Ведьмины круги (сборник) - Матвеева Елена Александровна - Страница 56

– Что ты имеешь в виду? – настороженно спросил отец.

– В виду чего?

– В виду того.

– А-а-а…

В моем новом классе есть один спец по року, один артист, он же бард, который сочиняет и исполняет свои песни под гитару. Есть двое хиппующих во внешкольное время и один гениальный математик, совершенно тупой и непригодный для любой гуманитарной дисциплины.

С кем я дружу? Дружу сам с собой.

Среди девочек есть своя красавица, есть и хорошенькие. Эта группа модно и достаточно дорого одета. Закономерность здесь, что ли? Если у девочки нет модных шмоток, она и не кажется симпатичной? Существует еще одна группа девчонок, увлекающаяся ресторанами и «сладкой жизнью». О них говорят всякое, и не разберешь – сплетни это или правда.

Мне понравилась обычная на вид девчонка Марьяна.

Крепенькая, темноволосая, блестящие кудряшки завязаны тесемочкой. Лицо в веснушках. Глаза ясные, серые, а радужка обведена темным ободком. От ее облика остается впечатление свежести, умытости.

Когда я обратил на Марьяну внимание? Наверное, после того, как нам задали домашнее сочинение «Человек и природа». Все написали общие слова, и в этом плане я оказался далеко не худшим. Общие слова – моя стихия. А вот Марьянино сочинение удивило учительницу, и она его зачитала.

«В жизни все необходимо: от ромашки и маленького жучка до волка и тигра. Необходимо для поддержания равновесия в природе. Каждая травинка, каждая тварь нужна. Все взаимодействует для пользы природы. Кроме человека. Нужен ли он? Созидающий человек – для себя созидает, а все вокруг уничтожает. Он якобы облагораживает природу, помогает ей на один процент, а на девяносто девять губит. Он создает новые виды тюльпанов и скрещивает ананас с картошкой. Зачем это природе, когда над ней нависла угроза уничтожения? Давно уже нет в ней равновесия. Химией убита естественная жизнь водоемов, вывелись многие травы и животные. Но ведь когда-то, когда еще не было человека, природа не раз переживала всякие катаклизмы. Умирала, вырождалась и возрождалась. И после человека она выпрямится, станет живой и новой. Только кто же будет наблюдать за ней, исследовать ее, описывать в книгах, рисовать на картинах?»

Класс ужасно развеселился, а училка спрашивает Марьяну:

– Что ты имеешь в виду, когда пишешь «после человека»? Атомную войну? Ты не веришь, что мы отстоим мир?

Марьяна нехотя поднялась, опустила глаза, пожала плечами.

– Не поняла главной мысли, – продолжала училка. – Ты хочешь сказать, что без человека природе лучше? Жаль, что он пришел и испортил ее? Ты отрицаешь прогресс? Отвечай, а не пожимай плечами! Что ты хотела сказать своим сочинением?

– Ничего, – ответила Марьяна. – Подумала и написала.

Училка шлепнула тетрадь Марьяне на парту и сказала:

– Плохо подумала. Перепиши.

– Мне нечего сказать, – пробурчала Марьяна.

В тот день я был дежурным и остался убирать класс, а когда опоражнивал урну, то нашел там Марьянино сочинение. Разгладил смятые, вырванные из тетради листы и забрал себе.

За новое сочинение Марьяна получила тройку.

– Что ты написала? – спросил я.

Она помедлила, словно решая, говорить или нет, и все-таки сказала:

– Ко мне голубь летает на подоконник. Я его кормлю. Он не боится и даже заходит на кухонный стол. Про это и написала. Ты считаешь, что оно не отвечает теме?

Нет, я так не считал, мне почему-то показалось убогим мое собственное, удостоенное учительской похвалы, пятерочное сочинение о том, как разумно использовать ресурсы природы и сохранять ее.

А через месяц, наверное, был классный культпоход в театр на «Мертвые души». Скука невообразимая! Наши начали смываться после первого акта, а я всегда досиживаю до конца. Тем более, смотрю, Марьяна не уходит.

На ней была красная шелковистая кофточка в белый горошек. Почему-то Марьяна в этой кофточке показалась мне похожей на земляничку. Что именно вызвало такую странную ассоциацию? Лицо в веснушках, блестящие кудряшки, кофточка или все вместе? Земляничка, умытая росой.

