Книга иллюзий - Остер Пол Бенджамин - Страница 4

Половина фильмов была в пределах досягаемости для человека за рулем. До Рочестера около шести часов езды на запад, до Нью-Йорка – пять часов на юг (первый день) и еще пять в том же направлении (второй день). Я решил начать с Рочестера. На носу зима, и откладывать поездку значило увеличивать риск столкнуться с метелями и обледенелыми дорогами и еще бог знает с какими капризами северных широт. На следующее утро я позвонил в Истман-Хаус и сказал, что я хотел бы посмотреть фильмы из их коллекции. Я понятия не имел, как устраиваются такие просмотры, и, не желая показать свое невежество, на всякий случай представился как профессор из Хэмптон-Колледжа. Я надеялся, что это произведет впечатление и меня сочтут серьезным человеком, а не каким-то там чудиком, чья левая нога захотела посмотреть нечто этакое – хотя в моем случае именно так и было. Вот как, отозвалась женщина на другом конце провода, вы пишете о Гекторе Манне? Вопрос как бы подразумевал единственно возможный ответ, и после короткой паузы я пробормотал слова, которые она рассчитывала услышать. Да, ответил я, вы попали в самую точку. Я пишу о нем книгу, и в рамках этого исследования мне надо увидеть его фильмы.

Так было положено начало моему проекту. Хорошо, что это прозвучало, ибо, отсмотрев материал в Рочестере («Жокейский клуб» и «Ищейка»), я уже знал, что не напрасно теряю время. Гектор в полной мере оправдал мои ожидания в смысле таланта и мастерства, и, если остальные десять картин того же класса, что и эти две, он заслуживал того, чтобы о нем написали книгу, чтобы его заново открыли. Таким образом, с самого начала я не просто смотрел фильмы Гектора – я их изучал. Если бы не телефонный разговор с женщиной из Рочестера, мне бы в голову не пришло, что можно пойти по этому пути. Мой первоначальный план был куда как прост, и я сомневаюсь, что моего запала хватило бы надолго – до Рождества, может, до конца года. А так все растянулось до середины февраля. Поначалу я собирался смотреть каждый фильм по разу. В результате я пересматривал их бессчетно. Вместо того чтобы провести в архиве пару часов, я там торчал днями: крутил старые ленты на планшетках и «мувиолах», проматывал туда-назад, изучал их с утра до вечера, не вставая, ну только что не с лупой, пока глаза не отказывали окончательно. Я вел записи, залезал в справочники, писал подробнейшие комментарии, фиксируя монтажные склейки, и точку съемки, и постановку света, анализируя ту или иную сцену во всех аспектах вплоть до третьестепенных деталей, и уходил только тогда, когда чувствовал себя готовым на все сто и знал каждый сантиметр пленки наизусть.

