Розы для возлюбленной - Кларк Мэри Хиггинс - Страница 18

Джоф страшно обрадовался, когда узнал, что Керри прочитала все протоколы и имеет целый ряд вопросов по их существу.

— Я готов встретиться с тобой и попытаться на них ответить, — предложил Джоф.

И тут его посетила прекрасная идея. Правда, он считал, что она откажется, когда спросил: «А не согласилась бы ты со мной поужинать?»

28

Долли Боулз было шестьдесят, когда она приехала жить к своей дочери в Элпин. Случилось это двенадцать лет назад, после того, как умер ее первый муж. Навязываться дочери, стеснять ее Долли не хотела, но, по правде говоря, она всегда страшно боялась оставаться дома одна и просто не представляла, как сможет находиться в одиночестве в большом доме, где они жили вдвоем с ныне покойным мужем.

Боязни Долли было свое объяснение, и носило оно чисто психологический характер. Много лет назад, когда Долли была еще маленькой, она открыла дверь разносчику, который на самом деле оказался грабителем. Долли до сих пор снились кошмары о том, как тот грабитель связывает ее, ее мать и обворовывает весь дом. Именно поэтому Долли теперь всегда с огромным подозрением относилась поголовно ко всем незнакомцам. Несколько раз она приводила в ярость своего зятя тем, что, оставаясь одна дома, вдруг принималась жать на кнопку сигнализации, если слышала поблизости «странные звуки» или видела на улице какую-нибудь незнакомую «подозрительную личность».

Дочь Долли — Дороти — и ее зять Лу много путешествовали. Поначалу, когда их дети, внуки Долли, жили вместе с ними в общем доме, Долли здорово всех выручала, так как всегда могла за детьми присмотреть. Однако прошли годы, внуки разъехались, кто куда, обзавелись собственными семьями, и Долли делать стало совершенно нечего. Она пыталась было заниматься хозяйством, но жившая здесь же, в доме, экономка совершенно не нуждалась в чьей-либо помощи и, главное, такой помощи не хотела.

Практически ничем не ограниченное свободное время свое Долли все же нашла как использовать. Она стала подрабатывать сиделкой, присматривать за детьми, что периодически требовалось то в одной, то в другой семье по соседству. Долли действительно очень любила детей, с радостью часами читала им книжки, играла с ними. Всех это устраивало, и все очень любили Долли. Не совсем по душе людям приходилось разве те редкие случаи, когда Долли в очередной раз звонила в полицию, чтобы сообщить о следующем подозрительном типе. Последние десять лет, правда, она этого уже не делала. С тех самых пор, как выступила свидетельницей на суде по делу Реардона. Долли каждый раз вздрагивала, когда вспоминала о том суде. Обвинитель выставил ее перед всеми такой дурой! Дороти и Лу с самого начала советовали ей не влезать во все это дело. «Мама, умоляю тебя, ничего не говори полиции», — твердила тогда Дороти.

Но Долли сочла своим долгом обратиться в полицию. Она знала Скипа Реардона, он нравился ей. Вот она и захотела помочь ему. К тому же она и вправду видела эту машину. Видел ее и Майкл, пятилетний карапуз, ни за что на свете не желавший хорошо вести себя в тот вечер. Он, мальчик, тоже видел ту машину, но об этом адвокат Скипа вообще просил не упоминать.

— Это повредит нашей защите, — сказал тогда господин Фаррелл. — Мы лишь хотим, чтобы вы сказали, что видели. А вы видели, как темный «седан» стоял у крыльца Реардонов в девять вечера того самого дня, а потом, спустя несколько минут, уехал.

Долли была уверена, что разобрала одну букву и одну из цифр регистрационного номера автомобиля. Это были «L» и тройка. На суде, однако, прокурор взял какой-то номер от автомобиля, отошел в конец зала и потребовал, чтобы она прочла его. Она не смогла. И еще прокурор заставил ее признать, что ей очень нравится Скип Реардон, особенно после того, как он помог ей откопать ее автомобиль, застрявший в снежном сугробе.

