Детская книга для мальчиков - Акунин Борис - Страница 16

И чиновник тоже не унимался:

— Я, слава богу, в здравом уме и на зрение не жалуюсь. Может, он за щеку сунул?

— А ну, разинь рот! — велел мальчишке полицейский.

Сам раздвинул ему губы, полез своими толстыми пальцами. Всё, пропал, подумал Ластик, морщась.

— И во рту нету. — Городовой развел руками. — Прощения прошу, господа, но, похоже, обмишурились вы. В участок сопроводить не могу, потому против закону. За отсутствием присутствия покраденного предмета.

Взял под козырек и воришку выпустил. Тот, не дожидаясь конца препирательств, дунул за угол Петроверигского переулка. И только теперь, глядя в спину убегающему, Ластик сообразил. Цыганенок! Красная рубашка! Кудлатый! Уж не за этого ли жулика принял его дворник Рашид?

Бросился следом за ловкачом. Во-первых, через Петроверигский тоже можно было попасть к Солянке. А во-вторых, любопытно — куда ж он часы-то дел?

В переулке мальчишки не было. Как это он взял да исчез?

Ластик растерянно прошел несколько шагов, и вдруг из-за водосточной трубы навстречу ему выскочила фигурка в красной рубашке.

— Ты чего за мной ушился?

Черные глаза смотрели угрожающе. Парнишка оказался одного с Ластиком роста, но, пожалуй, года на два постарше.

— Ты куда часы дел? — шепотом спросил Ластик и оглянулся. — Они ж у тебя во рту были!

— Сглотил, — могильным голосом ответил мальчишка. — Теперя вот помираю. Все кишки цепкой перемотало. Слышь, как из брюха тикает? Прощай, белый свет. Прощайте, люди добрые. Не поминайте лихом бедного сиротку. Ой, ой!

Согнулся пополам, жалостно застонал.

— Врача надо! — вскинулся Ластик. — «Скорую помощь» или как она тут у вас называется! Я сейчас!

Повернулся бежать на Маросейку, но воришка схватил его за рукав.

— Куды, скаженный? Глянь, чего покажу.

Он засунул себе пальцы в рот — глубоко, по самое запястье. Вытащил — между большим и указательным была зажата цепочка. Потянул — и между зубов появилась золотая луковица, влажно заблестела на солнце.

— Правда проглотил! — ахнул Ластик.

— Это что. Я, если надо, могу полшпаги проглотить, — похвастался трюкач, вынув часы изо рта. Протянул пятерню. — Поручкаемся? Петух.

Когда Ластик понял, что мальчик так знакомится и что Петух — это его кличка, то ответил на рукопожатие и улыбнулся:

— А я Эраст.

— Ух ты, на кой у тя железки во рту? — уставился на брэкеты Петух.

— Это чтобы зубы выпрямились.

— А-а. Слышь, Эраст-грош-подаст, у тя звон есть?

— Что?

— Ну, деньги есть? С утра не жрамши, пузо подвело.

Такому только покажи золотую монету, подумал Ластик и помотал головой.

— Беда, — вздохнул Петух, садясь на корточки и обтирая мокрые часы об штанину. — Я коли перед атандой не пожру, в нутре урчит — жуть до чего громко. Чертяка мне за это ухи дерет. А паллукич магар еще когда отдаст.

В этой реплике Ластик не понял ничего. То есть совсем.

Пользуясь тем, что воришка занят разглядыванием добычи, открыл унибук и зашептал в него.

На слово «атанда» компьютер отреагировал тремя вопросительными знаками, на «паллукича» тоже. Только про «магар» сообщил:

— Ты чё это шепчешь? — подозрительно спросил Петух. — Чё у тя там, в книжке? А ну покажь.

Ластик перелистнул страницу, показал:

— Да ничего, просто учебник. А кто это — паллукич?

— Пал Лукич. Пес лягавый, что меня шмонал. Чай не за христа-ради отпускает. Я ему хабар, — (Петух показал на часы), — он мне магар. Жадный только, сволочь. Мало дает.

Он всё не сводил глаз с учебника.

— Хорошая книжка. Не драная. Слышь, Эраст-ушаст, толкнем ее, а?

— В каком смысле?

На всякий случай Ластик спрятал унибук за спину.

— Ну, на толкучку снесем. Я человека знаю, он полтинник даст. Да хоть бы двугривенный. Пирогов с требухой потрескаем, кваску попьем. Я вижу, ты парень свой, хоть и гимназер.

