Васек Трубачев и его товарищи - Осеева Валентина Александровна - Страница 108

Машина подъезжает к воротам.

Ребята носят одеяла, подушки, сложенное столбиком бельё. Во дворе появляется строгая высокая сестра в чёрном пальто, накинутом на халат. Она обходит классы, зал, на ходу бегло здоровается со школьным сторожем, спускается в раздевалку, делает замечания санитаркам.

– Это что ж за птица такая? – неодобрительно оглядывает её Грозный.

– Это старшая сестра Нина Игнатьевна, – на ходу поясняет ему санитарка.

– Почему здесь ребята? Зачем они здесь? – доносится из коридора голос старшей сестры.

Ребята тихонько шмыгают на крыльцо.

– Пойдёмте дрова колоть, – хмуро говорит товарищам Васёк, – дров мало.

Старшая сестра смотрит в окно. По стеклу бьются мелкие капли дождя.

Около сарая возятся мальчики. Одинцов и Саша пилят мокрое бревно, Васёк колет дрова, Лида и Сева носят в сарай поленья, Нюра собирает щепки, Петя и Мазин тащат брёвна.

– Это чьи ребята? – спрашивает Нина Игнатьевна.

– Это школьники, воспитанники этой школы, – вырастая за её плечом, с достоинством говорит Грозный и, заложив руки назад, важно шествует в свою каморку.

Под вечер в тёплой, уютной школе появляются первые раненые. Ребята со страхом и сочувствием смотрят, как из санитарной машины выносят на носилках закутанных в одеяла людей, видят на подушках изжелта-бледные лица, лихорадочно блестящие глаза, слышат стоны… Хромая и опираясь на санитарок, идут по двору молодые, безусые, и пожилые, бородатые, бойцы. Нина Игнатьевна стоит на крыльце, молоденькая сестричка осторожно ведёт раненого красноармейца.

– Ничего, ничего, голубчик, сейчас мы вас уложим, перевязку сделаем, – мягко говорит старшая сестра.

Врачи в белых халатах, накинутых поверх военных гимнастёрок, принимают раненых в бывшей учительской. Запах йода и ещё каких-то лекарств распространяется по коридорам.

– Ребята, завтра чуть свет опять сюда. Работа найдётся! – говорит товарищам Васёк.

Время шло. Васёк и его товарищи работали в госпитале. Старшая сестра уже не спрашивала, чьи это ребята: она знала их всех по именам и, смеясь, называла «скорой помощью».

– Сестричка, пошлите ребят, пускай газетку почитают, – просили раненые.

– Васёк, отряди кого-нибудь в пятую палату письмо писать.

– Нюра, посиди около Петрова. Он очень по своей дочке тоскует, поговори с ним, – напоминала Нина Игнатьевна.

Вечерами ребята читали раненым книги из школьной библиотеки. Смешные фигурки в длинных белых халатах вызывали у красноармейцев добродушные улыбки.

– Сюда, сюда, профессор! Посерединке садись, чтобы никому не обидно было…

Ребята возвращались из госпиталя только поздно вечером.

Вместе с ними в госпитале работала и тётя Дуня. В раздевалке, оборудованной под кухню, на громадной плите сияли начищенные до блеска котлы. Ранним утром в котлах уже весело булькала вода, тётя Дуня сыпала в котлы крупу и, вооружившись длинной деревянной ложкой, помешивала кашу.

Санитарки, гремя подносами, уносили из кухни завтрак и в полдень прибегали за обедом. Тётя Дуня, в белом халате, раскрасневшаяся от горячей плиты, пробовала на вкус каждое кушанье и доверху наливала тарелки.

– Ты спроси, вкусно ли. Может, не нравится моя стряпня? – беспокоилась она.

Но «стряпня» нравилась. Нина Игнатьевна хвалила повариху, а раненые почтительно называли тётю Дуню «мамашей» и запросто обращались к ней с просьбой сделать хлебный квас или побаловать их солёными огурчиками. Тётя Дуня ставила квас, посылала судомойку в погреб за огурчиками и, натоптавшись за день, спешила домой, чтобы наутро снова стать у плиты.

