Мирка - Адлова Вера - Страница 18

Ох уж этот четверг! Мой несчастный день. Я обещала Мише, что поеду с ним за город.

Сегодня он снова ждал меня, сказал, что забросит мотороллер в гараж, а потом мы встретимся у железнодорожного моста в пять, когда я буду возвращаться с волейбола. Он хотел меня проводить и договориться о субботе.

— Ребята придумали кое-что умопомрачительное, вот увидишь, — сказал он мне.

Михал немного опоздал. Бабушка сердилась, мама кричала, Андулька плакала. Михал очень любит свою сестренку, больше, чем я нашего Пепика. Он заботится о ней, помнит все, что она рассказывает. Но это, может быть, потому, что Андулька умная девочка, а Пепик совсем обыкновенный.

Мы поднимались на гору, на Вышеград, и держались за руки. Но как только я это заметила, я тотчас отпустила руку Михала. Мы сели наверху, на скамейку. Светило солнце. Под нами проносились поезда. Они ужасно шумели, как дети, которые нарочно пытаются разозлить взрослых, чтобы те обратили на них внимание. Михал совсем обычным голосом сказал, что они договорились с ребятами о поездке.

— Уже точно? — спрашиваю я. — Ну, а на чем мы туда попадем — на поезде или автобусе?

Михал усмехнулся самодовольно; он был похож на киногероя, владевшего необыкновенной тайной.

— На машине, — сказал он.

— О Господи!

На вокзале засвистел паровоз, и я присвистнула тоже. Потом я рассмеялась. Ну должен же человек посмеяться над дурацкими остротами именно потому, что они такие дурацкие. Однако это не было шуткой. Михал начал рассказывать о Петре и его дяде, изворачивался как мог, но я сразу поняла, что они хотят совершить что-то скверное. Глупое, грязное и опасное.

Так я и сказала Маку, но он не хотел меня понимать. Я стояла на своем, и вот тут-то я и не могу вспомнить, как мы поссорились. Мне казалось, что я сплю и вижу страшный сон, что вот-вот я проснусь и увижу над собой белый потолок с золотистыми волнами реки, а из кухни услышу звуки радио. Но вместо этого я слышала, как кричит Мак:

— Иди, иди, жалуйся, ты предаешь ребят, потому что боишься! Ты трусиха!

А я сказала:

— Если вы хотите взять дядин автомобиль, то это все равно что вы его украдете, а я ничего не боюсь и вовсе не трусиха.

Мак смеялся, говорил, что я гусыня… что, собственно, может случиться? Я страшно разозлилась и стала бить его кулаками. Внезапно Михал побледнел, схватил меня за руки и прошипел в лицо, чтобы я сейчас же прекратила, иначе он меня поколотит. А потом рассказал мне все про мотороллер, чтобы меня еще больше разозлить… Нет, все было не так. Начала, собственно, я.

— Ну, а как дела с твоим мотороллером? — спросила я. — Наши все равно не верят, что ты его выиграл.

Ну и вид у него был! Он покраснел как рак. Я сразу сообразила, что здесь что-то неладное, что Мак боится, как бы наша мама не заговорила об этом с пани Бартовой.

— Ну, так что там с мотороллером, Мак? — Я его нарочно назвала Маком. Я все время называла его Мишей, чтобы он знал, что для меня он не только Мак, как для ребят, и я знаю, что ему это было очень приятно.

— А что, собственно, с ним может быть?..

— А твоя мама знает, что у тебя есть мотороллер?

— Почему это тебя интересует, Мирка?

Теперь я была твердо уверена, что Мак что-то натворил. Он посмотрел на меня так, что мне стало его жаль, но я сказала себе, что не успокоюсь, пока не узнаю правду.

— Отец не верит, что ты его выиграл, он сказал, что выяснит, в каких это соревнованиях дают мотороллеры. — Это я наврала, ничего подобного отец не говорил.

— Послушай, Мирка, мне очень неприятно, что твой отец интересуется моим мотороллером. Я тебе сам все расскажу, Мирка. Собственно, это было так…

— Ты его у кого-то одолжил, но этот человек об этом не знает, да?

— Нет, Мирка. Мотороллер, как это ни странно, мой. Я купил его, но…

Мяч у детей откатился прямо к нашей скамейке, он был красный, и мне стало очень грустно, что мы с Михалом не можем играть в мяч, а должны говорить обо всех этих гадостях.

