Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Пять портретов - Оржеховская Фаина Марковна - Страница 7


7
Изменить размер шрифта:

Надежда Николаевна перестала играть и вышла на террасу. Она знала, о чем думает композитор: недаром они тридцать семь лет пробыли вместе. Гости, которых он ждал, приятны ему. Но на прошлой неделе после отъезда таких же приятных гостей ему сделалось худо.

Угадывая ее мысли, композитор сказал:

– Будет только Ястребцев да еще один молодой человек.

– А как ты себя чувствуешь?

– Отлично. Особенно после ноктюрна.– И он поцеловал у нее руку.

Ястребцева, любителя музыки, композитор называл «своим великим почитателем». Еще молодой, любознательный, напористый, Василий Васильевич Ястребцев был очень музыкален, обладал феноменальной памятью и способностью к анализу. Он и сочинял немного, но было ясно, что он станет не композитором, а, скорее, музыкальным критиком.

Ястребцев приехал вместе со своим протеже, шестнадцатилетним родственником. Тот умолил привести его сюда. Ястребцев сказал хозяевам:

– Вот мой Алеша Дубровин, о котором я вам говорил. Утомлять не будет. Тем более, что я предупредил: сидеть недолго и говорить мало.

– Там видно будет,– улыбаясь, сказал композитор.

Юный гость наблюдал.

Хозяин, высокий, бледный, с длинной седой бородой, сам направлял и поддерживал разговор. Один только раз запнулся: «Там, в моей опере… ну там… где пляска скоморохов…» Подумать только: он запамятовал название своей «Снегурочки»!

Ястребцев деликатно напомнил, и разговор продолжался.

К террасе вела длинная аллея. Когда стемнело, показалась луна и осветила озеро среди тростников. Хозяйка, стройная женщина с красивым строгим лицом, сказала, что здесь, в Вечаше, была задумана опера «Садко».

– А вот и декорации! – сказал Ястребцев, указав на озеро и лупу. И прибавил, обращаясь к Алеше Дубровину: – Хозяин этого дома – волшебник. Он умеет музыкой рисовать фантастические образы, совсем не похожие на живых людей. Композитор чуть поморщился.

– «Фантастическая» музыка существует давно,– сказал он,– да и не стоит так резко противопоставлять фантастику реальности. В искусстве эти понятия часто сливаются.

– Например? – спросил Ястребцев.

– Могу сослаться на собственный опыт. Известно, что Царская Невеста – вполне реальное лицо. Это дочь московского боярина, жившего в шестнадцатом веке. Но ее нежная, кроткая натура была чужда грубости и жестокости, среди которых она жила. Оттого я придал ей черты Снегурочки, сказочного существа. Снегурочка не жилица у нас на земле. А беззащитная Марфа как бы истаивает в своей прощальной арии.

– Это только подтверждает мою мысль,– сказал Ястребцев,– вы и в реальной жизни различаете две стихии. И если ваши земные создания так часто обретают «неземной» облик, то и духи, не говоря уж о Снегурочке или Волхове, даже Водяной царь и Леший у вас полны жизни.

– Это всё мои хорошие знакомые,– сказал композитор,– я принимаю их всерьез.

– И однажды поплатился за это,– вставила хозяйка.

– Поплатился в буквальном смысле. За «Шехеразаду» мне решили уплатить только половину гонорара. Никто не сомневался в достоинствах самой музыки, но сказка из «Тысячи и одной ночи» _ помилуйте, что за сюжет! Один из членов комиссии так и сказал: «Жаль, что время и усилия потрачены на такой пустяк!»

Гости посмеялись. Ястребцев, должно быть, забыл свое намерение не утомлять хозяев и затеял новый разговор:

– Какое загадочное искусство – музыка! Сильно действует, это правда. Но если нет программы или комментариев, как угадать, что именно замыслил автор?

Хозяин так и встрепенулся:

– Вот как? А в живописи вам все понятно? Если бы известная картина Леонардо не называлась «Тайная вечеря», угадали бы вы, что там происходит?

– Догадался бы.

– Ну хорошо, возьмем другой пример: что говорят вам без комментариев фигуры Сикста и святой Варвары в не менее известной картине Рафаэля? [25] И, наконец, в литературе-неужели все ясно? Зачем же критики так ожесточенно спорят и никак не могут прийти к единому мнению? Нет, друг мой, все искусства многозначны; музыка, пожалуй, более других, я согласен. Но она и без всяких объяснений заставляет нас волноваться, и это волнение не безотчетное.

– Я знаю людей и вовсе равнодушных к музыке,– сказал Ястребцев.

– В этом музыка не виновата.

– Разумеется. Но как было бы хорошо, если бы вы, Николай Андреевич, написали книгу о музыкальной эстетике!

– Ну, это не мое дело, скорее ваше. Скрипач – скрипи, трубач – труби… А сочинитель – сочиняй!

– Буду, буду трубить, буду вашим трубадуром,– весело отозвался Ястребцев (он любил такого рода каламбуры),– да только кому же судить об искусстве, как не самому музыканту?

Юному гостю также не терпелось высказаться:

– Эстетики еще не было, а художники уже творили. Хозяин с нарочитым удивлением поднял брови:

– Творили? Да разве они боги?

– Да, боги. Сотворил ли бог небо и землю, сомнительно, а Девятая симфония сотворена. И «Снегурочка» также. И… «Пиковая дама».

– Благодарю, что поместили в таком лестном соседстве,– сказал композитор,– но позволю себе заметить, что лучше избегать таких восторженных отзывов. Скромность необходима не только в нашей самооценке, но и в том, как отзываемся о других.

После чая, когда гости уходили, а хозяин провожал их до калитки, Ястребцев сказал:

– Как мелодичны пьесы Шумана! (Надежда Николаевна играла одну из них для гостей.) Мелодия – это душа музыки. Тем обиднее замечать, что современные музыканты в своих сочинениях пренебрегают мелодией.

Николай Андреевич остановился.

– Пренебрегают? Нет, погодите, это обвинение серьезное, но вряд ли оно справедливо. Создать оригинальную мелодию становится все труднее. И нередко мне приходит в голову, что мелодии уже оскудевают! Это процесс неизбежный, как постепенное угасание солнца. Но наша планета остывает медленно, а для мелодии – увы! – остаются в запасе не миллиарды лет, а какие-нибудь жалкие десятилетия.

– Будем надеяться, – сказал Ястребцев,– что ваши опасения не сбудутся. Если верить математикам, мелодические комбинации неисчерпаемы.

Композитор заволновался:

– Ах, разве дело в комбинациях? Никакая математика не поможет, если нет главного. Мелодии не составляются и не комбинируются. У них более глубокий источник.

Что он хотел сказать? Но продолжение разговора могло еще сильнее утомить хозяина; да и Надежда Николаевна приближалась к калитке с пледом в руках. Это было сигналом к прощанию.

…Они шли молча. Женщина была встревожена. Опять он долго не уснет, потом выйдет в сад и просидит там до рассвета. Но кто знает, всегда ли спасительны осторожность, опасливость, уединение?

Композитор тоже молчал. Окутанный пледом, тяжело опираясь на руку жены, он медленно передвигался по дорожке к дому, не отводя глаз от блистающего озера.

«Нет,– думал он,– все-таки я задиристый старик. Наедине с природой смиряюсь, как будто все вопросы решены, а перед людьми все еще стремлюсь высказаться».

вернуться

25

В «Сикстинской мадонне».