Королева Марго. Искушение страсти - Павлищева Наталья Павловна - Страница 28

— Меня не раз оскорбляли, а заступиться некому.

— Вас обидел Дю Гаст?

— Как вы наблюдательны! Не прошло и двух лет, и уже заметили.

Генрих твердо решил не обращать внимания на выпады супруги, Маргарита всегда славилась острым языком.

— Дю Гаст не кресло. Боюсь, пока вы научитесь фехтовать так, что сможете вызвать миньона на дуэль, он успеет умереть от старости.

Королева разозлилась окончательно:

— А что мне делать, если вокруг не осталось мужчин?!

— Ваши слова оскорбительны.

— А вы вызовите меня на дуэль, я отвечу за свои слова!

— Я не воюю с женщинами, предпочитаю с ними спать.

Генрих развернулся и отправился прочь. Вслед ему неслось:

— Вы только на это и способны!

Не будь это его собственная супруга, он ответил бы даже женщине. Однако Генрих чувствовал ее правоту. Дю Гаст вел себя просто хамски, а он, муж, не собирался заступаться за честь жены. Но королю Наварры вовсе не хотелось, сидя в Лувре под замком, наживать себе врага в лице короля.

Маргарита, когда за мужем закрылась дверь, швырнула подушкой с такой силой, что сбила большой канделябр.

— Мадам…

— Самое неприятное, что он прав. Дю Гаст столь силен и так владеет шпагой, что пока я научусь, мерзавец действительно успеет состариться. И я тоже!

Карлотте, выслушивавшей эту тираду, показалось, что о втором мадам сокрушалась куда сильнее.

Маргарита вздохнула уже спокойней:

— Придется действовать по-другому.

На следующее утро король обнаружил у себя в спальне листок с едким куплетом:

Найти автора не удалось, того, кто принес в королевские покои куплет, тоже, король вымученно улыбнулся и демонстративно бросил листок в камин, но через несколько дней эти стихи распевал уже весь Париж.

Стоял один из теплых деньков, какие бывают только осенью, когда солнышко, словно жалея людей, решает отдать им последнее тепло перед ненастьем и холодами.

По парку, мирно беседуя, прогуливались две дамы. Со стороны могло показаться, что Маргарита де Валуа и герцогиня Неверская обсуждают фасон новых платьев, их лица не выглядели ни озабоченными, ни хмурыми. В действительности же разговор шел самый что ни на есть серьезный и даже страшный.

— О, поверьте, Витто тот, кто вам нужен.

— Чем же он так хорош?

— Когда-то в стычке убил одного из миньонов короля, к которому был привязан и Дю Гаст. Пришлось скрываться в монастыре Святых Августинцев. Король, возможно, и простил бы бедолагу, но Дю Гаст против.

— Не произносите при мне этого имени, я прихожу в бешенство!

Однако во время этой тирады на губах у Маргариты играла безмятежная улыбка.

— Но как до него добраться, миньон всегда окружен толпой всяких слизняков?

— Где-то же он бывает один?

Герцогиня Неверская усмехнулась:

— В спальне, и то не всегда.

— Значит, убьем в спальне, — все так же сладко улыбаясь, заверила Маргарита.

Через некоторое время она уже знала полный распорядок дня миньона.

Из-за проблем с кожей Дю Гаст был вынужден ежедневно принимать специальные паровые ванны в своем доме на Сент-Антуан, что совсем рядом с Лувром. Маргарите стало известно, что этот дом примыкал стеной к соседнему, в котором жила любовница миньона. Это было вполне обычным делом для Парижа, в общей стене проделывали дверь и общались, не выходя на улицу.

Через несколько дней после беседы двух дам, поздно ночью они оказались в монастырской часовне. Третьим был тот самый барон Витто, что имел зуб на королевского миньона.

Маски на лицах дам не обманули Витто, он узнал нежный голос сестры короля. Этот голосок сообщил нужные сведения, а изящная ручка протянула большой кошель с деньгами.

— Если вы покажете в Анжере вот это, — Маргарита протянула еще и брошь, — то вас примут, как брата.

