Наследник Громовержца - Авраменко Олег Евгеньевич - Страница 6

— Тогда скажете Рику, что меня нет.

— Договорились.

Дейдра скрылась за дверью «ниши», а мы вышли из её покоев в коридор и там встретили тёмноволосого мужчину в военной форме с четырьмя адмиральскими звёздами на погонах. Выглядел он лет на тридцать пять по меркам простых смертных, хотя на самом деле уже перешагнул семидесятилетний рубеж. Его смуглое лицо чем-то напоминало Ричи; что и неудивительно — ведь он приходился ему родным дядей.

Адмирал космического флота Рикардо Альварес де Астурия, больше известный в родном мире как Звёздный Рик, был уникальным в своём роде колдуном. Но не потому, что обладал какими-то выдающимися способностями — как раз они были у него вполне заурядными. Удивление вызывал сам факт наличия этих способностей, поскольку родился Рик обыкновенным человеком, а колдовской Дар получил уже будучи взрослым. И совсем не так, как его сестра Анхела, не от Источника. Рик имплантировал себе Дар искусственно, с помощью передовой науки космического мира. Больше никому повторить его успех не удавалось: во всех остальных случаях привитый методом генной инженерии Дар оказывался ущербным — он был непробуждаем и по наследству не передавался. В колдовском сообществе эти неудачи огорчали разве что немногочисленных фанатиков всеобщего равенства людей, вроде Кевина, моей бабушки Помоны и Дженнифер, матери Фионы. Все остальные (и я в том числе) считали, что для Вселенной достаточно и десяти миллионов колдунов и ведьм. А сотни миллиардов таких же, как мы, было бы явным перебором.

Собственно, для многих членов колдовского сообщества перебором было уже само существование высокоразвитой цивилизации простых смертных, которые с помощью машин овладели Силами Формирующими Мироздание, подчинили межзвёздные расстояния, а с недавних пор их корабли стали проникать в соседние миры — правда, крайне медленно и с большим трудом. Восемнадцать лет назад, когда скрывать местонахождение космического мира стало невозможно, дед Артур объявил его официальным владением Дома Источника (о чём местные жители даже не подозревали) и взял под свою защиту — что положило конец всем разговорам о целесообразности его уничтожения. Воевать с Авалоном никто не хотел, тем более что позицию Дома Источника открыто поддержали и дед Янус, и Брендон, король Света, и правитель Истинного Марса, король Валерий. Когда страсти поостыли, Артуру с Кевином удалось убедить глав остальных Домов, что космическая цивилизация не будет представлять угрозы для колдовского сообщества, если сами колдуны не станут провоцировать агрессию — а места во Вселенной хватит для всех.

— Моё почтение, Пенелопа, — вежливо поклонился Рик моей матери, а затем крепко пожал мне руку. — Здоров, Феб. Как поживаешь? Нормально? А я вот проходил мимо и решил заглянуть в гости к Дейдре.

— Увы, ты опоздал, — сказала мама. — Она только что ушла через «нишу». А куда, не сказала.

Рик, конечно, всё понял. А я мог только посочувствовать ему. Уже тридцать лет он бегал за Дейдрой — а она, в свою очередь, бегала от него. Я бы на месте Рика давно сдался. Хотя кто знает…

— Очень жаль, — огорчённо произнёс Рик. — Ну что ж, ладно… Кстати, Феб, ты давно видел Фиону?

— Совсем недавно. А что?

— Да так, ничего. Просто до меня дошли слухи, что в последнее время она активно собирает информацию про Ричи, расспрашивает о нём знакомых и старых друзей. Ты случайно не в курсе, с чего такой внезапный интерес?

— Нет, не в курсе, — не моргнув глазом солгал я, а в уме сделал заметку предупредить Фиону, чтобы она была осторожнее в своих поисках. — Впервые об этом слышу.

— Когда снова увидишь её, передай, что Кевин и Анхела очень хотят поговорить с ней. Да и я не прочь. Но на наши вызовы она упорно не отвечает.

— Хорошо, передам, — пообещал я.

