Конноры и Хранители - Авраменко Олег Евгеньевич - Страница 17

«Ну, нетушки, Стэн! — мысленно обратилась Марика к брату. — Никуда я с тобой не поеду. Думай обо мне, что хочешь, мне всё равно…»

Алиса, лёжа на диване, читала рукописный фолиант под названием «Хроники царствования Ладомира Великого», который изъяла из кабинета Марики во время своего последнего посещения Мышковара. Тем самым она убивала сразу двух зайцев — изучала историю другого мира, нравы и обычаи живущих в нём людей, а заодно углубляла свои познания в славонском языке. Алиса обладала феноменальной памятью, абсолютным музыкальным слухом и гибким умом, что отчасти компенсировало её врождённую леность и неодолимое стремление к праздному образу жизни. За короткий срок и без чрезмерных усилий, общаясь с одной лишь Марикой, она осилила разговорную речь в объёме, достаточном для повседневных нужд, а её южногаальское произношение было просто безукоризненным, точно у настоящей уроженки Мышковича. Марика по-доброму завидовала успехам кузины, вспоминая, как сама в поте лица изучала основы английского, и даже вынуждена была прибегнуть к столь нежелательному и далеко не безвредному приёму, как самовнушение. Конечно, спору нет, английский язык гораздо сложнее славонского, но тем не менее…

Алиса будто подслушала её мысли. Она отложила «Хроники» в сторону, по-кошачьи зевнула, сверкнув двумя ровными рядами жемчужно-белых зубов, и сказала:

— Однако сложный у вас язык! Все эти падежи, роды, склонения — в них сам чёрт ногу сломает. А словообразование — это же сущий ужас!

Марика улыбнулась и подумала, что на самом деле нет простых и сложных языков, а есть родные и иностранные.

— Я ведь предупреждала тебя, что эта книга тяжело читается, — заметила она. — Слишком витиевато написана.

— Зато интересно. Этот Ладомир, судя по всему, был парень не промах.

Марика передёрнула плечами.

— Ещё бы! Он был самым великим из императоров. Период его правления называют золотым веком Империи.

Алиса перевернулась на спину и подтянула к себе ноги. Полы её халата распахнулись, открыв для обозрения немного узковатые, но всё же красивые бёдра и розовые трусики — она питала пристрастие к этому цвету и всему прочему предпочитала розовое бельё. Кокетливо выдержав паузу, Алиса наконец поправила халат, сжала ногами ладони и, прищурившись, спросила:

— А как ты думаешь, если твой брат станет императором, потомки назовут его Стэниславом Великим?

— Думаю, что нет, — спокойно ответила Марика.

— Но почему?

— Потому что он не станет императором. Королём Гаалосага — очень может быть. Возможно даже, что впоследствии его назовут великим королём. Но императором Стэна не изберут. Он молод, к тому же он слишком влиятельный и могущественный князь.

Алиса шумно выдохнула и закатила глаза.

— Вот этот твой железный аргумент меня просто убивает. Ладно, насчёт молодости я, пожалуй, ещё соглашусь. Но влияние, могущество, популярность… Этого я, право, не понимаю!

Марика промолчала. Она не могла найти нужных слов, чтобы объяснить столь очевидные вещи. Для неё это было само собой разумеющимся, не требующим дополнительной аргументации.

— А тут и понимать нечего, — вдруг отозвался сэр Генри. — Всё дело в политическом устройстве Империи и сложившемся в ней балансе сил. Император должен быть достаточно авторитетным, чтобы обеспечить единство государства, но не слишком влиятельным — ибо в таком случае равновесие между отдельными княжествами и центральной властью нарушится в пользу последней. Большинство князей не заинтересованы в ограничении своей самостоятельности, поэтому они не изберут на престол человека, который, в силу своей влиятельности, представляет потенциальную угрозу их полновластию на местах.

У Алисы был такой вид, словно для неё только что открыли Америку.

— Так вот оно что! — произнесла она. — Теперь понятно.

— Как раз это я имела в виду, — сказала Марика.

— Но не сумела доходчиво сформулировать свою мысль, — заметил сэр Генри, вставая с кресла. — Для тебя это яснее ясного, ты живёшь в том мире и принимаешь существующий порядок вещей, как должное. А Алиса плохо знает историю, чтобы провести параллели с Германией XIII–XIV веков.

Марика торопливо поднялась из-за стола.

— Ты уже уходишь? — спросила она.

— Да, — кивнул он устало. — Меня здорово клонит ко сну.

Марика подошла к нему и поцеловала его в щеку.

