Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Исчезновение дяди Генри - Джеймс Монтегю Родс - Страница 1


1
Изменить размер шрифта:

Монтегю Родс Джеймс

Исчезновение дяди Генри

Письма, которые я сейчас публикую, были присланы мне недавно человеком, знающим о моем интересе к историям о привидениях. Нет никаких сомнений в подлинности этих писем. Бумага, на которой они написаны, чернила и весь внешний вид делают их датировку бесспорной.

Единственное, что неясно – это личность писавшего. Он подписывался только инициалами, и поскольку не сохранился ни один конверт от этих писем, фамилия его корреспондента (очевидно, женатого брата) так же неизвестна, как и его собственная. Думаю, в дальнейших пояснениях нет нужды. Ситуация проясняется, к счастью, в первом же письме.

Письмо I

Грейт Крисхолл,

22 декабря 1837

Мой дорогой Роберт!

Сокрушаясь о радостях, которых я лишусь, а также о причине этого (она опечалит тебя так же, как и меня), пишу тебе, чтобы уведомить, что не смогу присоединиться к вам в это Рождество. Однако ты согласишься с моим решением, когда узнаешь, что я сейчас получил письмо от миссис Хант из Б…, в котором говорится, что наш дядя Генри исчез самым загадочным образом. Она просит меня немедленно приехать и принять участие в его поисках – они уже ведутся. Хотя я, как и ты, редко виделся с дядюшкой, полагаю, что такой просьбой нельзя пренебречь, поэтому собираюсь отправиться в Б… сегодня же, дневной почтовой каретой, которая прибывает туда поздно вечером. Я остановлюсь не в доме дядюшки при церкви, а в «Королевской голове», и ты можешь адресовать мне туда свои письма. Я прилагаю чек на небольшую сумму и прошу тебя употребить его на благо юных членов твоей семьи. Буду писать тебе ежедневно о том, как обстоят дела (в случае, если мне придется задержаться здесь более одного дня), и можешь быть уверен: если, в конце концов, все вовремя уладится, я успею к вам в Манор на Рождество. В моем распоряжении всего несколько минут. Передай всем мой сердечный привет. С превеликим сожалением, что я не с вами,

Твой любящий брат У. Р.

Письмо II

«Королевская голова»,

23 декабря 1837

Мой дорогой Роберт!

Пока что нет никаких известий о дяде Генри, и, наверно, ты можешь отказаться от мысли – я не говорю от надежды, – что я поспею к Рождеству. Однако в мыслях я буду с тобой, и желаю вам как следует отпраздновать этот день. Я категорически против того, чтобы кто-нибудь из моих племянников или племянниц тратил свои гинеи на подарки для меня.

С тех пор, как я прибыл сюда, я виню себя за то, что слишком легкомысленно отнесся к этой истории с дядей Генри. Со слов местных жителей я понял: почти нет надежды на то, что он жив. Но я не знаю, был ли это несчастный случай или чей-то злой умысел. Факты таковы. В пятницу 19-го он незадолго до пяти часов пошел в церковь на вечернее богослужение, а когда оно закончилось, причетник принес ему записку. Прочитав ее, дядюшка отправился навестить больного в отдаленный коттедж в двух милях отсюда. После этого визита, примерно в полседьмого, он пустился в обратный путь, и больше его не видели. Местные жители очень опечалены этой потерей. Как тебе известно, дядя Генри прожил здесь много лет, и, хотя был не самым добродушным человеком на свете и отличался строгостью и придирчивостью, он совершал много добрых дел и не щадил себя.

Бедная миссис Хант, которая была его экономкой с тех самых пор, как покинула Вудли, крайне подавлена – кажется, для нее это просто конец света. Я рад, что решил не останавливаться в дядином доме при церкви. Я также отклонил несколько любезных предложений от гостеприимных соседей, предпочитая быть независимым. К тому же мне очень уютно в гостинице.

Разумеется, ты хочешь знать, что сделано в ходе расследования и поисков. Во-первых, нечего было ожидать результатов от расследования в доме дяди, и там, соответственно, ничего не обнаружили. Я спросил миссис Хант, не было ли у хозяина каких-нибудь симптомов, предвещавших внезапный удар или приступ болезни, и не было ли у него причин опасаться чего-то подобного. Но и она, и дядин врач решительно заявили, что со здоровьем у него все было как обычно. Во-вторых, почистили дно прудов и ручьев и обыскали поля там, где он проходил в последний раз, но это не дало никаких результатов. Я лично побеседовал с приходским причетником и, что еще важнее, побывал в доме, куда дядюшка отправился с визитом.

