Схрон под лавиной - Самаров Сергей Васильевич - Страница 3

Эти мысли старшего сержанта не сильно напугали. Бандитов он не боялся, справедливо считая, что это они должны его бояться. Увидят одного, посчитают, что пришли все. У страха глаза велики. Испугавшись, стрелять не будут, предпочитая оставаться незамеченными, что, возможно, позволит им спастись. Но и ему следует соблюдать повышенную осторожность.

Сказать, что падение в подземную галерею прошло безболезненно, можно было с большой натяжкой. У Славы болело все тело, при каждом шаге что-то скрипело в спине, как у векового старика, с болью в области плеча поднималась левая рука, ныла основательная шишка на голове чуть выше лба, да и легкая головная боль настроения не поднимала. Трудно было смотреть, не поворачивая головы влево — в глазах сразу появлялась боль, и выступали слезы — верный признак сотрясения мозга. Но, видимо, легкого, потому что при сильном сотрясении обязательно присутствует тошнота, а у Славы тошноты вообще не было. Хотя, кажется, слегка поднялась температура — это тоже признак сотрясения мозга. Вроде бы падал не с большой высоты, но упал неожиданно, не управляя своим телом, и вот результат. Тем не менее, взяв себя в руки и сконцентрировавшись усилием воли, Слава почувствовал себя более боеспособным и готовым к любым новым неожиданностям.

Усевшись на камень около много лет назад потухшего костра, Чухонцев задумался. Первое, что он решил предпринять, это попытаться выйти на связь с командиром взвода. Перед тем как остаться в засаде, Слава проверял свою трубку. В аккумуляторе был только ополовиненный заряд, который позволял звонить, но, главное, в правом верхнем углу монитора отчетливо читалась надпись: «Нет сети». В ущелье связи не было, могла ли она появиться в пещере? Но нет, ее по-прежнему не было. Конечно, невозможность связаться с командиром или с кем-то другим не радовала, но и не казалось убийственной. Связь — это вещь страшно капризная. Она может пропасть на самом ровном участке, где нет вроде бы никаких внешних помех, и появиться, когда проходишь между скалами, со всех сторон окруженный камнем.

Что можно предпринять в такой ситуации, в которой Слава оказался? Он начал размышлять.

Если исходить из того, что когда-то пещера и ее галереи и гроты использовались бандитами для постоянного проживания, следовало предположить, что здесь существует несколько входов и выходов. Именно несколько в целях безопасности. И поискать их стоит, чтобы выйти из вынужденного заточения. Но при этом следует не нарваться на эмира Гаримханова. А если все же это произойдет, то дать бой. В своей боевой подготовке старший сержант контрактной службы был уверен. Даже двум бандитам, если не будет какой-то неожиданности, с ним не справиться. Более того, именно боевая подготовка давала возможность Чухонцеву самому создать неожиданность для бандитов, и он очень на это надеялся. На свою отработанную реакцию, на свое умение стрелять не просто так, как стреляют все, а навскидку, от пояса или за спину сразу с разворота, а то и при перевороте по оси в прыжке, что дает стрелку дополнительные гарантии сохранить жизнь. И еще на те занятия, которые проводил старший лейтенант Шахамурзиев и которые старшему сержанту Чухонцеву не очень нравились, потому что он тогда считал их бесполезными с практической точки зрения. Командир взвода завязывал солдатам глаза, крутил их вокруг оси в несколько оборотов, чтобы они потеряли ориентацию, сам садился в специально для этого вырытую щель и закрывался металлическим щитом. Щит выставлялся не для защиты от пуль, а для того, чтобы солдат не угодил ногой в щель и не повредил себе конечности. А сам старший лейтенант через целую систему блоков тащил в десяти метрах от солдата провод с несколькими пустыми консервными банками. Пустые банки хорошо звенят, когда их тащишь по асфальту, особенно, если одна другой касаются. Слава хорошо помнил свое детство, когда пацаны во дворе привязывали всегда к одной и той же машине веревку с пустыми консервными банками. Грохот сильно пугал водителя, их соседа, и это вызывало у мальчишек восторг. Только уже потом, став взрослым, Слава понял, что в игре участвовали не только мальчишки, но и сам хозяин машины. Он наслаждался восторгом хохочущих мальчишек, как они наслаждались его видимым испугом.

