Схрон под лавиной - Самаров Сергей Васильевич - Страница 28

Солдаты из пещерного коридора передали одну за другой две веревки. Связывал их старший сержант Чухонцев. На Чухонцева можно было положиться и не проверять узел. Старший сержант сам проверил, наступив на одну веревку ногой и потянув вторую двумя руками так, что даже жилы на шее выступили, что было и в темноте заметно.

— Держите конец. Я спускаюсь.

— Мне бы с вами спуститься, товарищ старший лейтенант… — просяще проговорил старший сержант. — Для подстраховки.

— Не надо страховки. Двоих вытягивать — время терять. У нас глубокий цейтнот. Остаешься здесь за меня. Сигнализация фонариком, если что. Знаки обычные. Веревку сбрасывайте.

Когда командир взвода бывал категоричен, ему никто из подчиненных не возражал.

Конец веревки полетел с обрыва. Показалось, что она даже распрямилась не до конца. Если это так, значит, одно из двух — или обрыв не слишком крут и не придется весь спуск только на силе своих пальцев держаться, или ущелье не настолько глубокое, как считал старший лейтенант. Первый вариант лучше. Схватившись за веревку двумя руками, Шахамурзиев уже через секунду оказался за краем площадки. Он спускался быстро, но при этом не торопился, понимая ответственность момента. Если он сорвется, сорвется вся операция, о которой он понятия не имел, будучи только маленьким винтиком в большой машине, но без этого винтика и вся машина не поедет. Осознавая это, Багдасар Давлетбаевич считал, что рисковать он не имеет права, хотя всегда к риску относился спокойно, как к непременному атрибуту своей службы.

Руки держали крепкое тело нормально, без проблем, хотя это, как знал Шахамурзиев, показатель только временный. С каждым метром, как и с каждой минутой, кисти будут все больше и больше уставать. Можно одним усилием воли заставить шевелиться уставшие ноги, а вот уставшие пальцы работать заставить значительно сложнее. Вообще-то в рюкзаке старшего лейтенанта были специальные зажимы, которые используют скалолазы, но протягивать через них веревку — это потерять еще пять минут, которых может и не хватить в самый последний момент. А потом, если одной веревки до конца не хватит и узел окажется на середине спуска, все равно придется спускаться на руках. И потому Шахамурзиев понадеялся на силу своих пальцев и начал спуск без зажимов. Впрочем, ему это было не слишком сложно, поскольку руки он имел тренированные и его пальцы усталости не знали. Так он всегда думал. Но, когда спустился уже до узла на веревке, посмотрел себе под ноги, а дна ущелья не видно. Днем, наверное, можно было бы и силы свои иначе оценить, и время спуска отрегулировать. А сейчас он чувствовал, как деревенеют кисти рук и пальцы сгибаются уже с натугой. Но старший лейтенант продолжил спуск. Как оказалось, дна ущелья он не видел только из-за кромешной темноты. А оно оказалось рядом, метрах в шести.

Встать на ноги и слегка размять кисти сжатием и разжатием пальцев было приятно. Еще приятнее было просто потрясти кистями, сбрасывая напряжение. Багдасар Давлетбаевич прислушался, затаив дыхание, чтобы оно не мешало улавливать звуки со стороны. Приближения банды слышно еще не было. Да и фонарики вдалеке не мелькали. Он посмотрел на часы. Время уже приближалось к утру, но до рассвета еще оставался достаточный запас, так что, пока бандитов не видно, можно пользоваться своим фонариком.

Старший лейтенант посветил прямо перед собой. Луч легко выхватил противоположный склон, такой мрачный в сыром сумраке. До него было метров двадцать. И не было никакой гарантии, что бандиты пойдут именно там, где он положит трубку. Двадцать метров — большая ширина. По центру ущелья протекал ручей, Шахамурзиеву очень захотелось умыться и освежиться, может быть, даже попить. Но это отнимало драгоценные секунды. Бандиты могли показаться в любую минуту, и это сорвало бы операцию.

