– Феншо.

– Феншо?

– Произношу по буквам: Ф-Е-Н-Ш-О.

– Теперь понятно. – Он широко улыбнулся, как человек, к которому возвращается уверенность. – Вы меня с кем-то спутали. Меня зовут Стиллмен. Питер Стиллмен.

– Как скажешь, – согласился я с видом заговорщика и слегка потрепал его по плечу. – Стиллмен так Стиллмен. Не все ли равно, как ты себя называешь. Главное, я тебя узнал, как только ты вошел. «Да это же старина Феншо! – сказал я себе. – Интересно, что он делает в таком месте?»

Начиная терять терпение, он снял с плеча мою руку и отодвинулся подальше.

– Ну все, хватит. Вы обознались, и покончим с этим. Нам больше не о чем разговаривать.

– Ошибаешься, дружище, – возразил я. – Твоя тайна раскрыта. Теперь тебе от меня не скрыться.

– Оставь меня в покое! – В его голосе впервые зазвучали гневные нотки. – Псих. Если ты не отвяжешься, будут неприятности.

Хотя люди в баре не понимали, о чем мы говорим, они не могли не чувствовать нарастающее напряжение, и атмосфера сгущалась на глазах. Стиллмен запаниковал. Переведя взгляд с барменши на сидящую рядом девушку, он вдруг оттолкнул меня и устремился к выходу. Можно было, конечно, отпустить его с богом, но я только разошелся и решил действовать по вдохновению. Вернувшись к своему столику, я положил перед Файавэй пару сотен. Она надула губки.

– C'estmonfrere, – сказал я. – estfou.Jedoislepoursuivre .[10]

Она потянулась за деньгами, а я уже шел к двери, на ходу посылая ей воздушный поцелуй. На улице я сразу увидел спину Стиллмена, уже успевшего пройти метров тридцать. Я шел за ним на расстоянии, чтобы не быть замеченным, и старался не терять его из виду. Он то и дело озирался, проверяя, нет ли «хвоста». Меня он, кажется, ни разу не заметил. Шумный квартал остался позади. Мы шли по тихим улицам на правом берегу Сены. Эпизод в баре явно выбил его из колеи; кажется, он всерьез опасался за свою жизнь. Что ж, его можно было понять. Я олицетворял собой все то, чего мы в жизни так боимся: агрессивного незнакомца, выросшего из темноты; нож в спину; лихача-водителя, сбивающего случайных прохожих. Так что у него были основания удирать. Но его страх меня только раззадорил, пьянящее предвосхищение добычи кружило мне голову. У меня не было ни плана, ни определенных мыслей, но не было также и сомнений, наоборот, такое чувство, будто решалась моя судьба. Тут важно отметить, что я полностью отдавал себе отчет в своих действиях: меня не шатало, хмель выветрился, голова прояснилась. Я осознавал, что веду себя неадекватно. Стиллмен – не Феншо. Случайный, ни в чем не повинный человек. Но это-то меня и возбуждало – абсолютная произвольность выбора, головокружительная непредсказуемость случайного. В моем поступке не было никакого смысла – и именно поэтому в нем заключался высший смысл. В какой-то момент, когда на обезлюдевшей улице отчетливо застучали две пары каблуков, Стиллмен, обернувшись, увидел меня и ускорил шаг. Я кричал ему вслед: «Феншо! Поздно тебе прятаться, я тебя узнал». Он свернул за угол. «Феншо, – кричал я, – все равно ты от меня не уйдешь. Твоя песенка спета». Он уже бежал, не оглядываясь, и мне пришлось замолчать, чтобы за ним угнаться. Тут уж было не до насмешек. Мы бежали бесконечно долго. Он был моложе и физически крепче, и приходилось прикладывать большие усилия, чтобы не дать ему уйти. Я гнал себя вперед, выбиваясь из сил, до рези в селезенке, без передышки. Душа, казалось, отлетела – другого слова не подберу. Я себя просто не ощущал. Из меня ушли жизненные соки, сменившись сладостным ядом в жилах, эйфорией и запахом тлена вокруг. Вот так приходит смерть, подумал я… и через секунду, нагнав Стиллмена, вцепился в него сзади. Мы рухнули на тротуар, и сразу стало ясно: я сбил дыхание, потерял остаток сил и на серьезную борьбу меня не хватит. Шла молчаливая возня. Наконец ему удалось вырваться, и дальше я уже не мог ничего. Он дубасил меня кулаками, пинал своими остроносыми туфлями. Корчась от боли и молясь только о том, чтобы это поскорее кончилось, я инстинктивно закрывал лицо руками. Не знаю, сколько это длилось, – я вырубился. А когда очнулся, в голове моей было так же темно, как на улице.

Три дня я не выходил из номера. Настоящим шоком для меня была не боль, охватившая все тело, а то, что я все же не загнулся. В какой-то момент, лежа на спине и тупо разглядывая филенки закрытых ставень, я понял, что выжил. Эта странность не укладывалась у меня в голове. Сломанный палец, виски в кровавых рубцах, отбитые внутренности, делавшие каждый вдох невыносимым, – все это было второстепенно. Я выжил – чудеса, да и только. Меня не прикончили, неужели это правда?

В тот же день я послал Софи телеграмму: возвращаюсь домой.

Мой рассказ приближается к концу. Остается последний эпизод, но до него еще три года, заполненных разными трудностями и семейными драмами. Впрочем, они не имеют прямого отношения к этой истории. После моего возвращения в Нью-Йорк мы с Софи почти год жили врозь. Она уже махнула на меня рукой, но после долгих и трудных объяснений мне удалось ее вернуть. С позиций сегодняшнего дня (май 1984-го) остальное не имеет значения. В сравнении с этим все прочие факты моей биографии кажутся почти случайными.

Двадцать третьего февраля восемьдесят первого года родился Пол, названный так в честь деда Софи. Спустя несколько месяцев, перебравшись на другой берег реки, мы сняли два верхних этажа в доме из бурого песчаника. В сентябре Бен пошел в детский сад. На Рождество мы все отправились в Миннесоту, а когда вернулись домой, Пол уже самостоятельно ходил. Бен взял младшего братика под свое крыло и занимался его развитием.