Барон усмехнулся, королева Наварры права, оставаться в Париже, если убийство удастся, для него смерти подобно, даже монастырь не спасет, за любимого миньона король из-под земли вытащит. Но он так устал прятаться и так ненавидел миньонов, что был даже рад поручению.

В канун праздника Всех Святых за окно дома, соседнего с домом королевского миньона, зацепился крюк с веревочной лестницей. Один за другим пятеро дюжих мужчин проникли внутрь, но задерживаться в этом доме не стали. Через потайную дверь они прошли в соседний прямо в спальню к Дю Гасту. Сам королевский миньон лежал в постели, расслабившись после только что принятой ванны в предвкушении прихода своей пассии.

Именно потому легкий скрип потайной двери его не насторожил, но вместо любовницы Дю Гаст увидел перед собой вооруженных мужчин. Собственную шпагу схватить он не успел, потому что был заколот несколькими ударами кинжалов. Били наверняка, такого опасного врага раненым оставлять нельзя.

Убедившись, что миньон мертв, Витто спокойно вытер свое оружие о его одежду и отправился обратно. Больше их в Париже не видели, убийцы действительно удрали в Анжер к герцогу Алансонскому.

Маргарита лежала в постели с сильной простудой, не стоило гулять по ночам даже в монастырскую часовню…

— Мадам, убит Дю Гаст!

— О, какое счастье! Как жаль, что я нездорова, я бы с удовольствием отпраздновала это событие!

— Мадам, хорошо, что вас не слышит король.

— Какой из двух?

— Оба.

Оба короля догадались, чьих это рук дело, но доказать никто ничего не смог, так и осталось убийство Дю Гаста на совести Маргариты, хотя вздохнули с облегчением многие.

Мучила ли Маргариту совесть? Ничуть! Это были времена, когда человеческая жизнь не стоила и экю, а убийцами оценивалась только по степени сложности самого убийства, вернее, преодоления охраны. А уж убить того, кого давно и стойко ненавидишь, при этом отомстив за что-то или кого-то, вообще считалось едва ли не почетным.

Генрих Наваррский поразился скрытности и ловкости супруги. Найти способ уничтожить такого осторожного хитреца, которого несколько лет не могли подловить, чтобы убить, могла только женщина, причем умная женщина.

Беда была в том, что они больше не доверяли друг другу.

Король бушевал; если побег его брата Франсуа и взволновал, то не настолько, с глупым и трусливым Алансонским справилась мать, а кто мог справиться с Генрихом Наваррским? Но больше всего Генриха бесило понимание, что сестрица снова помогла бежать тому, кто по его воле сидел под стражей. Генрих ни на минуту не поверил, что Маргарита и сама не знала о предстоящем побеге.

— На сей раз ваши слезы нас не обманут! Вы столь грешны, что вам нет веры!

Королева-мать смотрела на беснующегося сына и с ужасом думала не о том, что он прав, а о том, насколько Генрих в гневе похож на Карла. Неужели и этот сын подвержен недугу, как предыдущий? Нет, только не это, Генрих не может стать столь же безумен, как был Карл!

Королева-мать неожиданно заступилась за дочь, но вовсе не потому, что жалела Маргариту или считала ее невиновной, Екатерина Медичи и сама с удовольствием потаскала бы хитрую бестию за волосы и надавала ей пощечин, а еще посадила на хлеб и воду в одной рубашке в холодный подвал. Но королеву-мать испугал вид короля, глаза которого стали просто страшными, а лицо постарело сразу на десяток лет. Генриху нельзя позволять злиться, иначе он не просто потеряет свою красоту, о которой так печется, но и впрямь станет безумен.

Екатерина Медичи успокаивала сына, а тот все выговаривал сестре:

— И не пытайтесь сказать, что вы ничего не знали! Вы также причастны к убийству Беранже Дю Гаста, уже за одно это вас стоило бросить в тюрьму!

Изо рта короля вместе с гневными словами летела слюна, голос хрипел, глаза стали совсем злыми…