Шелуха/Husk (СИ) - Чацкая Настя - Страница 10

Повисает тишина, которая собирается и колет в носу.

Стайлз напряжён. Он бьёт себя по колену кулаком, как будто в такт этим ритмичным ударам текут его мысли. Или бьются о воспалённое сознание, как умирающие на суше рыбы.

- Я не силён в этом, - внезапно-серьёзно говорит Хейл, - и понятия не имею, что ты жаждешь услышать от меня. Но одно я могу сказать точно: тот, кто хоронит себя раньше времени - не стоит ни одного дня из тех, что он прожил до этого. Если не возьмёшь себя в руки, похеришь всё, что у тебя есть.

Сердце совершает медленный кульбит. Стайлз останавливает свои удары. Ему кажется, что он слышит звон, с которым разбивается. Стискивает пальцами переносицу. Потом отпускает. Сжимает их в кулаки - ему стыдно до жара в лице, потому что внезапное осознание того, что он тратит своё и без того быстро сгорающее время, практически выбивает кожаное сидение у него из-под задницы.

Он хочет упасть. Упасть и сильно удариться о дно.

Чтобы кто-то отмотал таймер на несколько делений назад. На пару лет - чтобы не позволить Скотту отправиться с ним в ту ночь на поиски половины трупа, или на пару часов - чтобы не говорить отцу всех тех слов, которые он сказал.

Пальцы холодеют от того, как сильно Стайлз их сжимает. У него уже болят глаза - так внимательно они смотрят сквозь оконное стекло. Повернуться к Хейлу страшно. Иррациональный страх, как будто на лице сейчас слишком много личного, подноготного.

Его голос не трясётся - просто слабый. Как будто человек стоит на крыше небоскрёба, а шквальный ветер задувает все его слова обратно в рот.

-  Почему я, Дерек? - Господи, это самый низкий и трусливый вопрос на свете. Стайлз готов зашить собственный рот, который добавляет в довесок: - За что это досталось  мне?

- Сначала казнь, потом приговор.

По спине пролетает табун мурашек.

Стайлз даже на мгновение забывает о своей головной боли - поворачивается к оборотню и таращится на него во все глаза. Тот только криво усмехается, откинув голову на кожаный подголовник. Его очки приподняты на лоб.

- О, нет, волчара. “Алиса в стране чудес”? Серьёзно? - голос слегка ошарашенный.

- Только не говори никому.

И с этой фразой почему-то огромный пузырь напряжения лопается.

Разрывается, исчезает. Впервые за последние добланые недели, затянутые в какой-то липкий кокон постоянного страха, боли, ожидания - хочется рассмеяться. Ещё и Дерек косится, приподнимая бровь так, словно приглашает улыбнуться вместе с ним.

Улыбка выходит слабой - лицо совсем разучилось совершать естественные движения губами за пару месяцев. Но она  получается.

А улыбка Дерека - это что-то оглушающее. Стилински может поклясться.

***

Джон сидит в кабинете перед остывшей чашкой кофе и прижимает пальцы ко рту, поэтому, когда Стайлз появляется на пороге, он насильно заставляет плечи расслабиться, а дыхание - нормализоваться.

Он считает удары секундной стрелки за стеклянной полусферой старых часов.

- Пап.

Джон чувствует сильный спазм в горле и отворачивается, чтобы ползущий вниз угол губы не был замечен сыном. Но, кажется, он замечает. Потому что голос становится сдавленным, словно кто-то мягкой лапой наступает на голосовые связки Стайлза.

- Пап, пожалуйста… пойдём поужинаем.

Шериф Стилински смаргивает резь в глазах и на мгновение опускает голову, чтобы провести ладонью по окаменевшему за несколько часов лицу. Чтобы незаметно стереть влагу со щёк.

Стайлз с больно колотящимся сердцем смотрит, как отец поднимается со своего любимого стула и медленно идёт к выходу из комнаты. Он подходит всё ближе, но глаз не поднимает. Останавливается возле сына, поджимая губы.

Несколько мгновений смотрит воспалёнными глазами в покрасневшие глаза Стайлза, и тут же рывком прижимает к себе, зарываясь пальцами в мягкую ткань футболки.

На секунду оба застывают, и это не кажется нелепым объятьем, как иногда бывает. Скорее, это отчаянное неприятие всего того, что сгустилось чёрными тучами над домом Стилински.

Несколько ударов сердца Стайлз не шевелится, а потом поднимает руки и крепко обнимает отца в ответ. Что-то в нём с хрустом переламывается напополам.

- Прости меня, пап… - он жмурит глаза, потому что ему кажется, что, если он сейчас откроет их, то расплачется. Он не чувствует, что слёзы уже текут по его щекам, впитываясь в форму отца, которую тот так и не снял.

- Мы справимся, ребёнок.

- Прости, пожалуйста. Прости меня, - трясутся губы, и трясётся он сам.

Слёзы заливаются в рот, а плечи дрожат от всхлипов, которые он чередует с бесконечными извинениями. Но их будет мало, всегда мало. Столько дерьма было. Прости.

Прости.

Стайлз теряет счёт времени - он рыдает как никогда в жизни, уткнувшись носом в жёсткую нашивку на отцовской рубашке.

И слышит только “мы справимся”.

“Лежать в постели и вспоминать события прошедшего дня странно для меня. Улыбка Дерека не выходит из головы, и я вижу этому одно объяснение - не хочу верить, что он тоже жалеет меня. Он не должен быть таким. Дерек прав. Его слова накрепко засели в голове. “Сначала казнь, потом приговор”.

28.08.2013”

Глава 4.

***

“Я ненавижу искусственные цветы. Я ненавижу всё искусственное. Ведь, оказывается, так много обмана вокруг. Знаешь, что бы я сказал, если бы у меня спросили, какой совет я дам перед тем, как свалить отсюда? Никогда не присматривайтесь к тому, что вокруг вас. Разочароваться недолго, а жить с этим… грустно.