Большая книга ужасов – 55 (сборник) - Веркин Эдуард - Страница 10

– Смотри, чтобы он тебя не слопал, – усмехнулся Пугливый. – А то потом…

Циркач не ответил, полез в колодец. Достаточно ловко он это делал, видимо, гимнастикой занимался. На всякий случай я сместился поближе к норе, а вдруг Циркач свалится мне на голову? Но он не свалился. Он спрыгнул на камни и повернулся ко мне.

– Привет, – сказал он и стал отряхивать колени, долго и тщательно отряхивал, со старанием.

Все-таки он немного боялся. И руки дрожали, и в глаза старался мне не смотреть. Чтобы его хоть как-то подбодрить, я улыбнулся и протянул ему лапу.

Это тоже производит впечатление, мальчишка не удержался и пожал. Это как условный рефлекс: если собака протягивает лапу – ее надо пожать, и наоборот, если просят – ты протягиваешь лапу.

– Ты как? – спросил Пугливый сверху. – Все в порядке? Спокойно?

– Угу. Давай ящики.

Пугливый начал опускать в колодец ящики из-под яблок, легкие деревянные ящики, которые Циркач устанавливал друг на друга. Через пару минут в колодце выстроилась пирамида, все понятно, умненькие детки.

– Надо лезть, – сказал мне Циркач. – Вот так примерно…

– Кто здесь?! – нервно спросил Пугливый. – Кто?!

Мы поглядели вверх, Пугливого не было видно, зато он нервно хлюпнул носом.

– Что такое? – спросил Циркач.

– Мне кажется, тут кто-то есть… – прошептал Пугливый. – Там шевельнулось…

– Да это ветер, – сквозь зубы сказал Циркач.

– Никакой это не ветер! – нервно прошептал Пугливый. – Не ветер! Там черное что-то было! Черное!

– Спокойно! – Циркач принялся устраивать ящик на ящик. – Спокойно, я уже лезу…

Он вскочил на ящик и ловко вылез из колодца и тут же позвал меня сверху:

– Бугер! Давай! Давай лезь!

Я поставил лапы на коробку, собрался, оттолкнулся, перескочил на второй ящик, оттолкнулся еще и вылетел на поверхность. Свобода. Воздух. Свет. Запахи, много, и со всех сторон, за время сидения в колодце я привык к вязкому запаху земли, мха и корней, я зажмурился от ароматов, обрушившихся на меня, потерял дыхание, несколько секунд ушло на то, чтобы проморгаться и продышаться, и запустить голову.

А мальчишки стояли и смотрели в лес, не на меня. Обычный сосновый лес, деревья, смола, лето, с одной стороны лето, и кажется, что все хорошо, что ничего не происходит…

– Я видел! – кивнул Пугливый. – Там же что-то… Пошевелилось!

Я попробовал воздух. Странно. Лес, обычный сосновый лес, деревья, мох, а между ними воздух, бездвижимое пространство, заполненное дыханием деревьев. Но почему-то неприятно. Мир продолжал меняться, в нем что-то рушилось, рассыпалось и оседало, ткань мироздания растягивалась и дрожала, как воздух над перегретым асфальтом, наверное, от этого и возникали видения. Мне тоже казалось, что за нами наблюдают.

Или не казалось. Ведь твари добрались досюда.

– Это от жары, – объяснил Циркач. – Воздух разогревается, начинает подниматься – от этого и представляется… Рефракция называется. Или резонанс…

Циркач замолчал.

Все подростки отпетые реалисты, они верят во что угодно – в рефракцию, в дифракцию, в резонанс, во все, но только не в черта. А иногда стоит поверить и в черта.

– Что «или»? – насторожился Пугливый.

– Или наводнение. По телику показывали, что перед стихийными бедствиями люди видят призраков. Это от звука происходит.

В звук, в цвет, не в черта только.

– От какого еще звука? – не понял Пугливый.

– От инфракрасного, – ответил Циркач. – Этот звук люди не слышат, а вот животные слышат. И они от этого звука с ума сходят, на берег выбрасываются…

– Кто на берег выбрасывается?

– Киты, кто еще? Дельфины всякие, осьминоги. А лисы убегают.

Я зевнул, как мяукнул, челюсть при этом хрустнула, Циркач и Пугливый отвлеклись от леса и своих дум и уставились на меня.

– Смотри! – прошептал Циркач. – Смотри, у него лапы все обгрызены!

– Зачем он их обгрыз? – спросил другой, как всегда испуганный.

– Не знаю… Может, он сдвинулся? С ума сошел, пока в яме сидел. Я слышал, собаки отгрызают себе лапы, если сильно психуют.