— Тогда до встречи, отец.

— До свидания, доченька. Я… — Сэр Генри секунду помедлил, колеблясь. — Я вот что хочу тебе сказать… на всякий случай. Вдруг произойдёт что-то непредвиденное…

— Ничего непредвиденного не произойдёт, — твёрдо заявила Марика. — У нас всё будет по-прежнему. Я приходила и буду приходить.

— Тем не менее, я хочу, чтобы ты выслушала меня, — настаивал сэр Генри. — Я знаю, что в глубине души ты осуждаешь свою мать…

— Я не…

— Не отрицай, Марика. Я вижу это, я чувствую. Поначалу ты осуждала её за то, что она изменяла достойному человеку, которого ты многие годы называла своим отцом. Позже ты стала осуждать её и за то, что якобы она причиняла мне страдания. Но это не так. Не считай меня несчастным и не жалей меня. Я не заслуживаю жалости, равно как твоя мать — осуждения. Мне выпало большое счастье любить самую прекрасную женщину в мире… в обоих мирах. Мне выпало счастье иметь прелестную дочь, о которой любой другой отец может только мечтать. Я вдвойне счастливый человек, Марика, и что бы со мной ни случилось в будущем, я знаю, что жизнь свою прожил не зря.

Он порывисто обнял Марику, затем спешно покинул комнату, на ходу пожелав Алисе доброй ночи. И всё же Марика успела заметить в его глазах слёзы…

Тяжело вздохнув, она подошла к дивану, где расположилась Алиса, и присела на краю. Кузина взяла её за руку. Обе девушки долго молчали. Наконец Алиса сказала:

— Ты правильно поступаешь, сестрёнка. Дядя без тебя сам не свой. Долгая разлука с тобой его доконает. И дело даже не в раке. Ты — единственный смысл его жизни.

Марика снова вздохнула:

— Я знаю это…

Глава 6

Флавиан мало что знал о легендарном месте, которое именовалось Залом Совета. Ему было известно лишь, что здание это находилось в горах далеко на юго-востоке и было построено ещё Дунканом, третьим сыном Коннора-прародителя, во время его путешествия в Страну Хань. С тех пор, в течение двухсот лет, там регулярно собирались члены Совета Двенадцати, чтобы сообща решать текущие вопросы жизни Братства. Как выяснилось, продолжали они собираться и после формального прекращения Высшим Советом своей деятельности.

И вот теперь потрясённый Флавиан стоял у окна в этом самом Зале и, всё ещё не веря своим глазам, смотрел, как двенадцать членов Совета занимали места за огромным круглым столом. Четыре женщины и восемь мужчин — по числу дочерей и сыновей основателя рода. В первые сто лет деятельности Совета каждый представлял один из двенадцати кланов потомков Коннора, но по мере учащения перекрёстных браков грань между кланами всё больше размывалась, и это правило было забыто.

Мужчина, назвавшийся Дональдом, а в миру известный, как Анте Стоичков, влиятельный жупан из Далмации, тесть тамошнего князя, протянул вперёд правую руку, повёрнутую ладонью к большому кристаллу в центре стола.

— Я, Дональд Коннор из рода Конноров, свидетельствую своё присутствие на этом Совете. Помыслы мои чисты, ум ясен, и я готов нести ответственность за все принятые здесь решения. Да поможет мне Бог!

Следом за ним отозвалась худощавая сорокалетняя женщина, которую Флавиан не знал:

— Я, Ада Коннор из рода Конноров, свидетельствую…

— Я, Девлин Коннор из рода Конноров, свидетельствую…

Под сводами Зала Совета звучали древние, непривычные слуху имена детей Коннора-прародителя. Имена эти были похожи на сильтские, что подтверждало наиболее распространённую версию происхождения рода Конноров, согласно которой его основатель (Коннор — тоже сильтское имя) был друидом-отщепенцем, бежавшим с Островов на материк. Правда, у этой гипотезы было немало оппонентов, которые вполне резонно возражали, что примитивные колдовские приёмы друидов не имеют ничего общего с утончённой магией Конноров. Друиды не обладают каким-то особым даром; они рождаются обычными детьми, а колдунами становятся в возрасте девяти лет после таинственной и зловещей церемонии, в ходе которой больше половины мальчиков погибает, а уцелевшие, обретя колдовские способности, напрочь теряют пигментацию кожи, волос и глаз и никогда не достигают половой зрелости. Коннор же не был альбиносом и уж явно не был скопцом, раз сумел произвести на свет двенадцать детей.