За несколько стаканов крови - Мерцалов Игорь - Страница 33

Задерживаться он не стал, сразу вернулся к повозке и велел:

— Трогай. По улице прямо, потом налево. У оврага остановишься, осмотримся.

Когда брика покидала село, Персефоний невольно обернулся. Все та же мирная, уютная картина. Он попытался вообразить себе крестьян, сбегающихся отовсюду с факелами, чтобы заживо спалить свою соседку с мужем и дочерью и раненого солдата. Как ни отвратительно, но у него это хорошо получилось.

Овраг, начинавшийся за Пропащево, с одной стороны растворялся в низине, а с другой упирался в пригорок. Около него Персефоний и остановил брику. Они с Хмурием Несмеяновичем поднялись наверх.

Купальский лес выгибался подковой, охватывая кладбище. Памятник среди крестов смотрелся как насмешка — не потому, что был плох (хотя он был плох), а из-за своей совершенной неуместности. На другом краю подковы призрачно белели грамотеевские мазанки и церковный купол рисовался на фоне неба.

— Вроде бы тихо. У тебя глаза к темноте приспособлены, корнет, присмотрись — нет ли кого среди могил? Особенно вон там, около памятника…

— Как будто нико… Нет, кто-то есть. Двое. Затаились по обе стороны от памятника.

Тучко выругался сквозь зубы.

— Все-таки догадались! Вот что, загоняй брику в овраг, вот там склон пологий. А я сползаю посмотрю, что к чему.

— Я с вами, Хмурий Несмеянович, — твердо сказал Персефоний.

Хоть Тучко и скрывал это, посещение пожарища выбило его из колеи, и один он наверняка попал бы в беду. Или наделал бед.

— Хорошо. Ты уже воробей стреляный, может, и не оплошаешь.

Глава 17

ПОД ПРИЦЕЛОМ

Бурьян давал хорошее прикрытие, и Персефоний с бывшим бригадиром быстро добрались до кладбищенской ограды. Та представляла собою низкий дырявый плетень, местами совершенно исчезавший в пышной траве.

— Много заросших могил, — отметил Хмурий Несмеянович. — Это хорошо: подкрадемся спокойно.

Он выбрал место пониже и перемахнул через плетень, не задев ни единой травинки. Персефонию не составляло труда повторить прыжок, но он замешкался.

— Что копаешься, корнет? Сигай!

Упырь преодолел преграду и шепнул:

— Я почувствовал людей. Много людей — идут со стороны села.

— Проклятье! — выругался Тучко, оглядываясь и сжимая посох. — Да не может быть, чтоб они в Пропащево ночевали! Когда мои парни на постое, никто не спит спокойно… Может, это не они, ты как насчет толком учуять?

— Я попробую, — сказал Персефоний.

Должно быть, однако, невольный страх перед растворением сознания в мире ночи не позволил ему поддаться Зову. Да и Зов звучал слабее, чем в лесу. Он покачал головой:

— Извините, Хмурий Несмеянович, ничего не получается. Но на вид… — Он распрямился, всматриваясь в темноту. — На вид скорее крестьяне. Однако идут осторожно, ровно таятся.

— Идут именно сюда? — уточнил Хмурий Несмеянович и сказал: — Давай-ка отойдем в сторону. Поглядим, что тут к чему.

Полагаясь на зрение и чутье упыря, оба путника попытались убраться с дороги крадущихся крестьян, однако те, приблизившись, начали растягиваться цепью. Отступая, Персефоний и Хмурий Несмеянович были вынуждены отойти за одну линию с часовней, которая расположилась на дальнем от ворот конце дороги, делящей погост на две части. Загадочные крестьяне, которых уже видел и Тучко, сохраняя полное молчание, перебирались через плетень и, насколько получалось, неслышно скользили между могил.

Наблюдая за ними из тени часовни, путники не заметили, как за их спинами возникли две фигуры.

— Не двигаться! — тихо, но отчетливо прозвучало в ночи. Приказ сопровождался сухими щелчками взводимых курков.

Тучко и Персефоний медленно обернулись. Перед ними стояли двое: седобородый человек с жесткими глазами бывалого охотника и молодой лесин.[2] Охотничьи двустволки с кремневыми замками смотрели точно в животы.

— И где только посох раздобыли? — проворчал охотник, кося глазом на удаляющихся пропащинцев. — Ты посох-то брось, мил человек.