Долли понимала: то, что Скип так мило однажды с ней обошелся, вовсе не значит, что он не может быть убийцей. Дело было, однако, в другом: она просто сердцем чувствовала, что он не виновен, и молилась за него каждый вечер. Иногда даже сейчас, много лет спустя, если ей приходилось сидеть с чьими-то детьми рядом с особняком Реардонов, она смотрела на него через улицу и вспоминала тот вечер, когда убили Сьюзен. Вспоминала она и маленького Майкла. Несколько лет назад его родители куда-то переехали. Да и самому Майклу было сейчас уже лет пятнадцать. Так вот, особенно часто Долли вспоминала то, как Майкл тогда показал пальчиком на ту машину у крыльца Реардонов и пролепетал: «Папусина машина».

Долли и подозревать не могла, что в тот же воскресный вечер, когда она опять вот так глядела из окна на дом Реардонов и вспоминала ту злополучную ночь, милях в десяти от нее, в ресторанчике «Вилла Чезаре» в Хилсдейле Джоф Дорсо и Керри Макграт разговаривали именно о ней, о Долли Боулз.

29

По некоей невысказанной договоренности, Керри и Джоф воздерживались от всякого обсуждения дела Реардона, пока им не подали кофе. До этого момента говорил в основном Джоф. Так, он рассказал Керри о своем детстве, проведенном в Нью-Йорке.

— О своих родичах в Нью-Джерси я думал, что они обитают почти что в лесу, — усмехаясь, говорил Джоф. — А потом сам к ним приехал жить, и мне тут понравилось. Здесь и остался, здесь вырос.

У Джофа были четыре сестры, все — младше его.

— Завидую тебе, — призналась Керри, — а я единственный ребенок в семье. Мне очень нравилось ходить в гости к друзьям, где были большие семьи. Мне всегда казалось, что это здорово, когда вокруг тебя толкутся какие-нибудь карапузы — твои братишки и сестренки. Мой отец умер, когда мне исполнилось девятнадцать. Мать вновь вышла замуж, когда мне был двадцать один год. Они с отчимом уехали в Колорадо. С тех пор я вижу мать не чаще двух раз в год.

Взгляд Джофа выражал сочувствие:

— Да, родительская поддержка — это всегда очень важно. И тебе ее явно не хватает.

— Пожалуй, что так. Правда, Джонатан и Грейс Гувер несколько восполняют этот пробел. Они ведь замечательно ко мне относятся. Они мне почти как мать с отцом.

Потом они припомнили свои институтские годы, сойдясь, например, во мнении, что особенно тяжким был первый курс, пережить который опять они ни в коем разе не хотели бы.

— А почему ты решил стать адвокатом? — спросила Керри.

— Наверное, эта мысль появилась у меня еще в детстве. В нашем доме жила одна очень добрая женщина — Анна Оуэнс. Как-то, когда мне было лет восемь, я несся по коридору, торопясь успеть на лифт, и с разбегу врезался в нее. Она даже упала. Любой на ее месте набросился бы на меня, а она спокойно поднялась и сказала: «Джоф, лифт ведь опять придет». Потом она рассмеялась. А все потому, что поняла: я был страшно расстроен, что так глупо налетел на нее.

— Но не из-за этого же случая ты стал адвокатом? — улыбнулась Керри.

— Нет, не из-за этого. Три месяца спустя от нее ушел муж. Она пошла за ним, туда, где он поселился с другой женщиной, и застрелила его. Я уверен, что какое-то время она просто не контролировала свои действия. Ее адвокат попытался доказать это, но неудачно. И ее посадили на двадцать лет. Так вот, суть моего желания стать и оставаться адвокатом в том, что я, мы называем «смягчающими обстоятельствами». Когда эти обстоятельства присутствуют, когда я верю, что обвиняемый не виновен, как, например, Скип Реардон, тогда я берусь его защищать. — Джоф помедлил. — А ты почему стала прокурором?

— К этому меня побудил образ жертвы и ее семьи, — просто ответила Керри. — Кстати, если основываться на твоем подходе, то я вполне имела бы право застрелить Боба Кинеллена, а затем требовать себе оправдание с учетом этих твоих «смягчающих обстоятельств».

Такая постановка вопроса немного покоробила Дорсо. Потом он все же улыбнулся.

— Я все-таки не могу представить себе, как бы ты смогла взять да пристрелить кого-то, Керри.

— И я себе этого не представляю. — Керри помолчала, затем добавила: — За исключением тех случаев, когда что-то угрожало бы Робин. В таких обстоятельствах я, вероятно, смогу сделать все, что угодно, чтобы спасти ее. В этом я не сомневаюсь.