Я не задавался вопросом, стоит ли оно того. У меня было дело, и все свелось к простой мысли: кто-то должен довести его до конца. Я знал, что Гектор не более чем второстепенная фигура, еще одно имя в списке «прочих» и «подающих надежды», но это не мешало мне восхищаться его работой и получать удовольствие от его общества. В течение года он выдавал по картине в месяц при смехотворном бюджете, настолько несоизмеримом с обычными затратами на постановочные трюки и череду головокружительных эпизодов, которые мы привыкли ассоциировать с немой комедией, что оставалось только удивляться, как он вообще сумел что-то снять, а тем более двенадцать абсолютно достойных картин. Согласно источникам, Гектор начал свою карьеру в Голливуде с бутафора и художника по декорациям, иногда подрабатывая в массовке, дорос до эпизодических ролей в различных комедиях и наконец, с легкой руки Симура Ханта, получил шанс делать собственное кино в качестве режиссера и главного исполнителя. Хант, банкир из Цинциннати, решив заняться кинобизнесом, в начале двадцать седьмого перебрался в Калифорнию, где и создал свою киностудию «Калейдоскоп пикчерз». Человек несдержанный и двуличный, по свидетельству современников, Хант ничего не понимал в кинопроизводстве, а в менеджменте, кажется, и того меньше. (Спустя каких-то полтора года киностудия закрылась. Хант, обвиненный в биржевых спекуляциях и хищении денег, не дожидаясь суда, повесился.) Не имея денег и полноценной киногруппы, страдая от постоянного вмешательства Ханта в творческий процесс, Гектор тем не менее ухватился за свой шанс и постарался выжать из него максимум. Не было, разумеется, ни сценариев, ни предварительных разработок. Просто Гектор и еще двое гэгменов по имени Эндрю Мерфи и Жюль Блаустайн импровизировали на ходу, снимали нередко на чужих площадках, используя списанное оборудование, по ночам, когда вся команда валилась с ног от усталости. Их бюджет не позволял угробить десяток машин или показать мечущееся стадо. Не рушились дома, не взрывались кварталы. Ни тебе потопов, ни ураганов, ни экзотических стран. Массовка тогда была нарасхват, пленка кончалась быстро, и о том, чтобы переснять какую-то сцену, если что-то не сработало, можно было забыть. Главное – уложиться в график, всякие там «за» и «против» – до лучших времен. Трюки как по команде: получи за минуту свои три «ха-ха» и бросай в щель новую монетку. При всех очевидных минусах такой потогонной системы Гектору, похоже, эти жесткие рамки только пошли на пользу. Не отличаясь масштабностью, его картины брали какой-то доверительной интонацией, которая тебя цепляла и на которую нельзя было не откликнуться. Я понял, почему критики относились с уважением к его работе – и при этом никогда не писали о ней взахлеб. Он не открыл Америки, и сейчас, когда его фильмы снова к нам вернулись, стало ясно, что переписывать историю немого кино нет необходимости. Это был скромный вклад в искусство, скромный, но по-своему заметный, и чем больше я смотрел его картины, тем больше мне нравились их изящество и тонкий юмор, не говоря уже о забавных и вместе с тем трогательных ужимках главной звезды. Довольно быстро выяснилось, что еще ни одна живая душа не видела эти фильмы в полном объеме. Самые последние выплыли на поверхность совсем недавно, и никто не дал себе труда объехать ради Гектора Манна все архивы и музеи мира. В случае осуществления моего плана я стал бы первым.

Перед отъездом из Рочестера я позвонил Смитсу, нашему декану, и попросил продлить мне академический отпуск еще на один семестр. Сначала он несколько напрягся – мои курсы, оказывается, уже были объявлены в каталоге, но я соврал, что прохожу психиатрическое лечение, и он тут же оттаял. Трюк сомнительного свойства, согласен, но в тот момент я боролся за свою жизнь, а на объяснения, почему мне вдруг понадобилось с головой окунуться в немое кино, просто не хватило пороху. Мы поговорили по душам, декан пожелал мне удачи, и, хотя мы оба сделали вид, что через год я возвращаюсь, мне кажется, он почувствовал, что для колледжа я отрезанный ломоть и мое сердце им уже не принадлежит.

В Нью-Йорке я посмотрел «Скандал» и «Уик-энд в деревне», в Вашингтоне меня ждали «История кассира» и «Всё или ничего». В турагентстве на Дюпонт-Сёркл я зарезервировал билеты на дальнейшие маршруты (поездом «Амтрак» до Калифорнии, теплоходом «Куин Элизабет-2» в Европу), однако утром следующего дня, в припадке слепой отваги, я отменил заказ и решил лететь самолетом. Это было чистейшей воды безумием, но после такого многообещающего старта обидно было даром терять время. Что ж, мне предстояло уговорить себя сделать то, что я поклялся никогда не делать. Главное, не сбавлять шаг, так что если проблему можно решить на уровне фармакологии, я был готов наглотаться убойных пилюль. Сотрудница из Американского киноинститута дала мне адрес врача. Я посчитал, что мой визит займет не больше десяти минут. Я скажу, зачем мне нужны пилюли, он выпишет рецепт – и все дела. В конце концов, это обычная история, многие боятся летать, и ни к чему рассказывать про Хелен и мальчиков, выворачивать свою душу наизнанку. Все, чего я хотел, это чтобы моя центральная нервная система отключилась на несколько часов, а поскольку просто купить в аптеке нужную для этого штуковину нельзя, от врача требовалась простая вещь – дать мне бумажку со своей подписью. Но доктор Сингх оказался человеком дотошным, он измерил мое давление, он прослушал мое сердце, а попутно задал мне столько вопросов, что я проторчал у него сорок пять минут. Он был слишком умен, чтобы не копнуть поглубже, и мало-помалу вытянул из меня всю правду.