Эльфы, топор и все остальное - Шепельский Евгений Александрович - Страница 27

— Кого везете? Стой!

Мой конь перешел с тряской рыси на шаг.

— А тебе что за дело, умник? — отозвался белобрысый.

— Мы патруль барона Кракелюра!

— Ну и что? А мы — церковная гвардия архипрелата Багдбора! Над нами благословение Чоза!

— Мы тоже благословлены на добрые дела!

— И что? Бог ближе к тем, кто ему служит напрямую, умник! Гадючьему сыну привет!

Я оторвал взгляд от истоптанной копытами земли: гвардейцев окружили конники в тяжелой броне. На левой руке каждого белая повязка — чтобы различали своих, очевидно. Недобрый взгляд был у людей барона, даже, я бы сказал, злой. И еще: их было примерно в два раза больше.

— Я передам привет, — сказал командир баронского патруля — смурной мужик лет сорока. Видимо, он был умнее, раз решил не спорить, чей отряд ближе к богу. Он окинул взглядом гвардейцев церкви и, клянусь вам, слегка мне кивнул!

Да нет, не может быть, показалось!

— Ну, так кого везете?

Гвардейцы начали переглядываться. Они были в меньшинстве.

— Так, мародеров… — нехотя ответил белобрысый.

Я услышал, как зарычала — именно зарычала — Крессинда.

Глупая ложь. Мародеров принято вешать на месте.

Люди барона Кракелюра испытали волнение: чуть заметное, но я его уловил. Смурной дядька начал приподнимать левую руку, чтобы — я в этом не сомневался! — дать приказ нас отбить, но в уши ударил стук копыт, и откуда-то сбоку багровой тучей налетел новый отряд церковной гвардии.

Взрыкивая, как стая псов, которую отогнали от лавки мясника, патрульные барона Кракелюра освободили дорогу. Мы продолжили путь под охраной человек сорока, если не больше. Нас везли уже не на рысях, а размеренно, как богатый подарок невесте, и мне это не нравилось. Между властными партиями Фрайтора велась какая-то странная игра, в правила которой я не был посвящен. Выражаясь метафорически, в лагере явственно тянуло дохлой крысой.

Там и тут вдруг затрубили горны, затрещали барабаны. В другой раз я бы сказал, что войска готовятся к битве, но нынешний случай был иным: войска готовились к поражению.

Гномья артель «Огнем и мечем» была на переднем крае — видимо, гномы прибыли позже всех армий, когда все приличные места были уже заняты. Издалека гномьи палатки из небеленого полотна напоминали приземистые грибы-поганки. Плечистые бородачи суетились, доставали что-то из ящиков, лежавших возле крытых фургонов. Глиняные бутылки с уракамбасом, не иначе. Другие (за их спинами блестели секиры) расхватывали прямоугольные плетеные щиты. Ага, один мечет бутылку — другой прикрывает. Времена громких сражений, в которых участвовали гномы, давно миновали, но при случае вырвавшиеся из-под гнета матриархата бородачи могли показать боевую удаль.

Рискуя свернуть себе шею, я разглядел их дымовальную машину — обшитое листами вороненого железа чудище, похожее на небольшой приземистый корабль о шести парах сплошных деревянных колес. Они были словно врезаны в обшивку, которая опускалась до самой земли. Передняя труба кашляла в небо хлопьями черного дыма. Двое гномов, упираясь ногами в железные скобы, застыли на самой верхотуре средней трубы, с интересом глядя в ее нутро. Рисковые малые не стеснялись того, что ветер треплет и задирает их килты. Нижнего белья они не носили, и я возблагодарил Небо за то, что нахожусь слишком далеко, чтобы разглядеть подробности их анатомии.

Со стороны реки послышался размеренный глубокий грохот, от которого моя лошадь сбилась с шага: степняки из Мармары выводили в поле элефантов.

Эти лопоухие зверюги, покрытые коричневато-красной косматой шерстью, были в два слоновьих роста, с неестественно длинными даже для их тела ногами. Их выпуклые, окруженные сеткой морщинистой кожи глаза напоминали сгустки живого янтаря, а желто-коричневые, прямые, окованные медными кольцами бивни имели длину корабельной мачты.

Элефанты шагали неспешно и величаво, как бы в полудреме, но я знал, что эти адские махины легко пустить в бег, а разогнав — очень сложно остановить. Эта огромная страшная сила сомнет любую фалангу, разметает любую конницу.

