Демоны вне расписания - Осипов Сергей - Страница 37

– Всенепременно.

Иннокентий очертил пальцами окружность вокруг бугорка на шее Насти и принялся что-то бормотать себе под нос – бормотание было неразборчивым, и потому Настю оно быстро утомило.

– Хватит! – дернулась она и поправила было ворот джемпера, чтобы прикрыть припухлость, но Иннокентий легонько треснул ее по пальцам.

– Я еще не закончил, – сказал он и подозвал Филиппа Петровича.

– Ну и что? – настороженно сказал тот. – Чего ты тут разглядел, горе-минер?

– Надень-ка очки, – попросил его Иннокентий.

– Очки? Но это ведь…

– Надень очки.

– Пуф-ф! – сказал Филипп Петрович, выражая крайнюю степень сомнения в компетентности Иннокентия. Но свои очки в старомодном футляре он всё же вытащил, протер их тряпочкой и тщательно пристроил на переносице.

– Ну и… – скептически начал он, а потом вдруг стал говорить такие слова, что Насте даже стало стыдно за Филиппа Петровича. Причем непонятно было, в чей адрес загибаются все эти многослойные конструкции – то ли в адрес Иннокентия, то ли в адрес Насти, то ли все это произносится абстрактно-философски, по поводу всего сущего.

Настя не выдержала и обернулась: растерянное лицо Филиппа Петровича со сползшими на кончик носа очками говорило, что ему только что вдруг открылась некая неожиданная истина.

Самодовольная физиономия Иннокентия говорила о том, что эту истину открыл Филиппу Петровичу именно он. Может, Иннокентий и не был с формальной точки зрения человеком, но вел он себя исключительно по-человечески.

– Теперь две шоколадки с тебя, – сказал он Насте. – Ну и пальцы, само собой.

4

То, что Насте было действительно плохо и в тот день, и в несколько последующих, подтверждается тем обстоятельством, что следующее четкое воспоминание у нее связано с теплым чаем в белом пластиковом стаканчике, откуда свисает нитка с желтым ярлычком чайного пакетика. Настя слышит приказ «Пей» и пьет до дна, хотя под конец чай становится приторно-сладким. Кто-то забирает у нее стакан, руки Насти теперь свободны, внимание тоже более не сконцентрировано на процессе питья, и она осматривается по сторонам.

Что-то подсказывает ей – это уже не пригородная гостиница для лыжников. Помещение слишком большое, если не сказать огромное. Потолок метров десяти в высоту расписан какими-то многофигурными композициями в античном стиле, а противоположная стена теряется где-то вдали, невидимая за мельтешащими людскими фигурами, колоннами, какими-то стендами, схемами и прочими элементами здешнего интерьера, смысл которых Насте пока неясен. Прямо перед Настей сидит незнакомый толстый мужчина и читает газету, время от времени шмыгая носом. На полу, между его ног, стоит большой клетчатый баул, который мужчина заботливо стискивает икрами. Рядом с ним дремлет молодая женщина, примостив голову на плечо парню в спортивном костюме. Парень тоже вроде бы дремлет, но время от времени приоткрывает глаза и с любопытством поглядывает на Настю. И у этой пары тоже какие-то сумки и рюкзаки…

– Это что, вокзал? – спрашивает Настя.

– Угадала.

Филипп Петрович сидит справа от нее и читает какую-то тонкую книжку с нерусскими буквами. Читает он медленно, шевелит губами, проговаривая слова и то и дело замирая в недоумении – наверное, при встрече со словами, смысл которых был ему непонятен. Тем не менее Филипп Петрович продолжал упрямо сверлить книгу взглядом, и его палец, отмечающий текущую строчку, постепенно сползал ниже и ниже.

Одновременно Филипп Петрович разговаривал с Настей и не забывал поглядывать по сторонам.

– Мы куда-то едем? – спросила Настя, протирая глаза.

– И снова угадала.

– Далеко?

– Ну, не очень далеко… Просто не напрямик, а окольными путями.

– Запутываем следы?

– Настя, вы сегодня просто в ударе, – без тени иронии говорит Филипп Петрович. – Да, в самом деле.

– В ударе?

