Ведьмины круги (сборник) - Матвеева Елена Александровна - Страница 66

– А мы медведя или волка не встретим? – спросил «Пёсик.

– Их здесь перестреляли в девятнадцатом веке. И какие здесь медведи – кругом сёла!

А ведь слыхал я и про волков, и про кабанов, и про неизвестно откуда взявшихся и размножившихся енотовидных собак. Достаточно всяких зверей в наших местах.

– Почему говорят: «ведьма водит», когда заблудишься? – спросил Юра.

– Человек так устроен, что одна нога у него делает чуть больший шаг, чем другая. Когда он идет по дороге или есть ориентир, он идет правильно, а в лесу скругляет путь. В итоге делает круг. Поэтому еще говорят: «ведьмины круги».

– А какая нога делает больший шаг? – поинтересовался Вася.

– Знаешь, вот это я забыл.

– Если бы знать, можно было бы другой ногой делать больший шаг и вернуться в Казарево.

– Ну, во-первых, «ведьмин круг» не может быть правильным геометрическим кругом, а во-вторых, ты не сможешь искусственно дать нужную поправку второй ноге.

– Обидно, – пожалел Вася, и все стали развивать мысль о «ведьминых кругах», о ногах, о приборчиках, которые привешивались бы к человеку и секли градус уклонения ноги, а потом бы определяли градус обратного уклонения.

Я решил двигаться, покуда совсем не стемнело, потом развести костер и строить берлогу из веток и ельника. Теперь я шел впереди, продираясь сквозь сучья, за мной Лёсик, Вася, а замыкал Юра. Ведьма вела нас мимо дорог, а может, лежали они, укрытые водой или сумерками. Стемнело быстро, но мы, проваливаясь и треща сушняком, продолжали ломиться по закостеневшему от холода лесу. Сквозь облака проглянула звездочка и печально наблюдала за нами. Ребята готовы были идти дальше, и я уже в который раз предупреждал их, чтоб только глаза берегли – не выкололи.

Иногда меня охватывало безнадежное отчаяние, иногда безразличие. Потом просыпалось очередное «дыхание», даже ноги согревались. Мальчишки, видать, очень устали, говорить не было сил, но не ныли. Ни одной жалобы. Мы остановились в березняке и, взрезав кору, тянули из щели сок. Тут Вася и сказал:

– А давай мы с тобой еще куда-нибудь пойдем.

Меня разобрал неудержимый нервный смех, и ребята дружно захохотали. Немного разрядились, а я пообещал, что обязательно пойдем, если когда-нибудь выберемся.

Ни на что я уже не надеялся, когда увидел огонек и остановился. На меня налетел, ткнулся в спину Лёсик; все мы загомонили, заорали, «ура» закричали. Огонек расплывался, внезапно скрывался за стволами, и я начинал метаться, чтоб не потерять его из виду. Казалось, он совсем не приблизился, когда внезапно мы вышли на поле и обнаружили на другой его стороне длинное белесое здание фермы, а рядом домишко с окном-маяком. Спотыкаясь о замерзшие комья земли, мы помчались туда и завопили дурными голосами: «Прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко!» Даже не вспомню, кто начал петь, но орали мы с таким энтузиазмом, что на крыльцо вышел и уже ждал нас старик.

Разумеется, это было не Казарево, как мечтал Вася. Старик дал нам хлеба и указал направление к шоссе. Там мы остановили грузовик и с Юркой и Васей затиснулись к шоферу, а Лёсика уложили в ногах. Перед ГАИ мы переместились в кузов, а в городе сели на автобус.

Только потеряв надежду на все хорошее, можно пережить такой восторг, увидев огонек и старика с хлебом, а потом шоссе с машинами и город с домами.

Было почти одиннадцать, когда мы вернулись. Лёсика я затащил к себе. Родителей, слава богу, не было: в гости ушли. Я поставил на газ кастрюлю с супом и, положив себе на колени Лёсиковы ледяные ноги, стал растирать их одеколоном. Ступни у него были совсем маленькие и узкие. И я почему-то подумал: был бы он моим братом…

Потом мы хлебали горяченный рассольник, и я заметил, что Лёсик засыпает над тарелкой. Одел его и за руку отвел домой.

Лёсик живет в Марьянином доме.

Лёсик пришел ко мне в гости на другой день. У двери стал развязывать шнурки, снимать ботинки. А тут вышла мама и очень кстати заметила:

– Какой у тебя воспитанный товарищ.