Тучко, не делая резких движений, отложил посох в сторону — достаточно далеко, на первый взгляд, чтобы не вмиг до него дотянуться.

— Думается мне, мой друг, эти двое не похожи на наших соседей, — заметил лесин. Он был одет опрятно, с претензией на вкус, и слова выговаривал с академической правильностью, давая понять, что получил хорошее образование.

— Верно подметил, паря, совсем не похожи. Вишь, додумались-таки, поганцы, со стороны ватажников кликнуть. И не абы каких — ладные с виду.

— Не правда ли, хорошо, что мы предугадали их подлый ход и сумели опередить? — усмехнулся лесин. — Наши-то, пожалуй, покрепче.

— Это скоро видно будет, чьи покрепче окажутся. А что, дорогие разумники, сколько вам пропащинцы заплатили?

Персефоний думал, что Тучко станет возражать, но тот, к его удивлению, только вздохнул:

— «Заплатили»… Не смеши меня, у них что, еще и деньги есть?

— Как не быть деньгам? — сказал охотник. — Без денег разумному нельзя. Или ты хочешь сказать, что вам купюрами заплатили?

— Ты сам бы взял, кабы предложили? Нет, мы одного человечка ищем. Пропащинцы сказали, он тут будет. Просили «хланг прикрыть», а потом забирать его и делать что душе угодно. Вот его они, как я понимаю, за деньги наняли, только платить не собираются.

— Как это на них похоже, — улыбнулся лесин. — Друг мой, у меня просто сердце разрывается от этой истории. Их просили «прикрыть хланг»… — издевательски повторил он выражение Тучко.

— Да, скверно придумано, — согласился охотник. — Ты бы поглаже соврал, мил человек.

— Зачем? — равнодушно пожал плечами бывший бригадир. — Нам против всей их оравы переть не резон, пришлось согласиться.

— Что-то скверно вы своего «человечка» отрабатываете, — все тем же насмешливым тоном произнес лесин.

— Была охота в чужие дрязги лезть. За что у вас, кстати, спор идет?

— Мой друг, я умиляюсь все больше и больше! — поделился лесин с охотником. — Их попросили убивать нас и даже не рассказали, за что! Предполагается, по-видимому, что мы с тобой должны, отбросив осторожность, позволить заговорить себе зубы…

— Постой-ка, паря, не трепись, — оборвал его охотник. — Возьми-ка лучше посох да скажи мне, заряжен ли он.

Он посторонился, давая «паре» нагнуться за боевым артефактом. Тот поднял посох, уверенно, но, пожалуй, слишком картинно удерживая ружье в одной руке. Кажется, обращаться с оружием он учился больше по картинкам в приключенческих книгах Жуля Веря и Лови Пуссинара, нежели на стрельбах.

— Конечно, заряжен… — сказал он и осекся. — Хм! Однако не слишком качественно. Да им только от хулиганов отмахиваться, и то разумнее использовать в качестве дубины.

Он с пренебрежением бросил волшебное оружие на землю.

— Так я и думал, — кивнул охотник. — С виду сущий герильяс, да с посохом — звеньевой, не меньше. У кого служил?

— Бригада Тучко, — ответил Тучко. — А ты?

— Хватко. Сколько раз перворожденцев встречал?

— Дважды. Ты в Ховайске на каком фланге стоял?

— Ха! Ни на каком.

— Верно. Ну, здорово, что ли? Или ты все-таки решил влепить мне пулю из-за какой-то деревенской склоки?

— Это я еще не решил, — обнадежил его охотник. — Скажи сперва, кого поджидаешь.

— Бригадира, — не моргнув глазом ответил бригадир.

— А я тебя знаю, стало быть! Ты Жмур. И бригадир тебе… кем там приходится, а?

— Не чужим, — отрубил Тучко, но развивать тему не стал. — Я тебя тоже помню, только имя запамятовал. Ты третий звеньевой Удава. На той станции, где богатый хабар взяли, по центру пер. И хорошо пер, я прям залюбовался.

— Ага, было дело! — хохотнул охотник.

Лесин в продолжение этого разговора переводил недоуменный взгляд с одного на другого, потом не выдержал:

— Перегоныч, друг мой любезный, ты не собираешься ли отпустить этих?..

— Точно! — весьма правдоподобно обрадовался Тучко, словно и не замечая присутствия лесина. — Дурман Перегоныч!