Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Сокровища святых. Рассказы о святости - Черных Наталья Борисовна - Страница 4


4
Изменить размер шрифта:

Отличительными чертами быта первых христиан были общительность и взаимопомощь. «Благотворения и общения не забывайте», – говорит апостол Павел в одном из своих Посланий. В античности тоже было понятие общины (греческие города-полисы). Существовало и понятие круга, касты. Христианское сознание, руководствуясь помощью свыше, усвоило все лучшее из нажитого опыта, мудро приняло все, что можно принять, оставив все, что нужно оставить. Ничего напрасно, или, говоря по-церковнославянски, праздно – вот довольно точное определение жизни древнего святого. Вокруг него весь мир движется, оживает и приобретает совершенно новые оттенки отношений. Если порой христиан нельзя отличить от нехристиан по языку и внешности, то по образу жизни – довольно четко.

Языческий мир индивидуалистичен. Он знает о доблести и преступлении, и лучшие из его строгих законов взяты на вооружение христианством. Но представление о человеке в языческом мире сравнительно простое. В нем человек относительно свободен в своих желаниях и поступках. Личность язычника почти не ведает о своей изначальной раздробленности, и потому почти себя не осознает как личность. Личность язычника – это скорее деталь архитектуры, пейзажа, нечто унифицированное. Как только в человеке некое качество развивается настолько, что превосходит доступный пониманию простой личности уровень, происходит катастрофа. Ни Александру Македонскому, ни Юлию Цезарю их соотечественники и подчиненные не могли простить их воли и талантов. Герои и даже боги древнегреческих трагедий завидуют простым смертным: Афродита мстит Ипполиту, Эдип убивает отца и др. Языческому сознанию невозможно ни понять, ни принять то, что есть нечто другое, возможно, даже его превосходящее. Все замыкается на индивидуальности; в этом драма языческого мира и его недостаточность.

Вход Господень в Иерусалим

Христианство предложило новый тип личности и отношений, гораздо более сложный: не мир, но меч. Возник целый институт норм и отношений. Тем не менее только в христианском сознании находятся возможности для наиболее гармоничного сотрудничества личностей. То, что было недоступно понятию язычника, осознается и принимается христианином. Например, помощь бедным. В античном мире она считалась актом филантропии, причудой. А в христианстве она стала нормой жизни и скрепляющим раствором всего здания церкви. «Амвросий Медиоланский, епископ Рима, во время гонений велел продавать церковные сосуды и выручать на полученные от продажи средства невольников, причем не только братьев христиан» (взято из предисловия Г. Прохорова к изданию «Об обязанностях священнослужителей», Казань, 1908 г., репринт «Благовест», 1995).

Прежде всего, святых первых времен создавало и объединяло общее служение – молитва. Затем, с течением развития богослужебной практики, оно приняло канонические формы. В православном обиходе прежде всего – литургия, всенощное бдение, молебны, панихиды и другие требы. Создалось учение о семи Таинствах Церкви: крещении, миропомазании, евхаристии, елеосвящении (соборовании), браке, хиротонии (рукоположении в сан) и исповеди. В католичестве примерно то же самое, но церковная служба называется мессой. В католичестве и православии разное расписание постов, разные их условия. Но и там, и здесь посты признаются нормой жизни христианина. Практика лютеран таинств не знает, но их молитвенные собрания так или иначе являются общим служением.

Сохранилось предание II или III века по Рождестве Христовом, что если несколько христиан собиралось в доме, то молились они все вместе, так как совместная молитва считалась большой силой. И совместную молитву тоже можно назвать помощью друг другу. Согласно древним источникам, утро христиане начинали с чтения псалмов (чаще всего это был 62), а перед сном читался псалом 140. По воспоминаниям автора многих богословских трактатов II века Тертуллиана, молились христиане стоя. Другие богословы того времени (Ориген) делают исключение для больных: молиться можно и сидя, и лежа, главное, чтобы

душа была исполнена Христовым духом. Служение, как видим, принималось в целом, так что немощи одних покрывались силами других; математического уравнения сил не возникало, наоборот: каждый получал свой талант, согласно апостолу, «мир и радость о Духе Святом». Ведь молитва не просто просьба, это прежде всего хвала и сочетание человеческого духа с Божеством Христа, это обожение человека. А у Христа ни в чем нет недостатка, и Ему незачем помогать одному человеку за счет другого. Вот это «общение хвалы» и было центром христианской жизни.

Такое плотное участие в общем служении подчиняло себе и все время жизни христианина: возник строгий распорядок дня. В нем чередовались обычные дела христианина и молитва. Считалось, что христианам следует собираться вместе для молитвы в третий, шестой и девятый часы. В переводе на наше время, получается так: 9 утра, полдень и три часа пополудни. Затем снова следовали обычные занятия. Вечером собирались на Агапу – трапезу любви, открытую для всех христиан. Трапеза предварялась пением псалмов, во время трапезы или пелись псалмы, или читалось Священное Писание. После трапезы вновь совершалась молитва.

Христиане первых веков отказались от ярких зрелищ, часто сопровождавших пиршества язычников, от жестов и возлияний домашним богам (ларам), от всего причудливого и раздражающего. Однако украшать трапезу святыми песнопениями посчитали даже необходимым. Это была уже трапеза святых. Тот же обычай до сих пор сохраняется и в монастырях и некоторых паломнических гостиных в России.

Христианские общины в Риме еще даже в V веке по Рождестве Христовом были так гармонично и хорошо организованы, что их члены не знали ни голода, ни нищеты. Многие христиане помогали защитникам Рима от варваров. Помощь была как финансовая, так и медицинская. Сохранилось предание, несколько насмешливое, что труд христиан самый дешевый, и потому их охотно берут на работу. Они старательно трудятся, послушливы и берут за работу немного. В странах Малой Азии основным занятие христиан, а особенно женщин-христианок, было ткачество и изготовление ковров. Мужчины по преимуществу промышляли кожевенным ремеслом, изготовлением оружия и мебели. Многие владели строительным ремеслом. О роде занятий праведного Иосифа Обручника сказано в греческом тексте: зодчий. В Иудее здания строились в основном из камня. При переводе на славянский для большей понятности этой бытовой реалии зодчий был заменен плотником. В «деревянной» Руси эти два слова были синонимами.

Размеренность жизни, трудолюбие и открытость считались в языческом мире только причудами философов. Христианство сделало их нормой жизни. Стремление подчеркнуть свою значительность (нечто противоположное чувству собственного достоинства), заносчивость и желание доказать правоту в христианском мире не ценились вовсе. Не потому, что христианин боялся по какому-либо вопросу составить собственное мнение, а потому что хвастовство считалось недостойным христианина.

Христианин в молитве исполнялся сознания той спокойной силы, победить которую невозможно, ибо эта сила – Христос – победила смерть. В посланиях апостола Павла не раз встречаем тон грозный, но не угрожающий. Наоборот, сам апостол просит своих подопечных обращаться друг с другом «с кротостью и любовью».

Конечно, такого состояния тогда, как и сейчас, достигали немногие, но ведь божественная мудрость снисходительна к человеческой слабости. Важно то, что для языческого мира, где ложь в разных ее проявлениях была скорее нормой, чем исключением, миролюбие и откровенность были непонятны, почти враждебны. Святость беспокоила людей, и это беспокойство, реакция на нечто удивительное и непостижимое, снова вынуждало святость скрываться. Христиане первых веков, думается, были немногословны. Многословие осталось там, в мире языческом – слишком пестром, чтобы быть красивым и достойным внимания. Эта сдержанность выражалась и в одежде святых первых веков: одеваясь как все, они тем не менее отказывались от всего слишком дорогого и броского, от роскоши.