Завещание предков - Валентинович Владислав - Страница 41

  Страха нет.

  Смерти не боюсь. Видел я её. Два раза. Всю душу заполнила ярость и ненависть. Две сабли превратились в сеялку смерти. Степняки отпрянули.

  Тв...ю мть.

  Стрела пробила правую руку. Я отмахнулся левой, срубив степняку руку вместе с саблей. В глазах поплыли огни. Навалилась тяжесть.

  Ухватился за торчащее из груди убитого монгола копьё. Сабля Горина упала рядом. Поганые перемещались вокруг, не спеша приблизиться. Трое решились. Оскалился. Монголы отпрянули. Боятся! Я улыбнулся. Двести пятьдесят ратников вышли против двухтысячного отряда. И мы их остановили!

  Я засмеялся. Степняки взвыли от страха и злобы. Страшный урус положил их вокруг полтора десятка. Он один. Ранен. И он смеётся над ними. Монгол в кольчуге, что-то крикнул, и они достали луки. Я смотрел на боярина Горина, он умирал.

  - Прости, брат.

  Из последних сил крикнул:

  - Простите меня, браты!

  И принял грудью первую стрелу, услышав угасающим сознанием громкий клич:

  - Китеж!

  Выстояли.

12.

  На ратных полях густо травы растут,

  Берёзы над ними свои косы плетут.

  И ветер колышет густую траву,

  Заставил он плакать берёзы листву.

  Он видел, что кровь тут текла как река,

  Она затопляла травы берега.

  Тут бились с врагами отчизны сыны,

  И травы теперь тут всегда зелены.

  На ратных полях густо травы растут,

  А птицы печальные песни поют.

  Терзающая боль перестала мучить и ушла. Всё вокруг превратилось в непроглядную черноту. А впереди появился далёкий яркий свет. Такой красивый и манящий, противиться которому нельзя. Свет стремительно стал приближаться.

  Вдруг на пути возникли руки. Они обхватили мою голову и потянули вниз. Потом я ощутил, что лежу, а мою голову кто-то держит. Я открыл глаза и увидел плачущую маму. Рядом хмурый отец. Они увидели, что я пришёл в себя, и шумно вздохнули. Мама прошептала:

  - Как ты напугал нас, сынок. Зачем ты без разрешения в воду полез? Там же глубоко.

  И стала обтирать мне лицо платком.

  - Мама, я не хотел. Я поскользнулся.

  Я вздохнул, закрыл глаза и... чернота опять обволокла меня. А чтобы от неё избавиться, надо двигаться к свету.

  На моём пути появляются руки, много рук. Опять меня тянут куда-то вниз и прижимают к чему-то твердому. Чернота сменяется на красное марево. Я слышу тихое ровное гудение и звяканье металла. В красном мареве замелькали белые пятна. Одно пятно приблизилось, и я услышал приятный женский голос:

  - Он очнулся.

  Потом мягкий баритон произнёс:

  - Ты в рубашке родился, парень. Теперь жить долго будешь. Отдыхай.

  Потянуло в сон. Засыпая, разобрал слова:

  - Один из тридцати выжил. Вот так. Один взрыв и один выживший.

  Как один? А остальные все погибли? Все мои друзья?

  А-а-а!

  Пусть чернота скорей кончится. Свет, зовущий к себе, уже близок. Но появляется бледная и костлявая рука, которая хватает меня за плечо. Я шарахаюсь от неё в сторону, но с другой стороны другая рука. И тянет меня вниз, в пугающую и страшную черноту. Сил отбиваться нет. Рот в беззвучном крике. От дикой боли.

  - А-а-а!

  Меня толкают в грудь, и я чувствую, как боль уходит. Мне поднимают голову, и в рот вливается что-то горькое. С трудом раскрываю глаза и вздрагиваю. Передо мной натуральная Баба-Яга. Она смотрит на меня и улыбается:

  - Вот теперь можешь спокойно спать. Марена от тебя отвернулась.

  Засыпая, всё вспоминал - кто такая Марена?

  Казалось, я спал мгновение. Без снов, слава Богу. Ну их. А-то снятся всё кошмары. Открыл глаза и стал смотреть по сторонам. Интересно, где я? Ровные рубленые брёвна, подбитые мхом. Потолок из плотно подогнанных и отструганных досок. На стенах висят пучки сухих трав и веники непонятно из чего. Пахло зверобоем и мятой. Справа контур двери. Она закрыта. Свет лился из окна, но чтоб в него посмотреть, надо было повернуть голову. А двинуться, сил нет. Попробовал приподняться. От натуги закружилась голова.