Старшему лейтенанту Шахамурзиеву, большому спецу на всякие хитрые тренажеры для подготовки солдат, громкость была не нужна, поэтому банки он привязывал к проволоке на таком расстоянии, что они не задевали друг друга, не гремели, а только иногда позвякивали и скрипели на песке. Звук был слабым. И на этот звук надо было стрелять. Стрельба вслепую мало кому нравилась, тем не менее, давала какой-то навык. И за шесть лет, что старший сержант служил вместе с Багдасаром Давлетбаевичем Шахамурзиевым, навык в слепой стрельбе он приобрел основательный, и сейчас, в темноте пещеры, это может пригодиться. Не зря придумал командир взвода такую тренировку…

Вход привел в галерею, из которой, если пройти вправо, можно попасть в глухой большой грот, в котором изначально джамаат и располагался. Но там было слишком холодно зимой — грот расположен близко к поверхности, и в самые сильные морозы верхние камни покрывались инеем, потому, уже на следующее лето, обследовав пещеру основательнее, люди Гаримханова нашли боковой проход, ведущий далеко вниз, в следующий грот, из которого вело еще несколько галерей в разные стороны. Но чтобы исследовать их, не хватило аккумуляторов для фонариков. Фонарики нужны были не только для постоянного проживания здесь, но и для дела — выйти ночью из ущелья без фонарика было невозможно. Поэтому Вахе приходилось отправляться в далекое село к родственникам. В ближних селах моджахедов Гаримханова не поддерживали. Здесь жили люди из других тейпов, они приходились дальней родней тейпу Кадырова. В этих селах даже появляться было опасно, потому что всегда была вероятность нарваться на автоматную очередь. Такое однажды случилось. Хорошо, что весь джамаат был в сборе и рядом. Потеряв двоих, джамаат вошел в село, расстрелял людей, забывших, что такое гостеприимство, и сжег их дом. Заодно еще два дома сгорело. Больше в ближние села эмир Гаримханов не совался без особой надобности…

Даже зная свой народ, даже зная обычное бесстрашие своих одноплеменников, Далгат Аристотелевич считал, что его должны и обязаны были бояться. Ему нравилось, когда его боялись, он тогда чувствовал свою силу. И боялись не только нападения джамаата, боялись встречи с ним самим, особенно его взгляда. О взгляде своих желтых волчьих глаз Далгат Аристотелевич слышал уже неоднократно и часто пользовался тем, что мало кто мог его выдержать. Он смотрел, не мигая, на человека и обычно чувствовал его страх. Даже бойцы джамаата не могли смотреть в глаза своему эмиру. Он их пугал. Однажды Герихан Довтмирзаев сказал, что у эмира взгляд волка. Это очень понравилось Гаримханову, потому что еще в детстве он услышал от отца слова, которые на всю жизнь запечатлелись в его сознании:

— Наш тейп происходит от волка. У нас у всех волчья кровь и волчьи глаза. И потому люди боятся нас. Мы — хищники… И ты, сынок, помни, что волком жить лучше, чем овцой…

Далгат запомнил слова отца. Он всегда старался оставаться волком, не желая быть овцой, и очень радовался, когда на знамени Ичкерии появился волк, а потом расстраивался, что продержался он там недолго. И сама Ичкерия стала снова называться Чечней, хотя ичкерийцы и чеченцы — это разные люди. Чеченцы всегда жили в долинах, занимались ремеслами и торговлей. А ичкерийцы жили в горах и время от времени грабили чеченцев. А как не грабить, если все достояние жителей гор — это пастбища для скота. Ичкерийцы всегда были воинами и абреками — волками, а чеченцы считались мирными людьми — овцами, поэтому в свой джамаат эмир Гаримханов брал только настоящих ичкерийцев. Чеченец Довтмирзаев попал в эту компанию случайно и то только потому, что сам пришел вместе со своим пулеметом. А джамаату требовался и пулемет, и пулеметчик. И эмир нарушил свое правило. Нарушил продуманно, с интересом наблюдая за пожилым пулеметчиком, часто разговаривая с ним по душам и пытаясь понять, почему одним Аллах даровал только одно, другим только другое и не создал совершенного человека, наделенного всеми необходимыми для человека качествами. Размышляя таким образом, Далгат Аристотелевич не сразу даже понял, что начинает противоречить своей жизненной позиции, признавая, что чем-то обойдены и ичкерийцы, такие же волки, как он сам. Но признать обделенным себя он никогда бы не решился. Это сломало бы его характер, это раздавило бы его принципы. Но даже при том, что Далгат Аристотелевич любил поразмышлять и пофилософствовать, он интуитивно не касался в своем анализе людей и ситуаций того, что могло бы в какой-то степени разрушить его веру в себя и в правоту волчьего дела. Он желал оставаться волком до последнего своего часа…