Три товарища - Ремарк Эрих Мария - Страница 8

x x x

Мы сразу же отправились за машиной. Она принадлежала владельцу булочной. Он ехал вечером, был немного пьян и врезался в стену. Но пострадала только его жена; на нем самом не оказалось даже царапины. Мы встретились с ним в гараже, когда готовились выкатывать машину. Некоторое время он молча присматривался к нам; несколько обрюзгший, сутулый, с короткой шеей, он стоял, слегка наклонив голову. У него был нездоровый сероватый цвет лица, как у всех пекарей, и в полумраке он напоминал большого печального мучного червя. Он медленно подошел к нам.

– Когда будет готова? – спросил он.

– Примерно через три недели, – ответил Кестер.

Булочник показал на верх машины:

– Ведь это тоже включено, не правда ли?

– С какой стати? – спросил Отто. – Верх не поврежден.

Булочник сделал нетерпеливый жест:

– Разумеется. Но можно ведь выкроить новый верх. Для вас это достаточно крупный заказ. Я думаю, мы понимаем друг друга.

– Нет, – ответил Кестер.

Он понимал его отлично. Этот субъект хотел бесплатно получить новый верх, за который страховое общество не платило, он собирался включить его в ремонт контрабандой. Некоторое время мы спорили с ним. Он грозил, что добьется, чтобы у нас заказ отняли и передали другой, более сговорчивой мастерской. В конце концов Кестер уступил. Он не пошел бы на это, если бы у нас была работа.

– Ну то-то же. Так бы и сразу, – заметил булочник с кривой ухмылкой. – Я зайду в ближайшие дни, выберу материал. Мне хотелось бы бежевый, предпочитаю нежные краски.

Мы выехали. По пути Ленц обратил внимание на сидение форда. На нем были большие черные пятна.

– Это кровь его покойной жены. А он выторговывал новый верх. «Беж, нежные краски…» Вот это парень! Не удивлюсь, если ему удастся вырвать страховую сумму за двух мертвецов. Ведь жена была беременна.

Кестер пожал плечами:

– Он, вероятно, считает, что одно к другому не имеет отношения.

– Возможно, – сказал Ленц. – Говорят, что бывают люди, которых это даже утешает в горе. Однако нас он накрыл ровно на пятьдесят марок.

x x x

Вскоре после полудня я под благовидным предлогом ушел домой. На пять часов была условлена встреча с Патрицией Хольман, но в мастерской я ничего об этом не сказал. Не то чтобы я собирался скрывать, но мне всё это казалось почему-то весьма невероятным.

Она назначила мне свидание в кафе. Я там никогда не бывал и знал только, что это маленькое и очень элегантное кафе. Ничего не подозревая, зашел я туда и, едва переступив порог, испуганно отшатнулся. Всё помещение было переполнено болтающими женщинами. Я попал в типичную дамскую кондитерскую.

Лишь с трудом удалось мне пробраться к только что освободившемуся столику. Я огляделся, чувствуя себя не в своей тарелке. Кроме меня, было еще только двое мужчин, да и те мне не понравились.

– Кофе, чаю, шоколаду? – спросил кельнер и смахнул салфеткой несколько сладких крошек со стола мне на костюм.

– Большую рюмку коньяку, – потребовал я. Он принес. Но заодно он привел с собой компанию дам, которые искали место, во главе с пожилой особой атлетического сложения, в шляпке с плерезами.

– Вот, прошу, четыре места, – сказал кельнер, указывая на мой стол.

– Стоп! – ответил я. – Стол занят. Ко мне должны прийти.

– Так нельзя, сударь, – возразил кельнер. – В это время у нас не полагается занимать места.

Я поглядел на него. Потом взглянул на атлетическую даму, которая уже подошла вплотную к столу и вцепилась в спинку стула. Увидев ее лицо, я отказался от дальнейшего сопротивления. Даже пушки не смогли бы поколебать эту особу в ее решимости захватить стол.

– Не могли бы вы тогда по крайней мере принести мне еще коньяку? – проворчал я, обращаясь к кельнеру.

– Извольте, сударь. Опять большую порцию?

– Да.

– Слушаюсь. – Он поклонился. – Ведь это стол на шесть персон, сударь, – сказал он извиняющимся тоном.

– Ладно уж, принесите только коньяк. Атлетическая особа, видимо, принадлежала к обществу поборников трезвости. Она так уставилась на мою рюмку, словно это была тухлая рыба. Чтоб позлить ее, я заказал еще один и в упор взглянул на нее. Вся эта история меня внезапно рассмешила. Зачем я забрался сюда? Зачем мне нужна эта девушка? Здесь, в суматохе и гаме, я вообще ее не узнаю. Разозлившись, я проглотил свой коньяк.

– Салют! – раздался голос у меня за спиной. Я вскочил. Она стояла и смеялась:

– А вы уже заблаговременно начинаете? Я поставил на стол рюмку, которую всё еще держал в руке. На меня напало вдруг замешательство. Девушка выглядела совсем по-иному, чем запомнилось мне. В этой толпе раскормленных баб, жующих пирожные, она казалась стройной, молодой амазонкой, прохладной, сияющей, уверенной и недоступной. «У нас с ней не может быть ничего общего», – подумал я и сказал:

– Откуда это вы появились, словно призрак? Ведь я всё время следил за дверью.

Она кивнула куда-то направо:

– Там есть еще один вход. Но я опоздала. Вы уже давно ждете?

– Вовсе нет. Не более двух-трех минут. Я тоже только что пришел.

Компания за моим столом притихла. Я чувствовал оценивающие взгляды четырех матрон на своем затылке.

– Мы останемся здесь? – спросил я.

Девушка быстро оглядела стол. Ее губы дрогнули в улыбке. Она весело взглянула на меня:

– Боюсь, что все кафе одинаковы.

Я покачал головой:

– Те, которые пусты, лучше. А здесь просто чертово заведение, в нем начинаешь чувствовать себя неполноценным человеком. Уж лучше какой-нибудь бар.

– Бар? Разве бывают бары, открытые средь бела дня?

– Я знаю один, – ответил я. – И там вполне спокойно. Если вы не возражаете…

– Ну что ж, для разнообразия…

Я посмотрел на нее. В это мгновенье я не мог понять, что она имеет в виду. Я не имею ничего против иронии, если она не направлена против меня. Но совесть у меня была нечиста.

– Итак, пойдем, – сказала она.

Я подозвал кельнера, – Три большие рюмки коньяку! – заорал этот чертов филин таким голосом, словно предъявлял счет посетителю, уже находившемуся в могиле. – Три марки тридцать.

Девушка обернулась:

– Три рюмки коньяку за три минуты? Довольно резвый темп.

– Две я выпил еще вчера.

– Какой лжец! – прошипела атлетическая особа мне вслед. Она слишком долго молчала.

Я повернулся и поклонился:

– Счастливого рождества, сударыня! – и быстро ушел.

– У вас была ссора? – спросила девушка на улице.

– Ничего особенного. Просто я произвожу неблагоприятное впечатление на солидных дам.

– Я тоже, – ответила она.

Я поглядел на нее. Она казалась мне существом из другого мира. Я совершенно не мог себе представить, кто она такая и как она живет.

x x x

В баре я почувствовал твердую почву под ногами. Когда мы вошли, бармен Фред стоял за стойкой и протирал большие рюмки для коньяка. Он поздоровался со мною так, словно видел впервые и словно это не он третьего дня тащил меня домой. У него была отличная школа и огромный опыт.

В зале было пусто. Только за одним столиком сидел, как обычно, Валентин Гаузер. Его я знал еще со времен войны; мы были в одной роте. Однажды он под ураганным огнем принес мне на передовую письмо; он думал, что оно от моей матери. Он знал, что я очень жду письма, так как матери должны были делать операцию. Но он ошибся. Это была рекламная листовка о подшлемниках из крапивной ткани. На обратном пути его ранило в ногу.

Вскоре после войны Валентин получил наследство. С тех пор он его пропивал… Он утверждал, что обязан торжественно отмечать свое счастье – то, что он уцелел на войне. И его не смущало, что с тех пор прошло уже несколько лет. Он заявлял, что такое счастье невозможно переоценить: сколько ни празднуй, всё мало. Он был одним из тех, кто необычайно остро помнил войну. Всё мы уже многое забыли, а он помнил каждый день и каждый час.