Контора Игрек - Орлов Антон - Страница 30

– Можешь объяснить, из-за чего столько эмоций? Ты же мог в два счета убрать эту несчастную белую шерсть, при твоих-то способностях, а вместо этого закатил истерику.

Живущий-в-Прохладе ответил ей неопределенной кислой усмешкой.

– Короче, из-за старого страха у тебя отшибло способность соображать, и ты даже не вспомнил о том, что умеешь отращивать и убирать волосы, когда захочешь. С Полем то же самое, только страхи у него другие. Отвязался бы ты от него.

– Дикари вы все-таки, – с видом мученика вздохнул Лиргисо. – Все трое. А Поль еще и лжец, каких поискать. Тина, ты даже вообразить не можешь, какую безумную боль он мне причинил, – отойдя к камину, он отвернулся, его иссиня-черная рубашка блестела в свете люстры, платиновая грива разметалась по спине, и ядовито-зеленые пряди мертвенно люминесцировали – из-за этого казалось, что волосы поражены гнилью. – Этот подлец был одновременно и шантажистом, и заложником, несколько раз он находился на грани смерти, а я слышал его голос, но не мог забрать его оттуда. Фласс, какая это была пытка… Я чувствовал себя так, словно с меня сдирали кожу, и готов был отдать что угодно, чтобы спасти его, – а теперь он предал мои чувства! – после паузы Лиргисо горьким шепотом повторил: – Предал… Если полюбишь кого-то слишком сильно, он обязательно тебя предаст. Я давно это знаю, и все же искушение одержало верх над рассудком.

Он умолк, и Тина тоже молчала, не зная, что на это сказать. Рассуждения Лиргисо напоминали ей рисунок или конструкцию, элементы которой по отдельности понятны, а в целом получается абракадабра.

Наконец она спросила:

– Как можно предать чьи-то чужие чувства, в особенности такие, которых не разделяешь?

– Так я и думал, что ты не поймешь, – с печальным удовлетворением констатировал Лиргисо. – Тина, в тебе есть нечто от лярнийской кхейглы. О, ты не в пример более интеллектуальна, однако множество психологических нюансов от тебя ускользает, ибо есть области чувств, для тебя недоступные, и это сближает тебя с кхейглами.

– Ну и ладно. Пожалуйста, перестань создавать проблемы и не лезь больше к Полю. Если мы передеремся между собой, «Контора» от этого только выиграет. Кстати, я могла бы закатить сцену ревности – если помнишь, было время, когда ты мне в любви объяснялся.

– А ты ревнуешь? – Живущий-в-Прохладе повернулся к ней.

– Нет.

– Увы, ты на это не способна. – Он упал в кресло, в котором раньше сидел Поль, прикрыл глаза и мечтательно произнес: – Это кресло до сих пор хранит нежный и терпкий отпечаток его присутствия… Тина, я ведь ему поверил! А он предал мои чувства, хотя я выполнил все его требования, спас этот флассов домберг… Шантажистам верить нельзя!

– Золотые слова, – хмыкнула Тина. – Кто бы еще говорил… Проводи меня, я пойду.

– Не хочешь остаться со мной? – Лиргисо поднялся с иронически-страдальческой гримасой. – Среди руин растоптанных надежд, залитых выморочным светом съеденной ночными призраками луны, таким же бледным и лживым, как лицо этого мерзавца сегодня утром… Ты могла бы меня утешить.

– Я хочу прогуляться.

– Тогда я напьюсь в одиночестве.

Лестница из белого мрамора, с позолоченными перилами, извивалась крутой спиралью. Тина заглянула через перила: внизу было темно и словно вода в колодце блестела.

– Броситься туда и сказать «до свидания» боли… – вздохнул Лиргисо. – Только это опасная иллюзия: я думаю, в потустороннем мире тоже есть боль.

Улыбнувшись, он взял Тину под руку, и они очутились в холле первого этажа. Вспыхнул свет. Все та же бело-золотая королевская роскошь.

– Извини за банальность интерьера. Мне претит этот стиль, но я здесь не живу, а что-то менять не было времени. Кстати, ты никогда не задумывалась над тем, почему Стив так рьяно защищает от меня Поля? Не потому ли, что сам имеет на него виды? Я бы на твоем месте забеспокоился.

– Конечно, это единственное, что могло прийти тебе в голову.

