Пожиратель Душ - Орлов Антон - Страница 67

Существо, наконец, уползло, с трудом волоча по земле свое тяжелое вялое тело, скрылось среди высокой травы, но стоны еще долго были слышны.

Ник не мог есть, аппетит отшибло. Через силу разжевал и проглотил несколько небольших кусочков, и то лишь потому, что Дэлги пригрозил покормить его с ложки.

Когда они прятались под деревьями от ливня, заставившего болото бурлить и всхлипывать, снова зашла речь о тварях.

– Иллихейцам, да и всем людям нашего мира, несказанно повезло, что существуют твари. Иначе здесь было бы, как у вас.

– Но у нас тварей нет, и поэтому жизнь более безопасная, – растерялся Ник. – А здесь они могут кого угодно съесть, хоть на природе, хоть в городе.

– Ну, разве что… – Дэлги пренебрежительно прищурился, отбросив назад намокшие пряди. – Сожрать человека и у вас могут, не в прямом, так в переносном смысле. Не буду ссылаться на факты из твоей биографии… Зато, что такое геноцид, здесь никто не знает. Раньше, до Империи, когда шли войны между королевствами и княжествами, сражались армии, а мирное население не истребляли, как оно практикуется на вашей Земле. Грабили и насиловали – это само собой, но не убивали. У нас не бывает погромов из-за национальной розни, и вообще взаимоотношения между представителями разных этносов более терпимые. Можешь судить об этом хотя бы по своему личному опыту. Тебе часто приходилось сталкиваться с грубой дискриминацией? Ты иммигрант, у тебя чужой акцент и странноватые предрассудки, но для иллихейцев главное то, что ты – человек. В учебниках написано, это потому, что мы культурней, но там нет объяснений, с чего мы стали такими культурными. Все дело в тварях.

Ливень все сильнее лупил по листве над головами.

– Почему?

– Твари – враждебная человеку сила. Иногда неразумная, иногда разумная, но вполне реальная и при близком контакте смертельно опасная, не брать ее в расчет никак нельзя. Внешний враг, перед лицом которого различия между образованным северянином из Раллаба и, к примеру, полудиким туземцем из Макиштуанского княжества теряют значение. Благодаря присутствию тварей человеческое общество сохраняет сплоченность и стабильность, вот так-то.

– А как же Ганжебда? – поежившись (за шиворот скользнула холодная струйка) спросил Ник. – И истребление шан-баягов, о котором вы говорили – это разве не геноцид?

– Ганжебда – исключение, своего рода помойка цивилизации. Ты попал туда случайно, и мы еще выясним, кому ты должен сказать за это спасибо – не знаю, как тебя, а меня эта детективная история заинтриговала. Обычно в Ганжебду едут те, кто жаждет окунуться в такую жизнь. А что касается шан-баягов, так когда это было! Около семи тысячелетий тому назад… Шан-баяги сами широко практиковали геноцид по отношению к соседям, и всех этим достали, вот все и решили, что лучше без них. Хотя ковры у них были зашибенно красивые…

Когда ливень перешел в медленную морось, и путешествие в никуда продолжилось, лугурду пришлось бежать по сплошному водяному зеркалу, над которым поднимались кроны деревьев и травяные султаны. Тревожный запах болота пропитал и тяжелобрюхие облака, и свалявшиеся космы Спиридоновой шерсти, и волосы, и одежду; Ник чувствовал, что они с Дэлги понемногу превращаются в составную часть этого промозглого мира. Может, через некоторое время у них появятся жабры. Или они станут здешними оборотнями. Так или иначе, а болото их не выпустит. Не сказать, чтобы его это сильно расстраивало.

Он надеялся, что Миури потом найдет способ вернуть свой кулон.

Правда, некоторые вещи его все-таки продолжали удивлять. Например, то, что Спиридон скользит по водной глади, как по ледяному катку.

– У него ноги по-особенному устроены, – объяснил Дэлги. – Обратил внимание, какие они пухлые внизу? Там у него полости с воздухом, поэтому лугурды не проваливаются.

– Вроде воздушной подушки?

– Не вроде, посложнее. О воздушной подушке я читал в вашем журнале, у лугурдов не совсем то.