Ну да, если только понимать под этим общее ощущение, как будто тебя очень хорошо ударили по всем частям тела, а потом напоили какой-то дрянью, от которой до сих пор во рту стоит стойкое послевкусие крысиного яда. Не то чтобы Настя пробовала крысиный яд, но в ее представлении именно такой вкус должен быть у вещества, в названии которого есть слово «крыса» и есть слово «яд».

– Мне нужно в туалет, – говорит Настя.

Филипп Петрович понимающе кивает, но тут же трогает Настю за запястье и негромко произносит:

– Я вас провожу, но сначала, чтобы вы были в курсе… Вон там стоит Иннокентий.

– Где?

Иннокентий стоит возле кофейного автомата и азартно бросает туда монеты.

– Что он тут делает?

– Он едет с нами. Потому что так нужно. Да, нужно, и в первую очередь – для вас.

– Он мне не нужен. Я его боюсь, и я ему не верю…

– Дело не в этом. Можете и дальше ему не верить, я про другое. Я про его пальцы.

– Блин.

– Вчера вы были слегка не в форме, поэтому мы с ним договаривались один на один.

– Договаривались о чем?

– О цене его пальцев. Вы вернете их ему только тогда, когда он привезет нас к одному специалисту.

– Специалисту?

– Который сможет решить вашу проблему.

– Которую из моих проблем? – нервно смеется Настя. – У меня их вагон и маленькая тележка…

– Ту, которая засела у вас в основании черепа. Это на самом деле и есть ваша главная проблема.

– То есть эту бомбу можно удалить?

– Это не совсем бомба… – начал было Филипп Петрович и замялся. – Это… Короче говоря, на все расспросы Иннокентия отвечайте, что его пальцы у меня и что Иннокентий получит их обратно только после завершения нашей поездки. Ясно?

– Ясно.

– А на самом деле его пальцы… Они действительно у вас?

Настя вздохнула и прошептала Филиппу Петровичу на ухо несколько слов. Филипп Петрович вздрогнул и посмотрел на Настю с некоторой опаской (так ей показалось).

– Потому что вы умный человек, – грустно произнесла Настя. – А я дура.

Характерно, что Филипп Петрович не стал ее переубеждать.

5

Согласно расписанию, электричка преодолевала синюю ветку от начала до конца за два часа тридцать минут. Завершалась синяя ветка населенным пунктом под замечательным названием Старые Пряники, и где-то там проживал некий знакомый Иннокентия, специалист по решению черепно-мозговых проблем. Так назвал его сам Иннокентий и ехидно ухмыльнулся.

– Он что, врач? – спросила Настя.

– Он мастер на все руки.

– Мне кажется, что черепно-мозговыми проблемами занимаются врачи. Во всяком случае, слесарю я не позволю доставать эту штуку из меня. Ведь мы едем, чтобы достать из меня эту штуку?

– Ага, – с беззаботной улыбкой сказал Иннокентий.

У Насти возникло сильное подозрение, что он ей соврал. За более достоверной информацией она обратилась к Филиппу Петровичу. Тот оторвался от своей странной книжечки, сначала посмотрел – осуждающе – на Иннокентия, потом посмотрел – ободряюще – на Настю и сказал:

– Все будет хорошо. – Затем подумал и добавил: – Да, я надеюсь.

– Все будет хорошо, потому что мне нужны мои пальцы, – уточнил Иннокентий. – Слесарь он или не слесарь, но больше я не знаю никого, кто бы взялся за такое дело…

Тут на свободное место рядом с Иннокентием присел мужчина с большим рюкзаком, точнее, даже не присел, а упал, тяжело и устало. Рюкзак он затем сбросил на пол, вытер серым платком пот с шеи и лба и улыбнулся соседу золотозубой улыбкой. Иннокентий улыбнулся в ответ. Несколько мгновений спустя мужчина нахмурился и, будто бы вспомнив о каком-то срочном деле, вскочил с места, подхватив рюкзак. Не оборачиваясь, он торопливо зашагал в противоположный конец электрички.

– Его же никто не приглашал, – пояснил Насте Иннокентий.

– Сейчас все равно кто-нибудь сядет, – сказала Настя, глядя, как из тамбура в вагон все проходят и проходят люди. Но все они миновали Иннокентия, словно не замечали свободного места. Когда поезд тронулся, Настя оглянулась и убедилась, что единственное свободное место в забитом вагоне – рядом с Иннокентием.