Самец взъерошенный - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 29

– Переигрываешь! – оценил мои старания режиссер. – Даже для театра чересчур. Ладно, слов у тебя всего ничего, а шашкой ты хорошо машешь…

Жаль, что его не было сейчас! Он бы оценил мой триумф. Вид растерзанного мужчины, только что танцевавшего перед всеми, кровь на его лице и страшные слова, сказанные мной, возымели эффект. Толпа выдохнула и подалась вперед.

Я не успел насладиться успехом. Подскочившие стражи за локти втащили меня внутрь. Я не сопротивлялся – дело сделано. Меня подвели обратно к статуе. У подножия толкались ошеломленные жрицы. Парни стояли в сторонке, окруженные стражей. Олег морщился и потирал живот – видимо, «штангистка» вернула удар. Сама же она, бешено сверкая глазами, схватила меня за волосы и подтащила к верховной жрице.

– Ты пожалеешь! – прошипела та.

– Посмотрим… – ухмыльнулся я, но в этот момент «штангистка» без замаха двинула меня под ложечку. Я ойкнул и согнулся.

– Этого – в подвал! – распорядилась Октавия. – Остальных – в дом! Двор очистить!

Она повернулась и пошла прочь. «Штангистка» потащила меня куда-то в сторону. Из разбитого носа на мраморный пол капала кровь, чувствовал я себя хреново, но в душе радовался. Этот улей я капитально разворошил. Оставалось дождаться прихода пасечника…

Претор явилась так скоро, что Октавия не успела прийти в себя.

– За забором – толпа! – сообщила гостья, вытирая платком мокрый лоб. – Она растет. Подходят все новые. Они кричат и требуют показать им пришлых. В противном случае грозят ворваться и все разгромить. Меня спешно вызвали…

Претор плюхнулась на селлу и без приглашения плеснула в кубок из стоявшего на столе кувшина. Смакуя, вытянула вино. «Чтоб ты поперхнулась!» – пожелала Октавия.

– Ты и вправду это устроила? – спросила гостья, довольно крякнув. – Я понимаю, что для тебя значит этот Игрр, но нельзя же сразу…

– Его пальцем никто не тронул! – зарычала Октавия. – Сам разбил себе нос и порвал одежду. После чего выбежал и крикнул, что пришлых убивают. Я не знаю, зачем он это сделал. Целы они! Все!

– Могу посмотреть? – встала претор.

– Идем! – обреченно вздохнула жрица.

К Игрру они заглянули в последнюю очередь. Как поняла Октавия, специально. После осмотра и пойдет торг. Дешево ей это не встанет.

В подвале было сумрачно, и сопровождавшей жрицу Касинии пришлось зажечь факел. Пламя выхватило из темноты фигуру, застывшую на охапке соломы. Кровь, высохнув на лице пришлого, превратила его в жуткую маску.

– Да-а… – протянула претор, склонившись. – Славно отделали! Я же говорила, что сразу нельзя. Следовало подождать. Встань! – велела она мужчине.

– Не могу! – ответил тот жалобным голосом. – Меня изувечили.

– Касиния! – нахмурилась жрица.

– Врет! – сказал помощница. – Только раз и ударила. Ну, два…

– Такой, как ты, достаточно и одного, – хмыкнула гостья. – Эй! – окликнула она пришлого. – Как там тебя… Игрр? Ты в самом деле не можешь встать? Говори, как есть! Я Клавдия, претор Рома, прибыла, что восстановить справедливость.

– Из уважения к вам, госпожа!

Пришлый вскочил и поклонился.

– Я же говорила! – окрысилась Касиния. Она шагнула к пришлому и замахнулась.

– Стоять! – рявкнула Октавия. Касиния отступила.

– Так! – сказала Клавдия, оглядывая мужчину. – Из-за чего ты это затеял?

– Не хочу служить в храме.

– У тебя контракт!

– Не с храмом.

– «Фармацевта» его переуступили. Все законно.

– Меня заманили сюда обманом. Но если случилось, хочу работать по специальности. Я врач.

– Тебя пригласили в Пакс лечить?

– Нет! – признался Игорь.

– Тогда на что жалуешься? – пожала плечами претор. – Ты согласился работать, тебе такую возможность дают. Дело нетрудное, – ухмыльнулась она, – а плата хорошая. Ладно, пошумели и хватит. Сейчас тебе дадут умыться и принесут новую одежду. Переоденешься, и мы выйдем к нолам. Скажешь им, что все хорошо. Ты просто не понял и испугался. Упал и разбил нос.

«Ловко! – подумала Октавия. – Потребует за помощь пятьсот золотых, не меньше!»