Передний элефант — вожак — поравнялся с нами. Пыхнуло жаром, будто отворили печную заслонку, в ноздри ударил острый запах мускуса. Вожак поднял толстый морщинистый хобот, обнюхал мою лошадь со звуком, с каким воронка смерча всасывает в себя воду из озера, и визгливо мяукнул.

Наши лошади заржали, сбились с шага.

Я вспомнил кое-какие подробности об элефантах: по прихоти своей анатомии, они не могут издавать трубные слоновьи звуки, но лишь нечто, отдаленно похожее на весенний мяв кота, легкое посвистывание и писк. Мудрецы говорят, что основная доля такого писка приходится на уровень, недоступный слуху человека. Зато элефанты и, скажем, собаки его отлично воспринимают. Вот почему псы так бесились, сбившись в стаю на окраине стана.

Смуглокожие степняки из Мармары восседали на спинах животных в крытых плетеных беседках. Толстенные кожаные подпруги надежно крепили эти сооружения к покатым спинам. В каждой беседке пять лучников и два погонщика с острыми стрекалами и один — с широкими поводьями, что привязаны к медным кольцам, продетым в необъятные уши элефанта. Бока зверей прикрыты тяжелыми циновками, в которых увязнет не только стрела, но и копье.

Тролли сновали между ног-колонн, спокойно проходя под вислыми, косматыми животами существ. Одни подносили корзины с зеленью к… гм, передней части зверя, другие, со стороны, гм, массивной задней части, метелками сгребали в такие же корзины навоз. Жизненный цикл элефанта таков, что он вынужден усиленно питаться, есть практически весь день, иначе просто не сможет таскать свое циклопическое тело.

Элефантов было около трех десятков. Грозная сила, если распорядиться ею умело.

Серьезный козырь для сатрапа.

И Рондины.

Ни к какому сатрапу, вопреки уверениям начальника гвардейцев, мы не попали. Мы остановились у лагеря церковной гвардии Багдбора; послушники культа Чоза в рясах в серо-зеленую полоску — ни дать ни взять, каторжники — растащили телеги, освобождая проезд. Внутри, на широком пространстве, окруженном шатрами и палатками, дымили костры, рассыпались звоном открытые кузни.

Нас сгрузили у неприметного шатра на краю лагеря и затащили внутрь, где белобрысый начальник гвардейцев лично срезал с нас веревки и согнулся в глубоком поклоне, пихнув задом раскладной походный столик.

— Именем Чоза Трехрогого, умоляю простить за доставленные неудобства!

— Прощен, — кивнул я, начиная понимать, откуда смердит крысой. — Когда… Кхм… Когда я смогу увидеть архипрелата?

Он встрепенулся, вновь поклонился, и, черт, решил поймать мою руку для поцелуя. Тут я изобразил молчаливый гнев: мол, кто ты такой, плебей, чтобы…

— Багдбор у сатрапа. Нарочный уже отправлен.

— Поторапливайтесь. Скоро атака, и времени у нас маловато. Верните нам оружие, и принесите еды. Моих людей здорово потрепало. Ах да, и принесите мне шляпу, солнышко голову припекает…

Грэмби что-то прошепелявил, но Крессинда Доули — видит Небо, Чоз и мертвый Атрей, я проникался к ней все большим уважением! — ловко, чуть заметно ткнула локтем в его полугномскую печень, а затем сграбастала в объятия и уложила на протертый коврик.

Нам вернули оружие, вещи и сумку с лекарствами и, наконец, оставили одних, плотно запахнув полог. Я слышал, как возятся снаружи караульщики. Но они не подслушивали — в этом я был уверен. Кто рискнет подслушивать посланников Арконии, а?

Имоен и Скареди таращились на меня недоуменно. Старый рыцарь выставил больную ногу и тяжело дышал, положив морщинистую ладонь на шею. Лесная нимфа растирала запястья — веревки оставили глубокие следы на ее нежной коже. В бычьих глазах Альбо, мне показалось, мелькнула искра разума, мелькнула — и не погасла. Во всяком случае, тучный священник с самого утра не издал ни единого вопля, вдруг, да начал очухиваться?

«После атаки слонов я не вижу в гороскопе себя», — внезапно вспомнил я слова Альбо. Вспомнил и вздрогнул. Все, что напророчил в своем гороскопе епископ — сбылось. Угадать бы, что он имел в виду, когда сказал, что растворится. Сойдет с ума? Так ведь уже давно ку-ку… Ладно, нет времени над этим размышлять.