Затопленную территорию сменил лес луковичных деревьев. Как будто тебя уменьшили, и ты бродишь среди громадных, в три обхвата, рыжевато-коричневых луковиц, увенчанных пучками головокружительно длинных ярко-зеленых побегов – те покачиваются, перечеркивая низко нависающее пасмурное небо.

При близком знакомстве заметны отличия: эти луковицы покрыты не кожицей, а корой, и какие-то существа, которые предпочитают людям на глаза не показываться, прогрызли в них множество норок и прячутся внутри.

Привал сделали на опушке. Дэлги взял дротик и отправился «за обедом», но вскоре вернулся с пустыми руками.

– Ник, пошли со мной. Ты должен это увидеть.

– А что там?

– Идем.

В овраге, окруженном потемневшими и разбухшими старыми «луковицами», лежал то ли свернутый ковер, который за ненадобностью отвезли черт-те куда и выкинули, то ли уснувшая толстая змея. Ник почему-то не мог как следует рассмотреть эту штуку. Что касается остального – каждый травяной стебель, каждого копошащегося на поверхности мокрой земли червяка он видел отчетливо, а это по сравнению с окружающими предметами выглядело размытым. Словно сфотографировали не в фокусе, только ведь это не фотография…

– Это хадда, – дав ему возможность поломать голову над загадкой, сказал Дэлги. – Вероятностная личинка. Смотри!

Он подобрал черный, в муаровых разводах, плод величиной со сливу (их тут много валялось, они высыпались из белесых коробочек, созревающих на верхушках зеленых побегов луковичных деревьев) и бросил в овраг. Плод пролетел сквозь хадду, словно та была сгустком тумана.

– Это вроде миража?

– Какой там мираж… Бери выше. Хадда нереальна. Появиться-то она может где угодно, однако, если место занято другими высокоорганизованными существами, вроде людей, она скоро исчезнет, словно ее и не было. А вот если место ничье – птицы, рыбы и улитки не в счет, тогда из нее может что-нибудь вылупиться.

– А что вылупится?

– Тварь. Именно таким образом появляются на свет твари. Местечко тут подходящее, так что разродиться она может в любой момент и сразу кушать захочет, поэтому посмотрели – и пойдем-ка отсюда.

Дэлги взял Ника за плечо, мягко развернул и подтолкнул вперед.

Значит, и Люссойг родилась таким образом? И у нее никогда не было ни семьи, ни подружек… Король Сорегдийских гор тоже, видимо, появился из хадды, зато у него территория огромная… и к тому же красивая – залитые солнцем горы с ледниками, водопадами, альпийскими лугами и минеральными озерами. Если Сорегдийские горы Ник вспоминал как приятный сон, то мысль о затянутом ряской черном озерце, куда Дэлги бросил ожерелье, вызывала у него болезненное чувство потери и протеста. Люссойг ведь не виновата, что родилась оборотнем… Ник надеялся, что она вернулась к себе в озеро вовремя, не опоздала.

На тренировках Дэлги все чаще бывал недоволен, хотя у Ника вроде бы все получалось правильно.

– Пластика у тебя стала получше. И раньше была неплохая, а теперь просто загляденье – двигаешься раскованно, красиво, плавно… И это единственное, чем я могу гордиться. Я же не танцевать тебя учу, а драться!

– Я стараюсь, – хмуро произнес Ник.

– Ты не стараться должен, а выкладываться полностью! Имей в виду, я недолго смогу давать уроки. Месяца через полтора мы расстанемся, так что пользуйся, пока можно. У тебя есть хоть капля спортивной злости?

– Не знаю, – он пожал плечами.

Дэлги мученически закатил глаза к облачному своду.

– Ты не первый, кого я учу. У меня бывали разные ученики, и одними я горжусь, другими не очень, но такого подарка судьбы еще не было! Послушай, представь себе, что я грабитель и убийца, и дерись так, словно от этого зависит твоя жизнь.

– Но я же знаю, что вы не грабитель и убийца, – возразил Ник беспомощно.

Свою жизнь он ценил недорого. Если бы она имела какую-то ценность, с ним не случилось бы все то, что случилось.

– Ты меня достанешь, – процедил Дэлги сквозь зубы.

Кто-то еще удивляется, с чего он охрип! Попробуй-ка, поругайся с утра до вечера – понятное дело, сорвешь голос, никакой луженой глотки не хватит. А как не ругаться, ежели народ вокруг подлый и бестолковый?