С иронией сказала – это мне она давала понять, что скоро я докачусь до друзей из детского сада. Но для Лёсика слово «товарищ» и похвала были лестны. Он, конечно, ничего не заподозрил, покраснел от удовольствия и расплылся до ушей. В маленьких меня очень трогают простодушие и доверчивость.

Через день пришли ко мне все втроем. Дружно сняли обувь, были немного смущены и не засиживались.

Все они – «бездомные». У Лёсика старая бабка, у Юры одна мать, которая работает на двух работах и редко бывает дома. У Васиных родителей часты гости и пьянки.

Насчет системы Васиного чтения мы поговорили. Что тут мудрить? Надо посмотреть списки для внеклассного чтения за шестой класс. А пока я дал ему хорошие книжки про пчел и муравьев. Для общего развития. Любимый писатель Васи на сегодняшний день – Джек Лондон.

Вася – в шестом, Юра – в седьмом. Вася не знает, кем станет. Наверное, сказал он, в ПТУ пойдет. Юра хочет быть летчиком, но с учебой не ладится. Я предложил помочь. А еще Юра хочет собаку. Они с мамой уже брали однажды щенка, только пришлось отдать. У Юры аллергия на шерсть.

Попробовал я с Юрой позаниматься. Он не тупой, просто пробелы большие, и не совсем понятно, как их восполнить. Эти пробелы накладываются друг на друга, «черные дыры» какие-то. Стали выяснять, докапываться, даже увлеклись, – вдруг звонок в дверь.

Марьяна. Она не ожидала, что я не один, и совсем растерялась. А мне ее приход не был неприятен, наоборот, я пытался ее ободрить и задержать, подключив к шефской помощи. Но она внезапно расплакалась и ушла.

– Она живет в нашем доме, – сказал «Пёсик. – Чуть что, мать ее бьет и выгоняет на лестницу. Она даже на чердаке сидит, я в дырку от старого замка видел. Там интересно, я подберу ключ и тоже буду туда ходить.

Все это неожиданной жалостью отозвалось во мне. И чердак с «комнатой», и колготки в зацепках, и красная земляничная кофточка – все всплыло. Я хотел догнать Марьяну, остановить, но прошло уже минут пять.

Зачем она приходила?

На следующий день в школе Марьяна не замечала меня, будто я был ей совершенно безразличен. Ну и бог с ней…

Первого мая собрались с ребятами в поход с ночевкой, но пришлось его отложить. Юра заболел воспалением легких. Самочувствие было не таким уж плохим, и я велел ему обязательно прочесть Даррелла, а сам поехал к бабушке.

До Талиц два часа на электричке или чуть побольше на автобусе. Я выбрал автобус.

Ехал с Динкой. Она ворочалась и ложилась мне на ноги. Я внимательно глядел на дорогу и гнал от себя мысли о том, как встречусь с бабушкой. Должен я с ней увидеться. И Динку пристроить. Если бы не Динка, не мой шкурный интерес, поехал бы я в Талицы? В отношении бабки меня мучило тягостное ощущение неловкости, в отношении собаки я чувствовал себя предателем.

Талицы – небольшой городок со старым монастырем, который реставрируют уже лет десять. Замшелый городок, почти не тронутый современностью. Однако при въезде выстроили грандиозный ресторан, легкий, невесомый, из бетона и стекла. Он вознесся на ногах-колоннах, которые, пронзая этажи, все утоньшались, утоньшались и на крышу вышли стройными ножками зонтов. Под зонтами стояли столики. Разумеется, они пустовали. Не парижская у нас погода.

У входа в ресторан, на просторном газоне, начавшем весело зеленеть, стояли, сидели и лежали скульптуры из серого камня. Невольно напрашивался вывод: Талицы хотят сделать туристским центром, иначе не отгрохали бы такой ресторан.

Мы вышли на невзрачном автовокзальчике, тут же сели на городской автобус и ехали совсем недолго. На остановке Динка заволновалась, заюлила. Мне не надо было спрашивать дорогу, я шел за ней и, когда она остановилась у калитки, понял: мы у цели.

– Вот и вернулась ты домой, – сказал я Динке.

Я открыл щеколду, и тут же звякнул далекий колокольчик в доме. Дорожка от калитки выложена кирпичом, идет между черными пышными, готовыми к посадке или уже засаженными грядами. У самого дома желтеют нарциссы. Навстречу мне раскрылась дверь. Невысокая плотная старуха крикнула: