Юная жена - Бэнкс Майя - Страница 14

— Сколько еще нам все это терпеть? — пробормотал Тиг. — Люди уже начинают беспокоиться. Мы не сможем долго их удерживать. Это все равно что просить голодного волка спокойно сидеть и смотреть, как стая обдирает убитого оленя, и не броситься на него.

— Церемония начнется, как только явится ее отец с графом Данбаром. Потом мы сразу уедем.

Боуэн нахмурился.

— Грэм, тебе этот граф не кажется подозрительным? Мне не нравится, что он столько времени провел с Армстронгом. Тут что-то не то. Король прислушивается к Данбару, он его любимчик. И надо смотреть правде в глаза — Монтгомери больше всех теряют от этого так называемого договора.

Грэм насупился.

— Это не так. Мы ничего не отдаем, тогда как Армстронги отдают свою дочь злейшим врагам. Можно сказать, что король на нашей стороне.

У Тига отвисла челюсть.

— Ничего не отдаем? Грэм, ты не получишь наследников. Не получишь… ничего. Эта девица ни на что не пригодна.

Грэм с яростью обернулся к брату:

— Она не непригодна! Никогда не говори так в моем присутствии! И вообще ничего не говори.

Тиг удивленно приподнял брови, но замолчал.

— Он мог приказать, чтобы Рори вышла замуж за одного из них, — смягчившись, напомнил Грэм. — В этом была бы логика. У Армстронга два сына брачного возраста, но о них речь не шла.

— Только через мой труп! — проревел Боуэн. — Рори еще совсем ребенок.

Грэм обжег его гневным взглядом.

— Разве Эвелин не такой же ребенок? Во многих отношениях Рори стала бы более подходящей женой, чем Эвелин. Рори еще очень молода, но крепка и здорова и может рожать. И она уже в брачном возрасте. Мы с вами знаем, что она еще не готова к замужеству, но королю это неизвестно. Он мог бы забрать ее у нас, и мы ничего не смогли бы поделать, разве что объявить войну королю.

Тиг сглотнул и крепко сжал зубы. Одна мысль об этом привела его в бешенство.

— А теперь представь, что чувствуют Армстронги, — негромко продолжил Грэм. — Представь, что чувствовали бы мы, если бы сейчас наблюдали, как Рори выдают замуж за Армстронга.

— Что-то ты подобрел, — прошипел Тиг. — Начал сочувствовать этим мерзавцам. Они не заслуживают ни нашей жалости, ни сочувствия.

Грэм кивнул:

— Я знаю. И не жду, что ты их полюбишь. Просто хочу, чтобы ты представил себе обратную ситуацию — что Рори приказали бы выйти замуж за Армстронга.

— Это немыслимо, — вмешался Боуэн. — Не могу понять, почему семья Эвелин не восстала против воли короля.

— Потому что Армстронг знает: это будет смертный приговор всему его клану, — объяснил Грэм. — Мы можем ненавидеть этого человека, но он не глупец. Дочь за весь клан? Ему это тоже не нравится, он страдает, но понимает, что другого выхода нет. Если бы нам приказали отдать Рори, у нас бы тоже не было выбора.

— Женись, и уберемся отсюда, — пробормотал Тиг. — Хочу оказаться на собственных землях раньше, чем кто-нибудь решит, что мы ничего не даем взамен того, что забираем. Я все равно считаю, что расположение короля и графа Данбара на стороне Армстронгов. Он избавил их от обузы и навязал тебе жену, которая не может дать наследников. Ну что, в самом деле, они тебе отдают, Грэм? Мое мнение, что король обидел тебя. Ты вождь клана, тан. Твоя кровь должна наследовать твою власть. А король лишил тебя этой возможности.

Глава 10

Эвелин стояла рядом с Грэмом напротив священника и ждала начала церемонии. Ей казалось, что было бы уместно взять Грэма под руку, но она не шевелилась, сцепив руки перед собой и спрятав в складках своего чудесного платья, чтобы никто не заметил, как они дрожат.

Она внимательно следила по губам, о чем говорят между собой присутствующие на венчании, и уже поняла, что отец вместо нее будет отвечать на вопросы священника.

Девушка не знала, как к этому относиться. Она отдала бы все на свете, чтобы самой произнести брачные обеты, но боялась попробовать, боялась выговорить положенные слова, не знала, что у нее получится — шепот или крик.

Может быть, оказавшись во владениях Монтгомери, она попробует… начать сначала? Может быть, даже вместе с Грэмом, но не раньше, чем убедится, что действует правильно.

Ее заворожил мужчина, который должен стать ей мужем, но он ведь по-прежнему оставался Монтгомери, а ни один из Армстронгов никогда не поверит, что среди Монтгомери не все кровожадные дикари. Пусть даже все, что она узнала о Грэме, противоречит такой мысли. Однако Эвелин надеялась, что присутствие графа и эдикт самого короля заставят Монтгомери вести себя достойно.

Эвелин больше узнает о характере мужа, когда они окажутся на его землях и у него не будет нужды сдерживаться в поступках и словах.

Она так ушла в свои мысли, что не заметила начала церемонии, не заметила, что стоит теперь лицом к лицу с Грэмом. Он потянулся к ее руке, и Эвелин на миг показалось, что сейчас он ее поцелует.

У девушки захватило дух. Прежде она об этом не думала. В голове появилась странная легкость.

Но Грэм просто взял ее за руку, повернул лицом к присутствующим и что-то произнес. Эвелин не видела его губ, а потому не могла понять слов, но догадалась, что скорее всего он объявил, что отныне они муж и жена или что она теперь Монтгомери. Или что они сейчас уезжают. Но что бы Грэм ни заявил, и гости, и хозяева встретили известие очень сдержанно. Точнее, угрюмо. Да, именно так можно описать выражение лиц собравшихся. Не было ни радости, ни праздничного настроения. Не будет праздничного пира с музыкой и танцами до самой ночи. Нет, ее свадьба была похожа на черную тучу, погубившую теплый весенний день.

И теперь ей предстоит проститься с теми, кого она знала всю жизнь: с родственниками, которые всегда защищали ее. Защищали и любили, несмотря ни на что. Им было все равно, глухая она или проклятая самим дьяволом. Она Армстронг. Единственная дочь Армстронгов.

Грэм тронул Эвелин за руку и потянул в сторону двери. Паника охватила ее душу, она только сейчас осознала, что они уедут сразу после венчания и что она теперь жена Грэма.

На миг Эвелин заупрямилась и подумала, что Грэм рассердится, проявит нетерпение. Но он просто остановился, не отпуская ее руки. Эвелин не двигалась с места. Грэм стоял, смотрел на нее без гнева или осуждения и просто ждал.

— Нужно идти, Эвелин. Мои люди ждут, — наконец произнес он.

Этих слов оказалось достаточно, чтобы Эвелин, почувствовав дрожь в ногах, вышла за ним из главного зала на лестницу, ведущую во внутренний двор, где с радостью увидела лошадь с крытой повозкой, которую приготовил отец, потому что дочь отказывалась ездить верхом.

За коляской выстроились три повозки, две из которых были нагружены ее приданым: продуктами, пряностями, драгоценностями, — все это были вещи большой ценности. Далее следовала повозка с сундуками, в которые уложили вещи Эвелин.

Все кончено. В замке не останется никакой памяти о ней, как будто она не существовала и никогда не жила здесь. Слезы выступили на глазах Эвелин.

Конечно, она стремилась к будущему, хотела стать женой, иметь собственный дом, хотя и не думала, что ей будет дарована такая возможность, но сейчас отчаяние заполнило ее сердце: ведь было понятно, что она не скоро увидит своих родных, если вообще когда-нибудь увидит.

Грэм коснулся ее щеки, утирая слезинку. Эвелин обернулась к нему и прочла по губам слова мужа:

— Пойди и попрощайся с семьей, Эвелин. Надо ехать.

Скованными шагами она направилась туда, где, выстроившись вдоль дорожки от ступеней до коляски, стояли ее мать, отец и два брата.

Эвелин обняла Эйдена, тот ответил ей крепким объятием. Он что-то сказал, но Эвелин уже подошла к Броуди и ничего не поняла. Броуди осторожно обнял ее и долго не размыкал рук. Когда он наконец отпустил сестру, губы его были плотно сжаты и он холодно смотрел на ее новоиспеченного мужа.

Мать и отец обняли Эвелин вместе, образовав тесный круг. Отец поцеловал ее в висок. Мать прижалась щекой к щеке дочери, и Эвелин ощутила, что лицо Робины влажно от слез.