Ковчег (СИ) - "Корсар_2" - Страница 47

Ах ты, сто тысяч черных дыр тебе по курсу! Да он же просто мертвецки пьян!

Приблизившись к столу, я водрузил на него термосы, осторожно понюхал оставленную Веном кружку — воняло гадостно, и на вид тоже было не мед, — и, скривившись, отправил ее в утилизатор. Как и емкость, из которой, судя по всему, содержимое наливалось в кружку.

Потом прикрыл оставленную распахнутой дверь, решительно влез в программу дактозамка и к двум хранившимся в памяти наборам отпечатков пальцев добавил свои. Нет, ну поскольку я тут пока вынужден жить — разве нормально попадать в подобные ситуации? Как только у меня будет своя каюта — Невен сотрет лишний отпечаток.

Мысль мне не очень понравилась — как будто часть меня сотрут из памяти, — но я не стал на ней задерживаться, ведь каждый день оттуда что-то стирается, надо просто привыкнуть и не думать об этом.

В общем, дверь я запер, еще раз повел носом, поморщился. Подошел к сломанному шкафу, подергал дверцу, понял, что мне ее не починить — тут требовался рост посолиднее моего. В кое-как набросанном тряпье обнаружил вторую емкость с гадостью, еще полную, но трогать не стал — мало ли, что мне потом дылда скажет? И почувствовал, как возвращается головная боль, о которой я успел совсем забыть.

Сделал пару шагов до кровати, на которой непривычно раскинулся Невен. Обычно он весь подбирается, когда спит, и все вокруг словно хочет укрыть собой, а тут раскинулся на спине, руки-ноги в стороны, в одних трусах, на лицо упали волосы… Как он под ними там дышит?

Я склонился к нему, отводя длинные патлы, убирая за уши. И застыл.

У Невена было какое-то по-детски обиженное выражение лица. А еле заметные брови нахмурены. Я не удержался, провел по ним пальцем. Кожа на лбу дернулась, а у меня в груди придурочно заколотилось сердце. И внезапно захотелось — чтобы открыл глаза, чтобы можно было — на самом деле, откровенно и всерьез, а не тайком…

Ладонь уже скользила дальше — по щеке к колючему подбородку (а у меня пока даже и намека на щетину нет). По твердо сжатым губам, на которых задержалась, потому что исследовала более подробно — какие они сухие и горячие, как дыхание опаляет пальцы, пока они двигаются по верхней кромке (может, это все-таки у меня холодные руки?). По мощной шее к кадыку и ямке между ключицами (ужасно привлекательная ямка, всегда любил ее трогать, что Аделину почему-то страшно бесило). По ключицам — к израненным плечам (надо будет предложить ему полечить натертости — той подозрительной мазью, а, впрочем, можно и так). Потом — по предплечьям, по вздутым бицепсам (вот ведь зараза, не отдыхает совсем — даже во сне мышцы напряжены), к крупным кистям и большим ладоням (кулаки сжаты, точно кого-то бить собрался, даже во сне воюет). Вернулась на грудь (и волос совсем немного, а те, что есть — светлые-светлые), проехалась по бледно-розовой ареоле (мягкой и нежной), спустилась ниже, на ребра, потом к мерно вздымавшемуся животу, пощекотала пупок. И только там, где полоска золотистых волосков убегала все более густеющей дорожкой в трусы, моя ладонь замерла. Я поймал себя на том, что затаил дыхание и закусил нижнюю губу, тут ударили вторые склянки, а Невен пошевелился.

Я отпрянул, в три шага оказался около стола, не глядя схватил миску, плеснул туда из термоса, плюхнулся на стул и понял, что забыл ложку. Позади раздавалось шуршание, точно Вен возился и никак не мог справиться с чем-то. Я торопливо нашел ложку и погрузил ее в кашу. Есть уже не хотелось. Совсем. Наоборот, пока я глядел в варево перед собой, боль в висках усилилась, и мне даже показалось — возьми я в рот хоть капельку, придется немедленно бежать в кабинку возвращать съеденное преобразователю.

Вен все возился и возился, потом застонал.

Я подумал, как ему, наверное, сейчас несладко и не выдержал — кинул взгляд. Помятый, потерянный, Вен сидел, держась за голову.