Если к Тине и Полю Лиргисо был на свой лад привязан, то от Стива мечтал избавиться. Ему не нравилось быть вторым после Стива, и он при каждом удобном случае пытался заразить Тину недоверием, хотя давно уже мог бы убедиться, что это бесполезно.

– Не пей слишком много. Надеюсь, что депресняк у тебя до завтра пройдет.

– Не депресняк, а депрессия, – поправил Живущий-в-Прохладе. – Сие парадокс, но я, энбоно в человеческом теле, еще не встречал человека, который владел бы человеческой речью лучше, чем я. Завтра я посмотрю материалы с Унганы и ближе к вечеру свяжусь с тобой.

Не «с вами», а «с тобой». С самого начала сложилось так, что Тина была посредником между их группой и Лиргисо – тот предпочитал все вопросы обговаривать с ней, без Стива, и таким образом ей досталась роль координатора в совместных операциях против «Конторы».

По дороге к двери она взглянула в зеркало: джинсы с заклепками в виде серебряных ракушек и черная чешуйчатая куртка с капюшоном придавали ей мрачновато-демонический вид, что совсем не соответствовало ее характеру.

Надвинув капюшон, Тина окунулась в вязкий цветной сироп ночной улицы. Как называется этот город? Лиргисо знает, но не возвращаться же ради пустякового вопроса… да его, наверное, уже и нет здесь – отправился в какое-нибудь потайное логово заливать свое горе изысканными винами. Тина усмехнулась в тени капюшона: Лиргисо умел и устраивать сделки, и успешно вести переговоры, и находить неожиданные и остроумные тактические решения – все это у него было, не отнимешь, но порой он выдавал что-нибудь до того абсурдное, что оставалось только удивляться. Например, насчет «преданных чувств». Тина даже представить не пыталась, по каким извилистым и странным путям текли в это время его мысли.

Возле перекрестка она оглянулась на вереницу башнеподобных многоэтажек, украшенных неоновыми гербами с геральдической символикой. Рубиконский кич. Живущему-в-Прохладе это нравиться не должно, однако дом ему, скорее всего, достался заодно со здешней мафиозной группировкой, унаследованной от Сефаргла, и он не стал переделывать фасад, чтобы не привлекать излишнего внимания к своей персоне. Тина так и не смогла определить, из какого здания вышла, они были похожи друг на друга.

Переулок, куда она свернула, вывел на грязную площадку с павильоном из мутного, в трещинах, рифленого псевдостекла. Павильон наливался то яростно-малиновым, то подводно-зеленым, то призрачно-голубым сиянием – казалось, он вот-вот взорвется, пространство вокруг скрежетало и содрогалось. Это всего лишь музыка, поняла Тина секунду спустя.

У стены стояли два длинноволосых существа непонятной расовой принадлежности – возможно, люди с измененной внешностью; у них были заостренные, как у незийцев, ушные раковины, но при этом белая кожа и перепончатые веерообразные отростки-бакенбарды. У каждого на правом запястье черный браслет вроде того, что носила Тина: киборги.

На Рубиконе киборгов много, как ни в одном другом мире. Есть с виду неотличимые от людей, как Тина, а есть такие, у кого экзотические искусственные органы нарочно выставлены напоказ. Здешние подпольные клиники с нелегального положения давно уже перешли на полулегальное: власти берут с них мзду и не трогают их.

Парочка около меняющей цвет стены не то ссорилась, не то один другого о чем-то просил. Неужели они что-нибудь слышат сквозь грохот исторгаемой павильоном музыки? Или читают по губам? Когда Тина проходила мимо, их губы перестали беззвучно шевелиться: видимо, разговор конфиденциальный.

Ревущий и мигающий павильон остался за поворотом. Вдоль темной улицы тянулся акведук с толстыми, осклизло блестящими трубами – то ли они протекали, то ли на них сконденсировалось за день слишком много влаги, но сверху непрерывно капало, словно шел дождь. Тина остановилась, включила передатчик.

– Стив, забирай меня. Я на улице, вокруг пусто.

В салоне яхты она откинула капюшон и спросила:

– Где Поль?

– У себя. Как там наш союзник?

– Когда мы прощались, он собирался напиться с горя. Не знаю, чего теперь от него ждать. И ссориться с ним сейчас совсем некстати – он нам нужен, в том числе из-за Поля.