— Мирка, за мотороллер я заплачу, факт, я за него маме заплачу, как только начну по-настоящему зарабатывать…

— Как это так — маме? — Я была похожа на обвинителя, но совсем не гордилась этим. — Почему ты за него будешь платить маме?

— Знаешь, Мирка, папа купил бы мне его обязательно, факт. Мы копили на него вместе. Но папы нет, он мне его купить не может, так я купил его себе сам.

— Из тех денег, которые вы с папой накопили?

— Понимаешь, Мирка, это не совсем так… это не были папины деньги, но они, конечно, были его. Знаешь, как бы тебе это объяснить… Мама на них не рассчитывала, честное слово, не рассчитывала. Я был дома совсем один, когда их принесли с фабрики товарищи отца. Так я подумал, что папа бы ничего против не имел, поскольку это на мотороллер, а у мамы я их одолжил, но не все, нет…

— Господи Иисусе!

Меня охватил такой черный страх, что я бы с удовольствием взяла Михала за руку и увела его прочь отсюда. Я бы сказала: «Миша, убежим, здесь так ужасно, я боюсь оставаться здесь». Потом я слышала, как шепчу:

— Миша, ты говоришь это мне назло, чтобы я заревела… Это неправда, скажи, что это неправда!..

Михал посмотрел мне в глаза, но я отвернулась. Я не могла на него смотреть, раз он мог совершить такое.

— Что ты наделал, что ты наделал! — кричала я, и мне было безразлично, что на нас оглядываются люди.

— Мирка, я прошу тебя, не кричи! Я верну эти деньги маме… Ты не можешь себе представить, как мне хотелось иметь такой мотоцикл, до обалдения, я останавливался возле каждого и представлял себе, что это мой, что я несусь на нем по шоссе. Папа мне хотел его купить, а я его…

Это было уж слишком!

Он, видите ли, страшно его хотел! Если бы каждый из нас просто брал то, о чем он мечтает, это было бы здорово! Я вот тоже мечтаю о многом, а что толку? Я мечтала о дружбе, и что же?..

— Мирка, ты не думай, что это было легко…

Я не знаю, что он хотел сказать, — наверное, нелегко было быть около мамы и знать, что ты обворовал ее… ну да, обворовал! Я заплакала и побежала прочь. Михал догнал меня. Мы стояли перед высоким костелом, его башни давили на нас всей своей каменной тяжестью. Михал шел рядом со мной и говорил. Сначала тихо и печально… А на меня напала такая тоска, еще больше, чем в тот раз, когда мама сожгла моего самого любимого медвежонка. Я не знала, что сказать Михалу, потому что у меня в голове все время шумело: Миша сделал ужасную вещь! Я испугалась и за их поездку. Внезапно мне пришло в голову, что это может плохо кончиться. Я уже видела их, как они лежат где-то на шоссе, машина разбита вдребезги, всюду стекло и кровь… И снова я видела маму Михала, в тот первый день, когда они к нам пришли. Вот она сидит, вся в черном, печальная, убитая горем женщина из другого мира. Я ничего подобного не могла бы сделать.

— Мирка, честное слово, я это все маме верну, как только начну зарабатывать..!

— Нет, Михал, — сказала я ему, — ты скажешь ей об этом сейчас, мотороллер продашь, все деньги ей вернешь… Миша, как ты только мог?!

Голова у меня болела, я ощущала ее, словно огромный железный глобус: все реки мира на глобусе были живые, они текли и шумели у меня в голове.

Но в Михала словно бес вселился, и он снова начал кричать:

— Так иди, иди, ты, примерная девочка! Расскажи все маме, скажи ей, что я вор, ну, скажи! Предаешь друзей!.. — Он вскочил в какой-то трамвай.

…У нас дома, к счастью, никого не было. Я написала маме записку, что иду с нашей группой в кино. Я обманула ее, но мне нужно было успокоиться. Мне не хотелось ничего объяснять. Да и что я могла сказать маме?

Я сидела на разбитой панели за домом. Видела окно нашей кухни, как там мама ходит, и радио услышала, и как кричат наши мальчишки: Зденек с Пепиком вечно спорят. Потом в окне показался папа; он посмотрел на небо, проверил, хорошая ли погода будет в воскресенье. Звезды сияли ярко — значит, в воскресенье будет погода как по заказу. Хорошо бы, пошел дождь, ливень, чтобы эти ненормальные ребята остались дома.