После спектакля мы оказались вместе в гардеробе. Я предложил погулять, она согласилась.

Пошли пешком в направлении дома. Теперь я нечасто бываю в Центре, и мы называем это «бывать в городе». А я люблю наш город с роскошными каменными домами начала XX века и деревянными с кружевной резьбой.

Мы молчали, но молчание было естественным, ненатянутым. А еще я был очень рад, что она согласилась со мной пойти, и немного волновался.

– Тебе понравилось? – спросил я про театр. – Тоска смертельная!

– Не знаю, – задумчиво сказала она. – Я на это не обращаю внимания! Мне даже плевать, хорошо или плохо играют. В жизни тоже не все хорошо играют.

– А что же для тебя важно?

– В театре я другая. Я с героями живу, там, на сцене. И выхожу из театра другая. На час, а бывает, и больше. Не знаю, как поточнее сказать… Меня гипнотизирует, что ли, чужая жизнь.

– Ты хочешь быть артисткой?

– Да. Но человек, чтобы быть актером, должен так много в себя вмещать. Я бы, наверно, не выдержала, не сумела. Зато у меня есть идея: я бы пригласила в театр каждого желающего сыграть себя. Один раз. То есть в соответствующей роли, чтобы она подходила ему и внешне и внутренне. Тогда бы театр вечно обновлялся и было бы очень интересно.

– А он бы один раз сыграл и не захотел уходить, что тогда?

– Тогда – разобраться. Может, у него талант. А если он человек одной роли – пусть гуляет.

– Что же тогда будут играть профессиональные артисты, если театр заполнят актеры одной роли? Ты небось хочешь стать профессиональной артисткой?

– Нет. Я тоже на одну роль.

– На какую?

– Пока не знаю. Вернее, знаю, но говорить не буду – нескромно. И потом, все еще может перемениться. – И тут она словно прочла мои мысли. – Ты что, думаешь, что я чокнутая? Не бойся. У тебя ведь тоже есть странные мысли, просто ты не говоришь их вслух, и вроде их и нет. Но они есть.

– А я знаю, кого ты бы могла сыграть, – неожиданно сказал я.

Она даже приостановилась и посмотрела на меня с явным любопытством.

– Земляничку из «Приключений Чиполлино», – сказал я и понял, что сморозил глупость.

Но она оживилась:

– А ты, конечно, Чиполлино?

Мы радостно засмеялись и смеялись долго, чуть животы не надорвали.

– А кем ты хочешь быть, не считая актрисы на одну роль? – отсмеявшись, спросил я.

– Не знаю.

– Но через год придется куда-то поступать.

– Почему придется? – иронично поинтересовалась она. – Это совсем не обязательно. Или ты считаешь, что настоящие люди только те, кто в институте учатся?

Мы шли через городской парк, где гуляло еще достаточно народу. Половина из них – влюбленные. Мы обогнули пруд и уже удалялись от него, когда она обернулась и сказала:

– Смотри, будто залит серебряным молоком.

Верно. Пруд лежал спокойный, бледный и серебрился под луной.

И все-таки до дома мы не дошли. Было поздно, доехали на автобусе. Она показала, где живет, – в одном из синих домов, между которыми скрывалась от меня Динка.

Недолго постояли возле палисада, где доцветали последние бледно-розовые мелкие, малокровные гладиолусы и мальвы.

Домой я ввалился в первом часу ночи и, не обращая внимания на мамино ворчанье, стал умываться, напевая и брызгаясь по сторонам.

«Странная девчонка, необычная, интересная, – думал я, уплетая ужин и потом, в постели. – Нестандартная, – наконец нашел я слово. – Только искренна ли? Может, оригинальничает? Может, роль такую играет?»

А пруд и правда похож на серебряное молоко.

А еще она сказала: «У тебя умное и доброе лицо». И мне это польстило. Наверное, лицо у меня неглупое, но избытка доброты я в себе не ощущаю. Оказывается, больше нравится, когда тебя хвалят за то, чего нет. Хотя почему нет? Она же нашла во мне и ум и доброту.

Мой отец курит болгарские сигареты, но однажды купил «Приму». Вот тогда я сделал интересное открытие. Собака реагирует на дым «Примы»! Она беспокоилась, вертелась вокруг отца, нетерпеливо переступала. Про мое открытие отец сказал: «Чушь собачья!»