– Нет! – сказал Игорь.

– Мы можем силой! – нахмурилась Октавия.

– Что помешает мне снова разбить нос? Свяжете мне руки? Тогда не забудьте и рот заткнуть! Думаю, в таком виде я нолам понравлюсь.

«Духи Гадеса! – мысленно выругалась Октавия. – Вот же сволочь!»

– Чего ты хочешь? – спросила Клавдия.

– Пусть храм переуступит мой контракт – той, кого я выберу.

– Ни за что! – воскликнула Октавия.

– Как знаешь! – пожал плечами Игорь и повернулся к Клавдии: – У меня к тебе вопрос, претор. Когда суд над Лавинией Варр?

– Кхм… – кашлянула претор. – Я не готова ответить. Дело надо изучить.

– А что там изучать? Все просто. Есть заявление потерпевшего и свидетеля, улика в виде кинжала. Я настаиваю на скорейшем рассмотрении обвинения в суде, пока меня тут не зарезали. Кстати, если это случится, Рома восстанет – могу вам это обещать. Тогда речь пойдет не о контракте и даже не о должностях – о ваших жизнях.

– Выйдем! – сказала Клавдия жрице.

– Он не посмеет! – сказала Октавия, когда они выбрались из подвала.

– Уже посмел! – возразила претор. – Боюсь, ты не поняла, понтифик: этот мальчик держит тебя за горло. Он оказался неожиданно умным. Вдобавок кто-то не менее умный его просветил. Пришлым, прибывающим в Пакс, неизвестны наши обычаи, они не говорят по-латыни. Этот не только знает язык, но и догадался, что крикнуть. Зачем «фармацевта» отправили его к нам, не понимаю, но на твоем месте я бы остереглась. Уступи! Что тебе в его контракте?

– Дочь! – сказала Октавия.

– Предложим ему отказаться от обвинения. Уступка за уступку. Думаю, он легко согласится. Не похоже, чтобы пылал местью.

– Но он посмел… – Октавия сжала кулаки.

– Хочешь испортить ему торжество? – усмехнулась претор. – Это нетрудно. До сих пор не было случая продажи контракта вновь прибывшего мужчины. Мы вправе сделать это публично. Да так, что в Роме станут плевать ему вслед. Идет?

– Сколько? – спросила Октавия.

– Тысяча золотых! – торопливо сказала Клавдия.

– Если сумеешь оставить его в храме, – сказала Октавия. – И пятьсот, если контракт придется продать.

– Ладно! – согласилась претор.

10

Игрр, выставленный на продажу. Голый

Проснулся я рано. В подвале стоял сумрак. Свет, падавший из окошка под потолком, едва рассеивал ночную темень. Некоторое время я лежал, вспоминая события вчерашнего дня. С претором мы договорились быстро, чему в немалой степени способствовала бушевавшая за оградой толпа. Я отказывался от обвинения Лавинии, взамен храм соглашался уступить мой контракт и не мешать в выборе нового владельца. И никаких стерилизующих микстур! С последним согласились с зубовным скрежетом. Мне талдычили про закон, но я напомнил, что не служил в храме, поэтому не подпадаю под его действие. В доказательство предъявил руку без браслета. Верховная пыталась возразить, но претор отвела ее в сторону и что-то прошептала. Жрица неохотно кивнула. Наши обязательства нанесли на пергамент, претор, верховная и я их подписали, после чего к тексту приложили печать. Я умылся, переоделся и, сунув свой пергамент за пазуху, отправился показаться народу. Вместе с парнями.

– Как у тебя? – спросил Олег дорогой. – Получилось?

– Вроде, – ответил я.

– Если что, кликни! – предложил Олег. Он оглянулся на шагавшую следом «штангистку». – Я этой… Так врезала, падла!

Я промолчал. Мы вышли на крыльцо храма, и в открытые ворота запустили нол. Стража остановила их у ступеней. Претор, взывая к тишине, подняла руку и начала говорить. Я, перекатываясь с носков на пятки, выслушал легенду об испуганном пришлом, который поскользнулся, упал и очнулся в гипсе… То есть разбил нос, после чего, не приходя в сознание, воззвал к народу. Толпа слушала недоверчиво, но вид нас, чистеньких и здоровеньких, говорил в пользу официальной версии. Изложив ее, претор умолкла, и я насторожился. О продаже контракта не объявили. Теперь понятно, о чем шепталась эта жаба с понтификом. Нечестно играют! Толпа разойдется, меня уведут в подвал, где отберут пергамент и примутся выколачивать дурь. Я поднял руку.