А мне внезапно расхотелось его жалеть. Вспомнился один из наставников. Я тогда только поступил в Школу, так что мне пришлось с ним столкнуться всего один раз: когда он явился на занятия с похмелья и со злобы чуть не уложил всех нас, первачков, в медчасть прямо со своей физподготовки. Вовремя остановился — одному из курсантов уже стало плохо, и он почти отключился.

Говорили, Зельцер успел дважды появиться в Школе в подпитии, ему сделали внушение, он не внял, а на третий раз даже устроил пьяные разборки с кем-то из высших офицеров. После чего бесследно исчез. Скорее всего, его списали в Полис без права появления в Скайполе, и он там и сгинул.

Я только представил, куда могут отправить Вена, и тут же на него разозлился. Ну что, в конце концов, за дела? У него такая ответственная работа, а он… Ну вот чем он будет заниматься, если ему из-за выпивки не разрешат ходить в рейды? Жалеть себя и заливать горе? Так недолго и до смерти упиться. К тому же алкоголь повышает давление, а у рейдеров и без того нагрузок выше крыши. Ну и какого черта?

Я решительно кашлянул, обращая на себя внимание.

— Молчи, ясно? — каркнул Вен. — Не твое дело, мелкий!

Обида заставила меня отвернуться к тарелке. Безвкусная жижа окончательно потеряла всякую привлекательность. Голова заболела сильнее, злорадно напоминая, что дылда чувствует мои намерения еще до того, как я раскрою рот.

Щелкнула дверь душевой.

Я встал, вылил кашу обратно в термос — не пропадать же добру, а я к ней и не прикоснулся, — тарелку сунул в утилизатор. И внезапно очень заскучал по маме. Как ребенок, честное слово. И полез за рюкзаком — от него все еще пахло той жизнью, которую я уже никогда не проживу.

Дверь щелкнула вторично. Я не оглянулся.

— Мелкий, а ты похмелье лечить умеешь? — Невен остановился за спиной.

Я понятия не имел, умею или нет. Но немедленно отказал. Потому что с какого перепугу? Пусть страдает из-за собственной глупости. Или пусть вон Лейн его лечит. Может, кстати, тот его и напоил?.. Хотя вряд ли — сам дылдин любовник был трезв как стеклышко, когда я его встретил. И его приятель тоже.

Тут этот алкоголик предположил, что я побегу жаловаться Гренделю, и меня чуть не подбросило с пола от возмущения. Но Невен взял — и скинул полотенце, в которое завернулся после душа. Я покраснел и срочно сунулся обратно под кровать.

Дылда возился возле шкафа, шуршали пакеты с одеждой, вжикнули ролики. В конце концов из-под кровати мне пришлось выползти, потому что рюкзак я давно нашел и делать мне там было совершенно нечего, только пыль собирать. Хотя я тут и мыл недавно, да. Между прочим, до меня в этом флате, по-моему, вообще никто не убирался! Как раз под кроватью просто ужас что творилось.

— Меня не жди, приду поздно, — неприязненно сообщил Невен и ногой отправил под кровать предыдущий комплект одежды.

Обалденно он тут хозяйничает!.. И, можно подумать, кто-то собирался его ждать!.. Хотя намекнуть на то, чтобы поел, все же стоило.

А он вдруг глянул на меня презрительно и выдал:

— Тошнит меня от всех вас, таких заботливых.

Последовавшее «можешь съесть мою порцию» прозвучало как пощечина: «Да жри ты, если так о еде волнуешься».

Он уже вышел, а я все сидел в обнимку с рюкзаком и переваривал — за что? Ну за что?

В горле застрял непонятный комок.

Я с усилием поднялся, бросил взгляд на разоренную постель — в глаза бросились несколько весьма характерных подсохших желтой корочкой пятен на простыне, — и замутило по-настоящему. Я закрыл глаза, постоял немного, стараясь утихомирить желудок, потом вытащил из рюкзака свой спальный мешок и, жалея гудящую голову, принялся устраиваться на полу. Спать в чужой кровати я сегодня точно не собирался.

26

Проснулся я от того, что замерз. Не открывая глаз, пошарил руками справа-слева. Одеяло болталось где-то в ногах, а рядом почему-то никого не было. Я с трудом вспомнил, что спать залег среди дня, и мелкого под боком оказаться в принципе не может. А у Лейна работа.

Голова разламывалась. Все же удивительную дрянь гонят эти Реттисси, правильно их в остальных кланах шугают, давно пора прижать самогонщиков.