Хорошо бы найти тропу перед входом в пещеру. Командир взвода стал светить под ноги и нашел. Найти на камнях ее было трудно, но под лучом фонарика отчетливо была видна извилистая линия, очищенная от больших камней. Некоторые камни были просто убраны, некоторые просто столкнули ногой в сторону. Трубку следовало положить, конечно, прямо на тропе или в непосредственной близости от нее, словно кто-то нечаянно уронил и не заметил. Старшему лейтенанту приглянулись три камня рядом с тропой. Два больших и один, в середине, поменьше. Именно на тот камень, что поменьше, командир взвода и пристроил трубку. Таким образом она могла упасть, когда человек на камне сидел. И тут же, убедившись, что трубку устроил уютно, старший лейтенант двинулся к веревке. Бегом. Едва ухватился за нее и дважды просигналил фонариком, давая команду к подъему, как услышал со стороны какой-то шум, а потом увидел и лучи света от фонарей. Бандиты уже шли, и шли быстро, если не бежали. Веревку при подъеме старший лейтенант не зажимал в кисти, чтобы не испытывать еще раз выносливость своих пальцев, а намотал на обе руки. Теперь не он свое тело вытаскивал, а солдаты поднимали своего командира. Солдат было много, а он был не тяжелый. Его задача состояла только в том, чтобы держаться, желательно, перпендикулярно к склону, и переставлять ноги, что он успешно и делал. Подъем оказался в три раза более быстрым, чем спуск. И руки так не устали. Наверное, и спускаться следовало таким же манером, но это уже момент из прошлого, которое можно переносить в будущее, а не в настоящее.

Оказавшись наверху, командир кивнул солдатам:

— Спасибо. Быстро подняли.

— Старались, товарищ старший лейтенант. Соскучиться успели… — за всех ответил старший сержант Чухонцев.

— Смотайте веревки и выходите в обратный путь. Идти быстро. В пещере не задерживаться. Сразу на выход. Пленника с «вертухаем» с собой заберите. Я догоню. Если не успею, на поверхности меня дождитесь. На перевал вместе двинем.

— С ямами осторожнее, товарищ старший лейтенант. Не свалитесь.

— Они не широкие. Выберусь. Гоните…

Приказы не обсуждаются, тем более в боевой обстановке. Солдаты быстро пошли в обратный путь, на ходу сматывая веревку, а старший лейтенант Шахамурзиев остался наблюдать за приближением банды. Он уже подготовил свою трубку, нашел в списке неотвеченных звонков нужный номер и готов был нажать сигнал вызова, как только подойдет время. А оно стремительно приближалось, отмечаемое светом фонариков.

Бандиты шли быстро, торопились. Но, видимо, ушли с боевой позиции не все, потому что с правой стороны ущелья время от времени раздавались автоматные очереди, причем опытное ухо сразу отмечало, что стрельба была двусторонняя. Кто-то, очевидно, из бандитов, начинал, еще несколько стволов его поддерживали, а затем множественный огонь с противоположной стороны заставлял первые автоматы замолчать. Сами автоматчики, скорее всего, за камни прятались. Это походило на прикрытие из смертников. Или из раненых, которых тащить с собой не захотели. Может быть, даже из добровольцев. Никогда не стоит думать, что противник, каким бы он ни был, имеет нестойкий моральный дух. Дух у бандитов еще тот, и добровольцы, и герои среди них встречаются, и собой они жертвовать за других умеют. Шахамурзиев лично с подобным уже много раз сталкивался.

Но время подходило, и оно требовало внимания не к происходящему в правой стороне ущелья, за несколько километров отсюда, а внизу, почти прямо под выходом из пещеры. Старший лейтенант выждал момент, когда бандиты внизу подойдут метров на пять к месту, которое он отметил в памяти даже в темноте, то есть к трубке. И только после этого, памятуя, что звонок раздается не сразу, нажал клавишу вызова. Звонок было слышно даже наверху, и сверху видно было, как между камней засветился ярким окошечком монитор трубки. Бандиты были уже рядом, и кто-то из них сразу схватил трубку и ответил на звонок:

— Слушаю…

— Алло, Джамбек… — сказал командир взвода негромко, но с умышленным кавказским акцентом. — Алло, Джамбек… Никак не мог до тебя дозвониться…

— Ты не туда, брат, попал. Номером ошибся… — ответил голос с характерной хрипотцой. Обычно такая хрипотца присуща уголовникам и порой бывает даже искусственной, наигранной, в подражание тем, кто за долгие годы приобрел ее натуральную.