И речи не может быть о том, что эти люди ведут какую-то двойную игру. Единственный мужчина в доме все еще хворает и лежит в постели, совсем ослабевший. А жена и дети, конечно, ничего не смогли бы сделать сами. Исключена малейшая возможность того, что они согласились заманить к себе бедного дядю Генри с тем, чтобы на обратном пути на него напали. Они уже рассказали все, что знали, тем людям, кто приходил с расспросами до меня, но женщина все мне повторила. Пастор выглядел как обычно, он не очень долго просидел у постели больного. «Муж не слишком-то склонен молиться, не то что некоторые, – сказала она. – Но ведь если бы все были такими уж богомольными, как бы тогда церковники зарабатывали себе на хлеб?» Уходя, дядя оставил денег, и один из детей видел, как он перебрался по при ступке через изгородь на следующее поле. Одет он был как всегда, с воротника спускались две белых полоски – наверно, он чуть ли не последний англиканский священник, который их носит, во всяком случае, в этих краях.

Как видишь, я записываю все. Дело в том, что мне нечем заняться, поскольку я не захватил с собой деловые бумаги. К тому же, когда я пишу, у меня проясняется в голове, и может обнаружиться то, что я проглядел. Поэтому продолжу записывать все, что происходит, в том числе и разговоры, если понадобится. А уж твое дело, читать это или нет, но очень тебя прошу: сохрани эти письма. Есть еще одна причина, по которой я пишу так подробно, но ее трудно выразить.

Ты можешь спросить, занимался ли я поисками в полях возле того коттеджа. Очень многое уже было сделано до меня, как я говорил. Однако я надеюсь завтра сам отыскать этот участок. Боу-стрит[1] известили и оттуда сегодня приедут вечерней каретой.

Правда, вряд ли им удастся что-нибудь выяснить. В полях одна трава, а снега, который мог бы нам помочь, совсем нет. Конечно, сегодня по пути в коттедж и обратно я смотрел в оба, чтобы не пропустить каких-нибудь следов, но когда я возвращался, был густой туман, и не очень-то хотелось разгуливать по незнакомым пастбищам. Особенно в такой вечер, когда кусты похожи на людей, а мычание коровы вдали кажется трубным гласом в день Страшного суда. Уверяю тебя, если бы в ту минуту из-за деревьев маленькой рощицы появился дядя Генри, неся собственную голову под мышкой, вряд ли бы мне стало еще больше не по себе. По правде говоря, я даже ожидал чего-то подобного. А сейчас мне придется на минуту отложить перо, так как доложили о мистере Лукасе, викарии.

Несколько позже. Мистер Лукас уже ушел, и я от него ничего не услышал, кроме обычных в таких случаях изъявлений чувств. По-видимому, он не надеется, что дядя Генри жив, и искренне сожалеет о случившемся… насколько это в его силах. Я вполне понимаю, что дядя Генри вряд ли вызвал бы сильную привязанность даже у более эмоционального человека, нежели мистер Лукас.

Кроме мистера Лукаса был у меня и другой посетитель – хозяин «Королевской головы», явившийся узнать, имеется ли у меня все, чего я желаю. Поистине требуется перо Боза,[2] чтобы воздать ему должное. Вначале он был весьма торжественным и велеречивым.

– Итак, сэр, – сказал он, – я полагаю, что мы должны склонить голову под ударом, как бывало говаривала моя бедная жена. Насколько я могу судить, пока что ни слуху ни духу о почтенном покойном священнике.

Я ответил, что пока ничего не известно, но не удержался и добавил, что, как я слышал, с ним порой было трудновато иметь дело. Мистер Боумен с минуту внимательно вглядывался в меня, а потом в мгновение ока перешел от торжественного изъявления сочувствия к пламенной декламации.

– Как только вспомню о том, – начал он, – какие выражения этот человек считал уместными по отношению ко мне, в этом самом зале, и все из-за какого-то бочонка пива! Я ответил ему тогда, что такое может случиться в любой день недели с человеком, обремененным семьей. Правда, оказалось, что он ошибся, впрочем, я и тогда это знал, но был так потрясен его нападками, что не мог слова вымолвить!

Тут он резко умолк и в смущении взглянул на меня. Я сказал лишь:

– О господи, мне жаль, что у вас были небольшие разногласия. Полагаю, моего дяди будет сильно не хватать в приходе?

Мистер Боумен глубоко вздохнул.

– Ах да! – воскликнул он. – Ваш дядя! Вы меня поймете, если я скажу, что у меня на какое-то мгновение выпало из головы, что он ваш родственник. И немудрено: ведь сама мысль о ваше сходстве с… с ним абсолютно нелепа. И тем не менее, если бы я об этом помнил, мои уста никогда не произнесли бы ничего подобного.

Я заверил его, что все понимаю, и собирался задать еще несколько вопросов, но его вызвали по какому-то делу. Не подумай только, что у него есть основания опасаться расследования происшествия с бедным дядей Генри. Но в бессонные часы ночи ему самому придет в голову, что я именно так и думаю.

Поэтому надо ожидать, что завтра последуют объяснения.

Я должен заканчивать письмо: нужно отправить его с вечерней почтовой каретой.