Тут Ластик и вовсе насторожился.

— Я не гимназист, я реалист. А без учебника мне нельзя.

Петух презрительно сплюнул:

— Реалист — в брюхе глист. Эх ты, жадюга кривозубый.

И вдруг щелкнул Ластика по носу, да так больно, что в глазах потемнело. А подлый воришка выдернул из руки ошеломленного собеседника книгу и пустился наутек — обратно, в сторону Маросейки.

— Стой, гад! Отдай! — закричал Ластик.

Кинулся вдогонку, утирая рукавом сочащуюся из носа кровь.

Внезапно Петух и вправду остановился. Наверно, сообразил, что на Маросейке скорее всего еще стоят те двое, толстяк и чиновник. Новый скандал ему ни к чему.

Обманщик вынул из кармана какой-то блестящий шарик, с размаху швырнул его себе под ноги. Полыхнула вспышка — такая яркая, что Ластик зажмурился. А когда снова открыл глаза, увидел лишь густое облако ярко-розового дыма. Петуха не было.

Что за чудеса! Ластик вспомнил, как городовой тогда во дворе кричал: «Ништо, теперь под землю не провалится!» А Петух и вправду — взял да исчез.

Приехали… Мало того что Эраста Петровича нет, так еще унибук пропал.

Это уж совсем караул.

Любимцы публики

Все же выбежал на Маросейку. Синего чиновника и господина в белом пиджаке не было, а вот Петух, оказывается, ни под какую землю не провалился — впереди мелькала красная рубашка, быстро перемещаясь в сторону Политехнического.

Ластик бросился следом.

Угнаться за Петухом, ловко рассекавшим негустую толпу, оказалось непросто. Не отстать бы, и то хорошо.

Воришка оглянулся, заметил погоню и припустил с удвоенной скоростью. Ластик стиснул зубы, соскочил на мостовую, чтоб не мешали прохожие. Упускать унибук было никак нельзя.

Вот и площадь, где Политехнический музей, сквер и памятник героям Плевны. Музей и памятник были на месте, сквер тоже, но за ним, до самой Солянки, раскинулся рынок — обширное пространство, сплошь забитое прилавками, навесами и маленькими палатками, над которыми возвышался огромный полосатый шатер. А напротив, заслоняя Китай-город, высилась зубчатая крепостная стена.

Однако разглядывать пейзаж было некогда. Красная рубашка ввинтилась в торговые ряды, и теперь уследить за ней стало еще трудней.

Еще минута, и Ластик потерял бы вора из виду, но, по счастью, Петух не попытался затеряться в рыночной толкучке. Он повернул к шатру, со всех сторон украшенному разноцветными флажками, прошмыгнул мимо бородатого привратника в красной с золотом ливрее и исчез внутри.

Над входом помигивала лампочками гигантская вывеска ЦИРКЪ-ШАПИТО. Что такое «шапито», Ластик не знал, а заглянуть за справкой было некогда. Да и некуда.

Он тоже хотел с разбега пронестись мимо нарядного служителя, но не вышло. Бородач ухватил реалиста за ворот гимнастерки.

— Куда? Представленье уже началось.

Изнутри и в самом деле доносилась веселая, разухабистая музыка. Дудели трубы, грохотал барабан, донесся чей-то зычный голос, и сразу был заглушён шумными аплодисментами.

— Пустите! — закричал Ластик. — Я куплю билет! У меня деньги есть! Только скорей, пожалуйста!

— Местов нет. Аншлаг. Если желаете билетик на завтра — пожалуйте в кассу.

Но Ластик уже достал из-за пряжки заветный полуимпериал.

— Вот. Сдачи не нужно. Ну пожалуйста!

— Давай. — Швейцар, оглянувшись по сторонам, цапнул монету. — Только местов правда нет. Где-нигде приткнись.

А Ластику и не надо было «местов».

Влетев в шатер, он лишь мельком взглянул на арену — не до нее было.

Там, посреди круглой, посыпанной желтым песком площадки, сидел тощий-претощий лев, все ребра видно, и разевал пасть, а длинноусый дрессировщик изображал, что ужасно боится совать в нее голову: вытирал платком лоб, крестился, молитвенно складывал ладони. Зал напряженно следил за усатым, Ластик же следил за залом — не покажется ли где красная рубашка.