Надо их шугануть. Рявкнуть, пусть бегут. Они все должны бежать, как можно быстрее, как можно дальше отсюда, теперь здесь небезопасно. Наоборот, лагерь «Лисий Лог» – чрезвычайно скверное место, чрезвычайно, потому что тварь совсем не зря здесь появилась, у нее планы. У них всегда планы.

– Он как-то нехорошо смотрит… Собака то есть…

– А ты как бы смотрел, если в колодце бы просидел?

– Ну да, наверное… Слушай, Власов говорит, он опять вампира видел.

Циркач хихикнул, но неуверенно, оглянулся при этом.

– Ну, хватит, – попросил Пугливый. – Вампира видел… А Бэтмена он не видел? Человек-Паук еще, знаешь ли, он не заглядывал…

– Точно тебе говорю, – прошептал Циркач. – Он ведь даже обделался от страха, и из палаты не выходит.

Теперь хихикнули оба. Но тоже не очень весело, неприятно им.

– Власов черешней отравился, – возразил Циркач. – Вот его и пропоносило, всю бумагу извел…

– А испуган он по-настоящему, и это не от поноса, – хихикнул Пугливый. – Он говорит, что вчера вампир снова в окно палаты заглядывал, долго стоял, смотрел и вроде как когтем по стеклу скреб.

– Я же говорю – черешней отравился, – Циркач снова оглянулся. – Вот его и заглючило.

– Власов говорит, что он на него смотрел, вроде как гипнотизировал. Он вроде как и голос у себя в голове слышал, этот голос его на улицу просил выйти. А наутро Власов у себя под кроватью нашел пучок веток, связанных красной ниткой!

Холод. Он пробежал по животу декабрьским сквозняком, я заворчал, мальчишки посмотрели на меня.

– Странно, – сказал Циркач. – Он как будто понимает. Ему не нравится, когда ты рассказываешь про вампира.

Я зарычал еще.

– Пойдем отсюда. – Пугливый взял Циркача за руку. – Тут что-то происходит. Эта собака, она тоже… Я слышал про таких…

– Может быть…

Циркач смотрел на меня. А я на него.

– Бегите, – сказал я.

– Рычит… – выдохнул Пугливый. – Пойдем, а?

– Наверное…

Они стали пятиться.

– Бегите, – сказал я.

Они не удержались и кинулись прочь. Циркач и Пугливый. Глупые мальчишки, они спасли мне жизнь, вытащили меня из смерти, я их запомню. Спасибо, Циркач и Пугливый. Циркач, он никогда не ел суп, потому что терпеть не мог жареный лук. Пугливый, он всегда носил в кармане маленького резинового дракончика и любил жевать под одеялом хлеб. Они бежали в лагерь, и им было страшно – потому что вчера ночью к ним приходил вампир.

И мне было тоже страшно, потому что я знал – это правда.

Хотелось пить – я вдруг почувствовал жажду, роса росой, но воды мне сильно не хватало, и я побрел к ручью. Я долго искал ручей. Старался его учуять, услышать по увеличивающейся влажности, но ни яичного запаха, ни влажности не слышал, я начал уже подозревать, что дело во мне. Что я утратил нюх и чутье, такие вещи случались, но никогда я не мог подумать, что это случится со мной.

Потом я его все-таки услышал. Пробрался через поникшие заросли непонятной травы красноватого цвета и спустился к ручью. Ручей пересох. Это было странно – еще недавно он был холодный и отчасти полноводный, теперь ужался почти в два раза, словно ночью заявился огромный безмозглый великан и выдул все, чтобы остудить свое разгневанное нутро.

Я осторожно попробовал воду. Теплая. Не то чтобы совсем, но совсем не такая, как раньше, хотя пить можно. И лапы надо лечить, вытягивать лапы.

Лакал, стараясь не спешить, чтобы не повредить желудок и не отравиться, пил медленно, вода словно выцвела и не отличалась прежним вкусом, точно трехдневный забытый на подоконнике чай…

Я рыкнул и отступил – по воде медленно плыла кровавая клякса. Вообще-то кровь растворяется в воде, легко растворяется, но сейчас мимо меня проплыл кровавый сгусток размером с кулак, он походил на красного дохлого осьминога. Я шарахнулся в сторону. Откуда тут…

Еще. По воде плыл еще один сгусток, не сгусток даже, приглядевшись, я обнаружил, что это вообще не сгусток, а кусок мяса, из которого торчала длинная, чуть желтоватая жила. Я стоял в воде у берега и смотрел на это. И очень хотел отсюда бежать, вот прямо сейчас.