  Дверь открылась, и комнату наполнил громкий птичий щебет. Стало светлей. Поклонившись порогу, в дом вошла старушка. На голове платок. Одета в длинную рубаху с узором на рукавах и опоясана верёвкой. В руках коричневая плошка. Увидев, что я не сплю, всплеснула рукой и, семеня, подбежала ко мне.

  - Лежи касатик, лежи. Язвы твои не зажили. Вот выпей.

  И приподняв мне голову, поднесла плошку к лицу. Это была густое, зелёного цвета варево, почему-то пахнущее куриным бульоном. Точно куриный бульон, только горьковатый. Сразу потянуло в сон.

  - Спи, баскак.

  Проснулся весь в поту. Тело зудело. Почесать бы, так рукой не двинуть. Старушка видимо услышала моё кряхтение, встрепенулась и вскочила с лавки стоящей у окна. У лица опять та же плошка с бульоном.

  - Пей, нерождённй. И спи. Пей, говорю, легче станет.

  С трудом проглотил варево. Легче не стало, зато опять потянуло в сон. Снотворное что ли это?

  Следующий раз проснусь, пить не буду. Как бы по слабости не оконфузиться.

  Проснувшись, первое что сделал - вытер пот. О, руку поднял. Откинул одеяло, сшитое из овчины. Блин летом под овчиной! Вот и упарился. Рука сразу полезла по всем местам, где чесалось, а чесалось везде. С трудом приподнял голову и посмотрел на тело. Длинная рубаха до пят из серой ткани, а под ней ничего, только повязки. По ощущениям перевязаны обе руки, ноги и грудь. Что на голове? Ничего. Значит, у меня раны головы не было, хотя по куполу получил много раз. Скосил глаза на пол. Так, интересно, а где мои вещи?

  Открылась дверь и в дом вошла старушка. В руках медный котелок, исходивший паром.

  - А, проснулся касатик? Не вставай пока. Сейчас рубаху снимем. Перевязи снимем. Обмою и оботру тебя. Небось, свербит везде?

  - Свербит. Чешется, мочи нет.

  Старушка кинула.

  - Так и должно быть. Потерпи, касатик.

  - Бабушка, как звать-то тебя? И где я?

  Старушка поставила рядом ушат с водой и из медного котла в него вылила кипяток.

  - Бабушкой Мягой меня зовут. Ты дома у меня.

  Вот так. Мяга. Как Яга. Только ударение на я. И вид как у Бабы Яги. В сказку попал, блин. Сразу захотелось выйти из дому и посмотреть под избу, только как сил больше будет. Баба Мяга подошла и стала стаскивать с меня рубаху. Строго на меня посмотрела.

  - Почто ужимничаешь? Видела я мужиков глезных по боле вашей рати. Я тебя сейчас отваром целебным оботру, а в баню пойдешь, как сил прибавится. Лежи смирно.

  И стала снимать повязки. Я косил глазами, следя процессом. Умело и быстро старушка сняла бинт, обнажая розовый рубец.

  Ё-моё! Это сколько я тут лежу?

  Баба Мяга сняла все бинты. Рубцы покрывали тело затейливым узором, похожими на роспись художника кубиста. И все они глядели уже зажившими.

  -Баба Мяга, а сколько я тут лежу?

  Старушка намочила тряпку в ушате, чуть её отжала и стала обтирать меня.

  - Два дня, касатик.

  - Не может быть!

  Она намочила тряпку, продолжила процедуру.

  - Может. Тебе бы девку ладну ба. Зараз бы силы вернулись.

  Я не сразу понял, о чём она говорит. Потрясение от быстрого заживления ран ещё стояло. Она обтёрла меня всего. И бросив тряпку, взяла плошку.

  - Всё. Пей вот.

  Автоматом пил варево и тут же повалился в сон.

  Теплый ветер ласкал лицо и колыхал траву. Я отмахнул в сторону колосок, почесал щёку и открыл глаза. Рядом увидел девушку с большим венком на голове, она улыбаясь и смотрела на меня. Я открыл рот и...

  Девушка быстро присела и закрыла его ладонью. Шепнула:

  - Тсс. Молчи.

  И сняла с себя всё.

  Богиня!

  Я думал у меня сил нет. Угу. Ещё как есть. Кажется, у него силы есть всегда. Сказалось долгое воздержание и рубаха встопорщилась в районе паха. Девушка улыбнулась и стала снимать её с меня. Я открыл рот и хотел сказать, но тут же его накрыла ладонь, пахнущая полевыми цветами.