Шелуха/Husk (СИ) - Чацкая Настя - Страница 28

Младший Хейл мрачно фыркает. Это означает “иди ты со своими метафорами”.

- Ты подавишься, Дерек. Считаю своим родственным долгом предупредить. Ты настолько непереварим, что даже самому себе не по зубам.

- Я устал.

- Тебе напомнить, почему ты устал? Потому что втянул сегодня в себя столько боли, что чуть не отключился, не так ли?

- Питер.

Я сказал не трогать это.

Хейл смотрит непривычно серьёзно. Так, что Дереку действительно кажется, что он проёбывает свой крошечный и очень короткий шанс.

- Не отвечай мне, ответь себе - почему ты сделал это?

- Он - часть Стаи, - раздражённо рычит Дерек, сжимая пальцами сигарету.

- Стая  зализывает раны, а не кладёт свою голову на плаху вместо чужой. Это не волчий кодекс, ты сам знаешь об этом. Это кодекс  пары.

Несколько секунд Дерек смотрит дяде в глаза, и Питеру кажется, что зрачки племянника испуганно сжимаются.

- Нет.

- Да, - тянет он, отворачиваясь и лениво наклоняя голову набок. - Но в это-то я уж точно лезть не буду, - любезно добавляет и улыбается молодому бармену краем губ. - Слишком всё нерадужно.

Питер допивает виски и лёгким кивком головы требует добавки. Дерек чувствует, как пальцы обжигает дотлевающая сигарета, и хочет таким же лёгким кивком выдернуть свою жизнь из глубокой задницы.

Глава 8.

“Херня случается.

30.09.13”

Терять сознание - это как пропускать ступеньку.

Вот ты идёшь, разговариваешь с МакКоллом, а в следующий момент тебя ведёт, словно в воздух кто-то добавил градус не меньший, чем в абсенте - и раз - ты выключен. Открываешь глаза только через пару минут. Или часов.

В случае со Стайлзом проходит восемь суток.

Липкое бессознательное “нечто” не выпускает из своих лап. Под ноющей, какой-то одеревеневшей спиной - жёсткая койка. Глаза то ли ослепли ещё сильнее, то ли просто не могут сфокусироваться на ряде плоских лампочек на потолке.

Стайлз ничего не соображает.

Он понимает только, что это не похоже на его комнату. Что когда он лежит на своей кровати, у него не болит спина, не приклеена маска к лицу. Вены не утыканы прозрачными проводами. Ему так чертовски херово, что хочется, чтобы по этим проводам пролетел ток - вольт в тысячу сразу.

Он только пришёл в себя и уже чудовищно устал.

Стайлз закрывает глаза, потому что взгляд отказывается фокусироваться. Ему становится страшно. Он слепнет. Холодный страх жмёт в груди, выжигает на лбу Стилински огромными буквами “не пригоден”.

Не пригоден для жизни.

Ни для чего вообще.

Ни для того даже, чтобы смотреть на погашенные лампочки.

Сознание прорезает вспышками.

То яркого света, то - откуда ни возьмись - музыки. “Времена года” Вивальди, плавно перетекающего в реквием “Лакримозы” Моцарта. Стайлз бы никогда не узнал, если бы отец не водил его несколько раз в консерваторию, лет n назад.

Ему кажется, что он чувствует прикосновения к своим рукам. Иногда - к голове. Кто-то прикасается, гладит, тело изредка узнаёт мягкие и немного нервные руки отца, а иногда - вечно влажные и холодные пальцы Скотта.

Сознание подкидывает картинки. Мучительные, больные - от них очень больно. Правда, просто охренеть, как больно. Легче разодрать себя когтями или выломать себе рёбра, чем смотреть.

- Ты сейчас в моём доме, парень. А значит соблюдай мои правила. Лады?

Оливковые глаза хищно пульсируют зрачком прямо напротив его глаз, а запах кожаной куртки забивается в нос. Дерек не кажется слишком уж положительным парнем, но его сила привлекает. Не настолько, чтобы падать перед ним на колени и распахивать рот, но всё же МакКолл частенько подъёбывает Стайлза дурацким словечком “химия”, которая, по его мнению, курсирует от оборотня к Стилински. Стилински не согласен. Химия у него вяжется только с крысой Харрисом, а с волком у них взаимный мозготрах. Даже отстранённая волчья морда - хочется подкалывать его по этому поводу.

Дерек одёргивает на нём куртку, и Стайлзу уже почти вопит ему в лицо: “Понял, блохастый, кто тут главный?!”, как Хейл клацает зубами прямо перед носом. Это глупо, но Стайлз отскакивает от него метра на два.

Следующая картинка - летящий на фоне голубого неба ярко-красный мяч.

- Мудак! - орёт Скотт, но всё равно зачем-то прыгает за ним прямо в огромную грязную лужу. Стайлз и рта раскрыть не успевает - в немом восхищении смотрит, как лучший друг, эпичнее, чем в любой финальной сцене любого фильма, хватает на лету мяч и поднимает целый фонтан прекрасно-грязных брызг, обрушиваясь в самое глубокое место этой идеальной лужи.

МакКоллу четырнадцать - скорее всего, ему здорово перепадёт дома, поэтому Стилински, недолго думая, гасает за ним, как сбрендивший щенок, позабыв о том, что на нём любимая байка с Четвёркой Икс.

Новую покупать отец отказывается.

Он чудовищно соскучился по ним и по Дереку, но сознание не выпускает его из своей тюрьмы; Стайлзу снова кажется, что он сидит в крошечном железном ящике и орёт. Срывает связки: “Выпусти меня! Выпусти меня!”. Но выпустить некому. На этот раз в голове живёт не лисица.

Он запер себя сам.

Иногда губы начинают бормотать какую-то ересь. Он повторяет её снова и снова, зовёт кого-то, разлепляя глаза и проваливаясь пустым взглядом в ряд плоских лампочек. Они выключены, а значит - ночь. Стайлз дрейфует в ней, тонет, она внутри.  Я в коробочке, - думает он.  Я в коробочке, очень маленькой. В ней темно, но во мне темнее.