Саша по-прежнему жил у Васька. Вечерами они забирались на широкую кровать Павла Васильевича, говорили о госпитале, о Сашиных родных, о Мите и обо всех, кто остался в партизанском лагере. Потом, уткнувшись в подушку, оба замолкали.

– Васёк, о ком ты сейчас думаешь? – приподняв голову, спрашивал Саша.

– О папе, – шёпотом отвечал Васёк. – А ты?

– О маме.

– Спите, спите! – откликалась из кухни тётя Дуня. – Завтра рано вставать! В котлах у меня вода не налита, дрова сырые… Ох ты, господи!

Но Ваську не спалось. Мысли его подолгу останавливались то на одном, то на другом близком человеке. Давно не было Тани…

Васёк виделся с ней только один раз. Забежав на одну минутку, Таня крепко прижала к себе его голову, сбросила с ресниц быстрые слезинки, тихо шепнула на ухо:

– Золотой ты мой, сколько ж я поплакала из-за тебя!..

Васёк начал рассказывать ей что-то, но она торопилась, не слушала:

– Потом, потом расскажешь! Некогда сейчас…

С тех пор она больше не появлялась.

– Тётя, а где наша Таня? – тоскливо спрашивал Васёк. – Почему она не приходит?

– Мало ли дел-то у ней… Она ведь комсомолка. Может, послали куда, – отвечала тётя Дуня.

Глава 7

Подруги

Быстро надвигаются сумерки. В комнате чуть белеет застланная белым одеялом кровать и смутно отсвечивает на стене зеркало.

Девочки зашторивают окна и зажигают свет. Лидина мама на работе, соседи – тоже. Квартира кажется пустой и тихой. Лида и Нюра сидят рядышком в большом папином кресле и перечитывают письмо тёти Ани, воспитательницы детского дома, где жила Валя:

– Говорила, всегда говорила… Помнишь, Нюра?

Перед девочками встаёт лесная поляна. Яркое солнце заливает широкий пень. Золотыми тонкими ниточками разлетаются пушистые волосы Вали, на губах её светлая улыбка.

«…Тётя Аня всегда знала, что кому хочется. И как это она всегда знала?» – удивлённо сказала тогда Валя.

Воспоминания обрываются слезами.

Лида крепко обнимает за шею Нюру.

– Валя не хотела бы, чтобы мы столько плакали, – говорит она, сморкаясь в мокрый платок.

– Я никогда не забываю её, что бы ни делала, что бы ни говорила… – тихо отвечает Нюра.

Лида достаёт конверт и бумагу. Девочки пишут письмо в детский дом:

Лида задумывается.

– Почему мальчики никогда не напишут тёте Ане? Они как будто совсем забыли Валю, – грустно говорит она. – Я даже обижаюсь на них за это.

– Мальчики – совсем другие люди, – мягко оправдывает товарищей Нюра. – Они хорошие, только скрытные. При них если вспомнишь что-нибудь и заплачешь, то сразу они надуются и замолчат, а нам поговорить хочется. Вот и тётю Ульяну они редко вспоминают, и Марусю, и Павлика. А ведь мы у них жили, как в своей семье. Тётя Ульяна была смелая и добрая, жалела нас. Маруся тоже как родная. А без Павлика как скучно! Помнишь, в лесу мы его закутали в одеяло и все по очереди на руки брали, чтобы он спал?.. Ну, да что вспоминать! Пиши, Лида!

Девочки снова принимаются за письмо:

Быстрая слезинка сбегает по Лидиной щеке и капает на листок. Лида поспешно стирает кончиком платка мокрое пятнышко.

– Не пиши тут, а то чернила расползутся, – серьёзно предупреждает её Нюра. – И вообще не надо больше про Валю. Давай про других детей что-нибудь напишем.

Девочки долго сидят над письмом.

– Нехорошо всё-таки, что мальчики ей ни разу не написали. Всё у них какие-то другие дела находятся… – говорит Лида. – Как ты думаешь, плачут они, когда вспоминают всё, что было на Украине?