Попрощавшись, Рик вернулся в расположенные по соседству апартаменты Кевина, а мы стали пробираться сквозь хитросплетение многочисленных коридоров в северо-восточное крыло, где находились мамины покои. Дворец Новый Камелот возник вследствие кардинального и зачастую бессистемного расширения прежнего дворца Лейнстеров, поэтому местами он напоминал запутанный лабиринт, и порой даже старожилы не могли сориентироваться в нём без карты.

— Фиона и меня расспрашивала про Ричи, — сообщила Пенелопа. — Позавчера. Хотела знать, что я думаю о нём.

— И что ты ответила?

— Что плохо его знаю. На моих уроках он был тише воды ниже травы и звёзд, мягко говоря, с неба не хватал. Впрочем, Фиону не интересовали его успехи в живописи. У меня создалось впечатление, что она подозревает Ричи в каком-то неблаговидном поступке. Может, даже в преступлении. Причём отнюдь не десятилетней давности.

Да уж, моей маме в проницательности не откажешь. Многие обманывались её кукольной внешностью, но я-то знал, что она чертовски умна и отлично разбирается в людях.

— Почему ты так решила? — спросил я.

— По её вопросам. Каждый из них в отдельности был довольно невинным, но все вместе они наводили на определённые догадки.

— Понятно. Будет паршиво, если эти догадки дойдут до Кевина. Он, конечно, не станет драться с Фионой, но скандал получится отменный.

— Полагаю, с другими она была более осмотрительна. А со мной не слишком осторожничала. Знала, что я не побегу доносить на неё Кевину.

Что правда, то правда. У Пенелопы не сложились отношения со старшим из сводных братьев. Кевин перенёс на неё часть своей неприязни к Диане, которую невзлюбил с самого детства — и, надо признать, не без веских на то оснований. К счастью, меня этот досадный семейный конфликт не затронул; со мной Кевин всегда был приветлив и дружелюбен.

— А как ты думаешь, — спросил я очень осторожно, стараясь, чтобы в моём голосе прозвучало лишь праздное любопытство, — Кевин знает, где Ричи?

— Может быть. Хотя вряд ли — иначе сказал бы Анхеле. А она точно не знает.

— Ты уверена?

— На все сто процентов. Анхела, конечно, умеет притворяться, это необходимое качество для политика. Но за сына она переживает искренне, без всякой фальши. А примерно год назад жаловалась, что Софи явно знает что-то про Ричи, но ничего не говорит.

«Теперь ясно, — подумал я. — Так вот что имела в виду Хозяйка…»

Оказавшись в маминых покоях, мы миновали гостиную и прошли в соседнюю комнату, откуда доносилась детская болтовня. Это была просторная студия, где Пенелопа работала над своими картинами, а также давала уроки живописи придворной детворе. Сейчас в студии находилось около дюжины мальчиков и девочек пяти-шести лет. Только трое из них стояли за своими маленькими мольбертами и что-то сосредоточенно рисовали, а остальные, пользуясь отсутствием учительницы, попросту дурачились, двое мальчишек даже устроили дуэль на кисточках и уже успели основательно испачкать друг друга краской — к счастью, не масляной, а акварелью.

Когда мы вошли, дети мигом угомонились и недружным хором поздоровались со мной, а одна девочка с радостным криком «Феб!» стремглав бросилась ко мне. Я подхватил её на руки, и она слюняво чмокнула меня в щеку.

— Привет, братик!

— Здравствуй, Люси. Очень скучала по мне?

— Очень-очень, — ответила она. — Мама сказала, что сегодня ты придёшь, и я нарисовала тебя.

— Правда? — Я поставил её на пол. — Ну-ка покажи.

Люсия появилась на свет в результате последней попытки моих родителей воссоединить распавшуюся семью. Нечего путного из этой затеи не вышло, зато я обрёл долгожданную сестрёнку. Правда, видел её не так часто, как хотел бы — главным образом тогда, когда сам бывал на Земле Артура, поскольку Пенелопа очень редко и неохотно приводила Люсию в Поднебесный Олимп. Мало того, что она избегала лишний раз встречаться с отцом, так ещё и решила воспитать дочку истинной принцессой Авалона — в противовес мне, принцу Сумерек.

Между тем Пенелопа собрала у остальных ребят рисунки и отпустила их с урока. Дети гурьбой выбежали из студии, а мы с Люсией подошли к её мольберту, и она с гордостью показала мне своё творение: